Пристрелочник - В. Бирюк

«Армия держится на сержантах» — старинная армейская мудрость.

«Святая Русь» держится на рабах. Тиун — раб, ключник — раб. Сказано же в «Русской Правде»: каждый, «кто носит ключ без ряда» — холоп или роба.

Они же выкармливают, вынянчивают, выращивают «соль русского народа». Пестуны, кормильцы и кормилицы. Вкладывая в детские души свои, рабские, представления о том «что такое хорошо, и что такое плохо».

«И привольная, и празднаяЖизнь покатится шутя…»

«Святая Русь» — страна рабов. Не потому, что рабов много, а потому, что свободные люди управляемы правителями, которые, пусть и неявно, управляются собственными рабами.

Рабы — плохо.

Свободные — ещё хуже. Их просто нет.

«Третьего — не дано».

Верю. Что кому-то — не дано. А мне… надо просто немного подумать.

Нормально: поиск выхода в ситуации неразрешимого противоречия — работа «эксперта по сложным системам». А уж мне-то! С нашим-то опытом всего совейского народа!

Принудительный труд. Но не рабство. С сохранением личной свободы (в допустимых пределах), отсутствием рабовладельца (персоны), с мотивацией возможного освобождения (по Освенциму и Второзаконию).

ГУЛАГ? Ну, типа… С ориентацией на иностранцев. В смысле: полон, военная добыча. С соответственно подготовленными и оборудованными местами исполнения.

Негуманно? По сравнению с чем? С грядущей «Погибелью»? С сотнями ежедневно умирающих в курных избах детей?

Неэффективно? По сравнению с чем? С отсутствием труда вообще отсутствующих свободных людей?

Насчёт эффективности… есть вчерашний пример. С «трудовыми подвигами» полонянок-мятежниц. Сработало же!

Девок, конечно, на кирпичи не поставишь. Им другое ценное применение есть. Остальной полон Николай втюхал муромским почти задарма.

Ну не резать же их было!

Кормить полон — нечем, держать — негде, контролировать — некому. Прогнать… они вернутся с гадостями. Ставить вровень со своими — бестолку. Работы не будет — будут свары, крамолы и проблемы.

Продавать людей я не буду. Тут у меня… моё табу.

Могут быть у лысого Ванечки личные суеверия и предрассудки?! Я, конечно, законченный прогрессор-рацухератор, но хоть что-то человеческое во мне ещё осталось?!

Николай правильно сделал, что скинул «чёрное дерево» по дешёвке. А теперь их нет.

Мда… И что? Это, наверняка, не последний случай. Ну, не люблять мине местные! Значит — будет кому кирпичи лепить!

— Работать будут подневольные. Со склонностью к побегу. Порядок… жесткий. Так и планируй.

Неуверенная улыбка на лице юноши. Карцер надо предусматривать. Это — хорошо, это — ему знакомо.

Ну вот, Христодул, мы снова — со-трудники, сотоварищи. «Партайгеноссе». Не по партии — по борьбе. По превращению человеческой глупости и неорганизованности — в строительный кирпич. Поддержим его лёгкой лестью:

— Надо, Христодул, край надо. Вот я про трубу водяную говорил в водонапорную башню. Может, не башню, может — яму. Но делать-то её всё равно из кирпича. Особенного — водостойкого. Покажу, научу. Но делать — тебе. И оставь на глинище место для Горшени. С печами и посвободнее. Ему трубы водоводные лепить, горшки обжигать, гончаров учить… Ты, хоть и молодой, а уже опытный. Лучше тебя в этом деле — нету. Предусматривай.

Я взял из Рябиновской вотчины и пересадил на Стрелку систему. В том числе — подсистему «исправления и наказания». Очень скоро она получила народное, а потом — и официальное название «каторга». Форма организации принудительного труда для решения государственных, моих задач. Одна из форм.

Размах этой системы, состав контингента — со временем менялись. Определяясь возможностями, потребностями, моими представлениями о «правильно». Христодул, учуявший новые горизонты борьбы за наведение порядка, тропу по лезвию между бессмысленной жестокостью и аморфной гуманностью, строил и перестраивал систему. Очень скоро во «Всеволжскую правду» было вбито ограничение: максимальное наказание — 12 лет каторги. Но и это было избыточно.

Прямо скажу: Всеволжской каторги боялись. «Наказание» получали все, а вот «Исправление»… доставалось очень немногим. Остальные не доживали.

Я внимательно разглядывал своих помощников. Надо ещё сказать. Или рано? Нет, люди должны видеть перспективу. И быть уверены в своём лидере.

— Кто у нас в огнеупорах понимает? Того, что в Ярилином овраге есть — мало. Надо ещё место одно найти. Горшеня, не дёргайся — ты здесь нужен. Прикинь кого-нибудь толкового из своих подмастерьев. Идти надо вниз по Волге вёрст 40, потом на юго-запад столько же. Там будут глины… Э… ядрёные. Оттуда дальше, к Оке — ещё вёрст 10. Как с ближним глинищем разберёмся — пошлём туда людей. Нам добрый кирпич для многих печек нужен. Давайте поторапливаться.

Хорошо, что я помню смысл обозначения ГО — «глины огнеупорные». И картинку когда-то попавшей на глаза геологической карты. Огнеупоров мне надо будет много. Потому что Всеволжск будет индустриальным центром. А не только торговой площадкой, как неудачно получилось у Аламуша с Ага-Базаром.

Здешняя индустрия — печки. Их надо делать из качественного кирпича. Постоянные ремонты прогоревших стенок, сводов и подов — задалбывают. При большом количестве установок снижение интенсивности отказов — вопрос существенный.

Между тем народ воспринял нечто иное. Как народу и привычнее. Что Воевода…

— Слышь, он чего? Типа, насквозь видит? На сажень под землёй?

— Да не на сажень! Ты ж слыхал — идти 40 вёрст! Ё… я ж… вчерась… и заховал… Место держи, сбегаю-отдам. Пока не началось.

Мужичок начал осторожно пробираться к выходу. Уже у дверей поймал мой внимательный взгляд, всхрапнул и рванул на двор. Интересно — что ж он такое «заховал»?

Тут влез Прокуй. Так это… прессует.

— Ядрёная глина спешно нужна. Мы что привезли — в горн вбили. А ещё? Вот ты, Воевода, сказывал, что покажешь, как железо литься будет. Ну и где? Как? Ты обещался.

Прокуй воспользовался моментом и складывает на меня свои претензии. Ему только начать. Извини, дружок, но металлургия сейчас — не самое «горящее» дело. Хотя… Надо дать парню перспективу. Почву для размышлений. И надежду на чудеса.

— Верно сказано в Писании: видят, но разумеют. Выгляни наружу, Прокуешка. Видишь? Над краем Дятловых гор ветер мусор несёт. Снизу от Оки поднимает травинки сухие да листья палые.

— Н-ну. И чего? Не, ты, Воевода…

— Я — Воевода, ты — кузнец. Мастер. А перед носом — не видишь. Что нужно кузнецу? Руда, уголь и воздух. Руда добрая, уголь жаркий и воздуху много. Для этого «много» во всём мире ставят к варницам, горнам — меха. Воздух в печку загонять.