Несносная Херктерент - Владимир Чистяков

Штурм городок вряд ли выдержит, но у мирренов приказ — по возможности обойтись без кровопролития. Все-таки эскадра броненосцев, совершающая трансокеанский переход (попросту говоря, пугающая руководство приморских стран грэдской военной мощью) — довольно сильный раздражающий фактор. Предложение капитуляции, сначала на обычных условиях, потом на почетных. Дерзкие ответы гарнизона.

(Версия, попавшая в пьесу, разумеется, сильно отличается от слышанной Мариной, её персонаж, в оригинале, сказала мирренскому офицеру что-то вроде: «Сперва отрасти себе что-нибудь подлинней, а с таким (продемонстрированы почти соединенные большой и указательный пальцы) и думать не смей о грэдских женщинах»)

Переговоры между гарнизоном и мирренскими офицерами.

Миррены готовятся атаковать.

Финальная сцена заканчивается гудком броненосца.

— Последние два акта народ смотрел исключительно на тебя?

— С чего бы это? — самым невинным тоном поинтересовалась Марина.

Софи показала ей кулак.

— У многих теперь закрадываются сомнения, благодаря кому тот кризис был разрешен в нашу пользу.

— Ну, я, вообще — то — скромная девочка… — сказала Марина.

Софи в очередной раз запустила в неё чем-то тяжелым. Безуспешно!

В этом десятидневье Марина ухитрилась ничего не натворить. Домой ехать не хотелось совершено, да тут ещё прознала, что в библиотеку поступили обязательные экземпляры от издательств за полгода. А она далеко не всё читала. Но Софи с хитрющей физиономией заявляет, что император сейчас в Загородном и хочет на выходных видеть их обеих. Марина заподозривает какой-то подвох. Довольная физиономия сестрёнки только усугубляет опасения.

— Итак, юные… леди… — с нескрываемым сарказмом заканчивает фразу Саргон.

Сарказм вполне уместен. Софи в школьной форме выглядит классической примерной ученицей. Марина уже успела переодеться, и теперь на ней шорты, армейская футболка, непременный берет, на щиколотке ножны, ещё одни на поясе. Наряд завершают тёмные очки.

— С учебой вы обе справляетесь блестяще. Но недавно я получил из школы некий документ, озаглавленный «Нарушения школьных правил, допущенные в течение учебного года». Прямо скажем, был впечатлён. Для наглядности, по моей просьбе, документ изготовлен в виде свитка.

Саргон поднимает руку вверх. Лист развернулся. Конец касается пола.

— Впечатляюще, не правда ли? Список твоих похождений, Марина, чуть ли не метр длиннее тебя самой. И я на сто процентов уверен — список далеко не полный.

Марина опускает глаза, шаркает ножкой по полу.

— Ну… Это… В большинстве случаев они сами напросились!

— Они — это кто? Танк, что ли? Или ни в чём не повинные химические ингредиенты? Или собака, в зелёный цвет выкрашенная? Отравители среди Еггтов издавна водились, теперь ещё сапёры завелись!

— Миленькой расцветки пёсик получился, — не удержалась от комментария Софи, — качественную у нас краску производят.

Марина молчит. Раскаяния или стыда не испытывает. Но аргументы отца из разряда «крыть нечем».

— Можно подумать, в школе училась только я…

Марина не зря устроилась в паре метров от сестры, иначе была бы драка. Софи напоролась на взгляд отца, и осталась стоять. Марина, на всякий случай, сдвигается на полметра в сторону.

— Разумеется, не только ты.

Саргон роняет свиток и берёт со стола листок бумаги.

Демонстрирует дочерям. Всего одна запись. Обе прекрасно знают какая.

— Позволю себе зачитать. «Драка с М. Херктерент. Направлена в медпункт».

— Я… — начинает было Марина, но Софи прерывает.

— Мы обе были неправы. И извинились друг перед другом.

Марина согласно кивает.

— Отрадно слышать. Что вовсе не отменяет первого списка.

— Что же с тобой, Марина, делать?

— Больше не пускать в школу, — тут же подает совет Софи, — страшнее наказания для неё придумать всё равно не сможешь.

— Sestra, — с выраженным мирренским акцентом говорит Марина, — Ви есть само воплющение доброта!

— Я не настолько жесток. Но наказать тебя накажу.

Как вам обеим известно, ученики получают некоторую сумму на карманные расходы. Ну, так вот. Твое финансирование, Марина, до конца учебного года ограничится этой суммой. Софи может по своему усмотрению распоряжаться половиной суммы, выделяемой на содержание члена императорской фамилии.

