Белый, белый день... - Александр Мишарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но все-таки, года через три, его вызвали в ЦК и предложили должность первого заместителя министра. Намекнули, что через год-другой он может сменить своего старого начальника.
Министр принял его радушно, как родного. Сергей Александрович не мог не заметить, как сдал старик, стал уже совсем седой, хотя и пытался красить волосы. Уже чуть дрожали его пальцы. Иногда по-младенчески растерянными становились глаза, когда вставал мало-мальски серьезный вопрос.
Сергей Александрович Корсаков не подал даже вида, что заметил эти изменения.
– Ну, вот видишь! Стол-то твой по-прежнему цел, – подмигнув ему, улыбнулся министр. – Сколько его хотели убрать, я не давал…
Он задумчиво побарабанил пальцами по лакированному дубу и неожиданно сказал:
– Сколько раз, представь себе, Сергей Александрович, мне самому хотелось запустить им в такого же мудака, как я! Сколько раз! Да вот не посмел. – Он поднял на Корсакова глаза, полные слез. – А ты смог! И многое еще сможешь! Я на твоей дороге стоять не буду. Годик-полтора – и уйду тихо…
Он прошелся по кабинету и добавил еле слышно:
– Не понимаю я новых веяний! Не понимаю! – И, махнув рукой, быстро закончил разговор: – Ладно. Еще поговорим. Будет время, все обсудим!
Через два с половиной года Корсаков в качестве и.о. министра (Фаготин несколько месяцев болел) вынужден был подписать акт о расформировании союзного министерства в связи с распадом, уничтожением, исчезновением самого государства – СССР. Исчезли, расформировались и его властные органы… В том числе и Совет Министров, а значит, и отдельные министерства – вчера еще союзные.
Так кончилась карьера Сергея Александровича Корсакова – и.о. министра…
А через полтора месяца собравшиеся в Москве директора заводов, институтов, КБ и пр. и пр. основали концерн, акционерами которого стали основные предприятия бывшего министерства, и президентом концерна выбрали С. А. Корсакова.
Сергей Александрович понимал, что все смотрят на него уже не как на госчиновника высочайшего ранга, а как на хозяина огромного акционерного общества, где только крупных заводов было почти сто семьдесят, все ведущие КБ страны. Все еще было на ходу, изделия сходили с конвейера, разрабатывались новые типы техники, делались новые и усовершенствовались старые машины.
Еще были деньги, ресурсы, многотысячные коллективы, гениальные головы, огромные площади.
Не было… не стало заказов! Страна начала разоружаться.
* * *Сергей Александрович положил лекарство под язык и глубоко вздохнул. Было уже около пяти вечера. На улицах, в сквере стало многолюднее. Он по-прежнему сидел на лавочке и, казалось, ни о чем не думал.
Машинально достал мобильный телефон.
– Слушаю, Сергей Александрович, – тут же раздался услужливый голос его первого зама.
– Яков Николаевич! Что у нас там? Ничего спешного? – спросил Корсаков.
Заместитель понял, что Корсаков хочет, чтобы он ответил утвердительно, так и ответил.
– Все под контролем! Все в порядке, Сергей Александрович.
– А как НИОКР-21?
– Всё под контролем…
– Тогда до завтра, – буркнул Корсаков и набрал номер своего шофера.
– Ты где?
– У вашего дома.
– А что ты там делаешь?
– Вы как вышли из подъезда… На меня даже не посмотрели. И в такси. А я так и жду вашего звонка.
– Ну ладно… Молодец! – прервал его Сергей Александрович.
– Вы где сейчас? – осторожно спросил шофер.
– Угол Покровки и Покровского бульвара. Знаешь где?
– Знаю. Там еще на углу кафе-кондитерская…
– В общем, в сквере я тебя жду. Сколько тебе нужно?
– Двадцать пять минут. Может, в двадцать уложусь!
Еду.
Корсаков выключил телефон и неожиданно почувствовал прилив сил. Он встал и медленно пошел по дорожке сквера. Даже мимолетное прикосновение к делам, к возможным проблемам, к привычному ритму работы придавало ему силы, внутреннюю собранность.
Да! За долгие тринадцать лет президентства в концерне он уже мог оставлять себе только принципиальные вопросы. Вся текучка, мелочовка была давно переложена на плечи пяти его заместителей. Но кроме принципиальных решений нужно было видеть, пристально наблюдать, как работает коллектив, его ближайшие и дальние помощники… Не нужно знать любой вопрос досконально… но надо в принципе понимать, о чем идет речь в том или ином предложении, которое кладут ему на стол.
