Три правила ангела - Катерина Снежинская

– Была, была. Девица какая-то была, вся из себя такая фря, к соседу шастала. Я его и спрашиваю: «Неужто, Максюш, жениться надумал?» А он мне и отвечает эдак со смешком: «Мне, – говорит, – тёть Нин, спокойствие дороже». А я ему: «Ну и правильно, такая-то что? Ни борщ не сварит, ни котлеток не навертит, одни каблучища и губища!». А он…

– Тёть Нин, а давно вы ту девушку видели? – совсем невежливо перебила Ленка, которой про губы слушать ну совсем не хотелось.

– Да уж давненько, – призадумалась соседка. – Понимаешь, дело-то какое, мальчишки, паразиты, залепили своей жувачкой глазок и теперь вот сижу, трясуся. А вдруг чего? Вон дядьку-то твоего чуть не пристукнули, не дай бог, ко мне придут, а тут и не видать ничего. Попробовала сама отковырнуть, да куда там, пакость заграничная намертво прилипла. Я внуку-то звоню, говорю: «Отдери, страшно ж!», а он мне: «Приеду, баб, как дела переделаю». Дела, вишь, у него, а ты тут сиди под дверью, трясись, бди. Вот молодежь пошла! А ты-то тут чего, Леночка?

– А меня Максим Алексеевич попросил цветы полить, – ляпнула убаюканная старухиной воркотнёй Ленка.

– Ну-ну, – явно не поверила тётя Нина, – цветочки, значит. Дело хорошее. А других-то девиц нет, не было, лишь фря та. Точно тебе говорю.

– Вот и хорошо, – буркнула себе под нос Старообрядцева, решительно доставая ключи. – Других нам и не надо.

Дверь бесшумно открылась в настороженную темноту. Ленка переступила порог, судорожно пытаясь вспомнить, где тут выключатель находится. Не вспомнила, конечно, потому как не знала, а ладонью нашаривалась лишь холодная стена. Девушка аккуратно прикрыла дверь, отрезая себя и квартиру от зыбкого подъездного полумрака и чересчур любопытного старушечьего носа, придерживаясь всю за ту же стену, шагнула к проёму, за которым синело голое, без штор, окно.

Что-то в комнате было не так, неправильно, только вот что, Старообрядцева сообразить не успела, потому как темнота вдруг вспыхнула ярким, белым, потолок. На котором мерцал блик уличного фонаря, резко и быстро поехал в бок и вниз, а собственные Ленкины ноги непонятно куда делись. И тут же ослепительно-белое загородило что-то огромное и чёрное, а перед этим чёрным поплыли зеленоватые точки и загогулины, смахивающие на червяков. Щеки коснулось холодное и твёрдое, нажало.

– Говори, где колье, сука, – прошипело громадное и холодное нажало посильнее, – а то без глаза останешься.

Ленка попыталась сообразить, о чём её спрашивают, правда попыталась, но ничего у неё не вышло, в голове будто колокол бил и затылок налился тяжёлым.

– Ну?!

Холодное, ставшее горячим, кажется, скрежетнуло по кости скулы и по щеке потекло что-то вовсе обжигающее. Старообрядцева подняла ладонь, чтобы отереть лицо, но по запястью ударило так, что рука отнялась по самое плечо, будто в неё зубную заморозку вкололи.

– Грабли убрала! – приказала чернота. – И говори, говори, тварь! Мне с тобой возиться некогда. Кончить бы тебя прямо сейчас, – громадное наклонилось совсем низко, почти к самому Ленкиному лицу, пахнуло свежестью и мятой. – Лезешь и лезешь, куда ты всё лезешь? Ну, говори!

– Ч-что? – проблеяла Ленка.

– Колье где?

– К-какое коль-е?

– Ах ты дрянь!

И вот тут до Старообрядцевой дошло, да так чётко, ясно и до конца, что даже под черепом звенеть перестало: сейчас её будут убивать. И, возможно, быстро это не закончится.

***

Ленка закрыла глаза всего на секундочку, не больше, а когда открыла, то ничего не поняла. Поморгала, даже зажмурилась, но яснее от этого не стало.

– Встать можешь? – хмуро спросил Макс.

– Нет, – честно ответила Старообрядцева, снова подняла руку – левую, правая так и осталась замороженной – потрогала колкую от изрядно отросшей щетины щёку. – Это ты?

– Это я, – совсем уж мрачно признался Петров.

Свет ночника бликовал в стёклах его очков, не давая рассмотреть глаза, да Ленке этого не очень-то и хотелось, она была уверена, что ничего хорошего для себя в них не разглядит.

– А почему ты в очках?

– Потому что у меня близорукость, – процедил Макс.

– А раньше был без очков, – задумчиво протянула Ленка.

– А раньше были линзы, – почти выплюнул Петров и куда-то пропал.

Старообрядцева закрутила головой, пытаясь понять, куда это он девался.

– Лежи смирно. Дай посмотреть, – рыкнуло откуда-то сверху и сзади и Ленкину голову обхватили тёплые, но очень твёрдые ладони, повертели туда-сюда не слишком ласково, даже в шее что-то хрустнуло. – Шишка, – вынес вердикт Макс, – здоровая.

– Где шишка?

– Лежи смирно, говорю, – прикрикнул Петров, – тут кругом осколки.

И снова пропал, теперь уже окончательно, позади даже пусто стало, а на душе тоскливо, ну точно у собаки, которую хозяин на даче забыл. Но Ленка всё равно почему-то послушно лежала, даже не пытаясь встать, только смаргивала невесть откуда взявшиеся слёзы.

– Не дёргайся, – приказал снова непонятно откуда взявшийся Макс и Ленкиному затылку стало жутко холодно, но так приятно, что Старообрядцева простонала тихонечко, прижалась головой к холодному, комковатому, а, заодно, скулой к тёплому – Петровскому запястью, и щекой к шершавому – рукаву его куртки.

– Ты вернулся? – помолчав, спросила Ленка.

– Четыре часа назад отпустили.

– Не-ет, – Старообрядцева поелозила затылком по комковатому, вытягивающему из головы звон и тяжесть. – Скажи, ты правда вернулся?

– Кажется, мне и деваться-то некуда, – вроде бы усмехнулся Макс.

Ленке, конечно, хотелось услышать совсем не это, но, тяжко вздохнув, она промолчала. Пока ведь и так хорошо. Ну или, по крайней мере, не совсем плохо.

– Лен, что ты хочешь, чтобы я сказал? – после немалой паузы – сердито, ну а как иначе? – спросил Петров.

– Что ты по мне скучал, – проскулила Ленка.

Наверное, шишка и впрямь была большой, а то с чего бы иначе вдруг язык сам собой болтать начал, не спрашивая хозяйкиного мнения?

– Я по тебе скучал, – совсем уж злобно подтвердил Макс.

– И что тебе было плохо без меня.

– Было плохо.

– Очень плохо?

– Детский сад! – вызверился Макс и потащил Старообрядцеву вверх, пристроил между собственных коленей, сам-то он на полу сидел, заботливо придерживая кулёк у её затылка, и сдёрнул очки. Почему-то без них его глаза оказались совсем рядом, гораздо