Глава 8. Самолёт

Язык у Марины не подарок, а учится она со сверстниками сестры… Вроде бы вполне романтический возраст… Да и весна в самом разгаре. У Марины же начался очередной приступ злословия. Вскоре выяснилось, что от гвардейских десантников Марина позаимствовала не только навыки рукопашного боя, но и большую часть неуставного лексикона… Маринины комментарии о характере взаимоотношений некоторых парочек вскоре стали широко известны. На Марину обиделись… Ума хватило, что бы понять — на стандартные в этом возрасте издевательства её не возьмешь — легко и непринужденно даст в ухо, притом ногой…

Особо рьяные «почитательницы» подговорили своих дружков проучить несносное высочество…

— А может, договоримся

— Может, и так. Пробеги от корпуса до корпуса в таком же виде, как я тогда. Прямо сейчас. И мы, может быть, подумаем.

Гнусно расхохотался.

Марина подумала: «Мне уже начинает доставаться чужая слава. Ну что же, не посрамим ни чужой, ни своей!»

— Знаете, что ребятки… — заговорила с подцепленными у сестрёнки игривыми интонациями…

Стоявшие впереди качнулись вперед

Она резко выхватывает из кармана и швыряет в лицо перцовую бомбу собственного изготовления. Хлопок! Вздымается красноватое облако. Трое хватаются руками за лицо, один падает на колени, ещё несколько сгибаются от жуткой рези в глазах и горле. Кто-то падает, получив коленом в пах.

Завертелось!

Начиналось неплохо — Марина частенько видела, как отцовская охрана тренируется, да и император сам не прочь был размяться.

До Марины стало доходить, что влипла.

— Держись, Марина!!! — кричит Софи, благоразумно оставаясь за спиной несущейся боевым порядком «свиты».

Далее некоторым стало совсем грустно… Особенно, Марине, после того, как свита Софи расшвыряла обидчиков по кустам, а некоторых даже искупала в грязной луже. Сестренка заявила следующее: «Марина, ты же совсем маленькая, и тебя никуда нельзя отпускать одну» А потом ещё демонстративно стала вытирать сестре кровь из носа… Ощущения у Марины — лучше бы всё-таки побили…

Слабоватое утешение — рук-ног сломано семь или восемь, ещё с пяток сотрясений мозгов, или что там у некоторых в черепушках находится, а количество гематом различной степени цветистости с трудом поддается подсчёту. И восемдесят процентов боевых повреждений нанесено Мариной.

— Что изучаем?

— Привет, Софи. Воспоминания об известном летчике. Человек жив-здоров, но воспоминания уже появились.

— Хм. А ты хотел, что бы он был мёртвым?

Повисла тишина. Софи в своем репертуаре: задает вопросы, на которые не сразу сообразишь, как правильно ответить. А то и не сообразишь вовсе, ибо любой ответ — неправильный. Насладившись произведённым эффектом, Софи невозмутимо продолжила:

— Это когда он под мостом летал, или Центральный стадион на землю уложил, вздумав крутить мёртвые петли над трибунами, и вылетев через ворота?

— Нет, до этого, он тогда встречался с участниками Второго слета планеристов-любителей. Встреча была в купольном зале старого Дворца Спорта.

— Знаю, там ещё чуть ли не самая большая люстра в стране висит.

Вокруг рассмеялись.

— И что смешного? — уперев руки в бока, осведомляется Софи.

— Ничего. Просто в «Воспоминаниях» как раз и была сцена с этой люстрой связанная. У планеристов с летчиком зашел разговор, что у испытателя должен быть хороший вестибулярный аппарат. Ну, он и предложил простейшую проверку на пригодность в испытатели: встать под люстрой, глядя на неё сделать двадцать оборотов, попытаться выйти в дверь.

— Ну и каковы результаты были?

— Тут написано, что все, пытавшиеся повторить, попадали куда угодно, только не в дверь.

— А сам испытатель?

— Сделал тридцать оборотов, строевым шагом дошел до двери, и вышел. Головокружение ему, похоже, вовсе не знакомо.

— Что-то, сомнительно, — протягивает Софи, — получается, тогда народ был более хлипким, чем сейчас. Тогда уже после двадцати в дверь попасть не могли, а сейчас, как думаете, кто сколько сможет?

Вокруг гомон, собравшиеся ученики говорят,

кто «тридцать», кто «сорок», слышно и «пятьдесят» и больше.

— Так в чем проблема? Чем спорить, лучше просто проверить. Двадцать оборотов — и дверь вон там. Ну, что, кто первый?