Сергей Александрович подошел к давно знакомому киоску «Союзпечати». Когда-то здесь продавали и билеты на футбол. Ему было тогда тринадцать-четырнадцать лет…
Какое упоение было в октябрьскую, холодную погоду попасть на ярко освещенные трибуны. Сидеть тесно зажатым в толпе болельщиков и смотреть вниз на ярко-зеленый квадрат поля… На огромные фермы с ярко горящими фонарями… На красные и белые фигурки игроков… На многотысячную толпу… Чувствовать выдохи и вздохи стадиона, его всеобщее ликование, когда кажется само сердце выпрыгнет из груди при удачном ударе игрока твоей команды.
Когда же я был в последний раз на футболе?
Уже и не помнит!
Сергей Александрович остановился около ограды и начал внимательно смотреть на витрины напротив. Почти все изменилось… Где был большой рыбный магазин с огромными аквариумами, где снуло плескалась иногда живая рыба, где всегда пахло сыростью и острым запахом копченостей, теперь был японский ресторан. На углу, где была дорогая кулинария, – что-то похожее на спортивный магазин с лыжами, торным снаряжением в широких витринах. Он посмотрел вдаль, вниз по Покровке, и увидел вместо первой своей библиотеки-читальни – магазин «Спартак»…
Сергей Александрович медленно огляделся вокруг… Смотрел на дома, деревья на сквере, на мчащиеся машины, на людей, спешащих после работы…
Все было знакомое и одновременно чужое.
Корсаков не узнавал ни этих так хорошо знакомых улиц, ни домов, ни витрин… Ни даже людей. У всех были какие-то напряженные, замкнутые лица… Никому не было дела до него.
Сергей Александрович вспоминал какие-то старые кадры, фотографии из журналов 1907—1910-х годов. Когда-то его поразила простая мысль, что ни одного – буквально! – ни одного человека из этих толп, из этих празднеств, коронаций, стройных рядов солдат и офицеров, отправляющихся на фронт, – никого уже не было сегодня в живых.
«Как проходят поколения листвы, так проходят поколения людей» – ясно вспомнились ему тогда слова Гомера.
Но и в этот предвечерний час Сергей Александрович вдруг почувствовал себя как бы лишним в этой толпе людей, в этом переделанном городском пейзаже. И это чувство было настолько острым, что у него невольно защемило сердце.
Да, много, слишком много уже отобрала у него жизнь – юность, молодость, родителей, двух жен… Страну, в которой вырос и с которой был связан всеми своими устремлениями. Простыми и ясными задачами, которые ставил перед собой, перед коллективами, которыми руководил.
А сегодня он понял, что у него уже нет не только родного гнезда, но даже родных мест, где он вырос, мужал, становился юношей…
Бесконечная череда друзей, коллег, товарищей, просто знакомых, давно – или сравнительно недавно ушедших из жизни, – проплывала перед его глазами…
До чего же упорен человек в своем желании выжить. Даже хороня самых близких, что были частью его – жен, детей, ближайших друзей, с кем ты вместе отдавал делу, открытиям всю свою энергию, силы, даже дыхание, даже прощаясь с ними, чувствуя все больше пустоту около себя, – разреженный воздух одиночества, – ты все равно продолжаешь жить, цепляться за работу, которая тебя уже давно не волнует. А ты по инерции все тянешь и тянешь этот воз…
Сергей Александрович быстро зашел в кафе, подошел к стойке, выпил сто грамм коньяка.
Барменша что-то говорила ему, а он не понимал ее слов, только улыбался и смотрел в широкое окно – не появилась ли его «вольво»?
Горячая волна начала подниматься в груди. Сердце стало биться наполненнее, воздух сам ворвался в расширенные легкие.
Корсаков на секунду почувствовал, что у него чуть закружилась голова, но не болезненно, а приятно, даже весело.
Он повернулся к красивой, холеной барменше – лет сорока – и спросил ее, улыбаясь:
– Девушка! Откройте мне вашу тайну!
– Для такого клиента… все, что могу! – улыбнулась она.
– Скажите, милая… как на духу! Зачем вы живете? Ради кого?
Женщина на секунду замкнулась! Она поняла, что это не праздный вопрос.
– Ради… – Она помолчала, а потом медленно стала отвечать. – Нет, не ради сына. Он у меня уже самостоятельный, женатый…
– Может, ради мужа?
– Ой, что вы! Глаза бы мои его не видели!
– Вы так прекрасно выглядите! – продолжал настаивать Корсаков. – Следите за собой. Значит, есть ради кого… Или чего?
Женщина серьезно посмотрела на Сергея Александровича и вдруг предложила сама:
– Давайте как-нибудь встретимся? Позвоните мне… когда настроение будет. – Она протянула ему визитку. Быстро посмотрела ему в глаза. – Меня Катя зовут…
