Возвышение империи - Сэм Барон

Мысль об этом заставила его задрожать. За все долгие годы сражений Эсккар только однажды попал в плен, и в тот день смерть подошла к нему вплотную. Воспоминание о том, как он, беспомощный, стоял перед своими врагами, все еще мучило его.

Эсккар поклялся про себя, что его никогда больше не возьмут живым. Лучше упасть на собственный меч, чем пройти через такой ужас.

— Если бы штурм Биситуна пошел не так, Гронд, я сам мог бы кончить привязанным к повозке, а Ниназу стоял бы надо мной.

— Что ж, командир, я бы отомстил за твою смерть. Или, по крайней мере, похоронил бы твои останки.

Эсккар посмотрел на Гронда и невольно улыбнулся.

В доме никого не было, кроме них и двух сестер, сжавшихся в соседней комнате, пытавшихся не слышать рев толпы. Все остальные были снаружи, наслаждаясь представлением. Вопли в доме звучали почти так же громко, как на площади.

Эсккар покончил с пригоршней винограда.

— Ты бы хотел выпить вина, господин, или что-нибудь поесть? — Лани вышла из спальни.

— Ты не хочешь смотреть, как пытают Ниназу, Лани?

— Нет, господин. Я видела достаточно пыток. Теперь его очередь, колесо повернулось, я знала, что так случится.

Эсккар осмотрелся.

— Где твоя сестра?

— В нашей комнате. Прячет голову под одеялом. Типпу не может видеть такие вещи. Ей становится плохо, даже когда она слышит крики.

Гронд встал.

— Может, мне пойти к ней, Лани? Как думаешь, это поможет?

Эсккар размышлял о Гронде и Типпу, о том, что случилось ночью — или о том, чего, похоже, как раз не случилось. Он спросит об этом своего телохранителя позже, когда они останутся наедине…

Но Лани заговорила об этом сама:

— Думаю, было бы хорошо, если бы она могла немного побыть с кем-то, кроме меня. По крайней мере, пока не кончится этот ужасный день, — она посмотрела на Гронда. — Ты можешь снова сдержаться, как сдержался прошлой ночью?

— Если ты был рабом, — ответил Гронд, — ты знаешь, что надо сдерживаться. Я только обниму ее, — он взглянул на Эсккара. — Можно, командир?

Эсккар кивнул, удивленный серьезным тоном Гронда.

Телохранитель встал из-за стола и пошел в комнату женщин. Эсккар вопросительно посмотрел на Лани.

— Он так и поступил прошлой ночью, господин. Он обнял ее и сказал, что она в безопасности. Она долго плакала в его объятьях, пока не уснула. Твой телохранитель не овладел ею. Он был рабом в Аккаде?

— Нет, не в Аккаде. Он рассказал мне, что был рабом в восточных землях, но никогда много об этом не говорил, сказал только, что сбежал. У него отметины от бича на спине, и даже в Аккаде его снова могли бы продать в рабство, если бы нам не нужны были воины, чтобы сражаться с алур мерики.

— Но ты не продал его в рабство, когда опасность миновала? А люди в городе не объявили его беглым рабом?

— Я был рожден варваром, Лани. Обычаи города — не всегда мои обычаи. Кроме того, он спас мне жизнь, и не один раз. Ты думаешь, я мог бы отплатить ему за это, снова сделав рабом?

Эсккар толкнул к ней чашу с вином, и она, сделав маленький глоток, вернула ее обратно.

— А теперь ты правишь самым большим селением на свете, поэтому ты уже не варвар, иначе горожане не последовали бы за тобой.

Эсккар улыбнулся.

— Им все еще нелегко признать меня правителем. И я правлю не один, Лани.

— Это кажется еще более странным — что знать Аккада смирилась с властью женщины.

Итак, Лани слышала об истинной роли, которую играла Трелла в Аккаде. Что ж, это упрощало дело.

— Она сама была рабыней. Ее отдали мне, чтобы она помогала мне по хозяйству, — Эсккар улыбнулся, подумав об этом. — Трелла из тех женщин, которых мой народ называет «наделенными даром». Она многое видит, знает тайны деревни и понимает нрав мужчин. Без нее я бы даже не уцелел, не говоря уж о том, чтобы стать правителем Аккада.

— Я слышала, что она молода, что ей всего пятнадцать. Должно быть, у нее и вправду дар. Наверное, ты очень сильно ее любишь.

Эсккар кивнул.

— Ты и представить не можешь, как сильно. Она для меня особенная. И сейчас она носит нашего ребенка, который будет править Аккадом после нас.

— Тогда я благословляю ее имя. И не позволю себе ревновать к ней.

— Не ревнуй, Лани. Я здесь благодаря ей, и благодаря ей ты под защитой Аккада.

Он протянул руку через стол и коснулся руки женщины.

— И я думаю, ты очень на нее похожа. У тебя быстрый ум, и ты понимаешь нрав мужчин. Сколько тебе лет, Лани?

— Весной мне исполнится двадцать четыре, господин. Но большую часть того, чему я научилась, я скорее всего забуду.

Крики боли Ниназу звенели над площадью. Эсккар и Лани умудрялись несколько мгновений не обращать внимания на шум снаружи.

Но внезапно крики стихли, оборвались, а вместо них раздался громкий разочарованный и неодобрительный стон толпы.

— Ниназу или потерял сознание, или умер, — сказал Эсккар. — Пойду взгляну.

Он подошел к двери и окликнул одного из воинов. Спустя несколько минут Эсккар вернулся к столу и снова сел.

— Ниназу мертв, Лани. Палачи были слишком небрежны. Жители думают, что он мало страдал.

Лани опустила голову.

— Я рада, что он мертв. Смерть моего мужа отомщена. Теперь я могу похоронить его, по крайней мере в мыслях.

Всем приходится справляться с горем и потерей по-своему, и Эсккар уже сделал все, что мог, чтобы ей помочь.

— Ты ни в чем не будешь нуждаться до конца своих дней, Лани. Оставайся в доме, пока все не кончится.

Он повернулся и снова вышел на площадь.

Толпа вновь обрела голос. Теперь, когда Ниназу был мертв, люди снова начали спорить. Многие хотели, чтобы все пленники были подвергнуты пытке и убиты, и Эсккар наблюдал, как Сисутрос колотит рукоятью меча по столу, чтобы заставить всех замолчать.

Прежде чем Сисутрос успел разобраться с остальными людьми Ниназу, солнце пересекло полуденную черту.

Аккадцы взяли в плен тридцать одного человека, и с каждым нужно было разобраться лично. Эсккар знал, что те, кто совершили самые худшие преступления, будут самыми скверными рабами — слишком высокомерные, чтобы смириться. За ними потребуется следить, сторожить их до конца дней, а они всегда будут выжидать случая сбежать и доставят больше неприятностей, чем пользы. Жители деревни указали на девять таких человек, и совет приговорил их к смерти. Четверо совершили особо зверские злодеяния и были подвергнуты пытке, пройдя перед смертью через муки. Быстрый удар мечом в сердце решил судьбу других пяти.

Остальных, которые были достаточно покорны, чтобы смириться с наказанием, Сисутрос приговорил к рабству. Их заклеймят клеймом Аккада, и они будут работать до самой смерти. Сисутрос приказал, чтобы пятнадцать рабов были как можно скорее посланы в Аккад. Этому городу, занятому расширением стен, рабочие нужны были больше, чем Биситуну. Корио и его строители найдут применение лишним рукам.