Война с внутренним врагом - Олег Платонов

В конце 1918-го группа еврейских чекистов проводит обыск в богатой русской семье. Чекисты перетрясают дом, отбирают все ценности. Одежду, лампы, музыкальные инструменты грузят в машину. Ограбив семью полностью, садятся «жрать», вытаскивают все съестное из подпола, заставляют женщин жарить картошку с луком, выпивают, поют песни на идише, глумятся над «русскими буржуями», пристают к девушкам. Попытка отца семейства образумить насильников вызывает у них ярость. Руководитель чекистов на глазах четырнадцатилетней девушки убивает ее отца, затем насилуют и убивают мать и сестру, а потом насилуют ее саму. Единственной из всей семьи ей оставляют жизнь, потому что она понравилась главарю чекистов. Он делает четырнадцатилетнюю девушку своей наложницей. Занимая ответственные посты в ЧК, он переезжает с ней из города в город. Она панически боится его. Он ее по-своему любит.

Занимаясь грабежами при производстве арестов и обысков, чекист приносит ей драгоценности, наряды, меха, но надевать их она может только дома. В одном из городов чекиста убивают. Узнав об этом, малолетняя наложница впервые ощущает себя свободной, поджигает квартиру с награбленным добром и с одним маленьким узелком убегает к тетке в Егорьевск. Там кончает учительские курсы и навсегда замыкается в себе, неспособная ни создать семью, ни родить детей.

После смерти теток, перебирая их бумаги, я понял, что, несмотря на страшные события, в которые они были вовлечены, их души не ожесточились, а продолжали излучать привитую с детства доброту и любовь. В бумагах теток я нашел трогательное стихотворение тети Лизы, написанное незадолго до войны, выражавшее ее простую, любящую душу:

ЧТО Я ЛЮБЛЮ

Люблю я лес, люблю я горы,Люблю я реки и луга.Люблю небесные светила,Люблю я сильную грозу!Люблю встречать восход я солнца,Люблю вечернюю зарю.Люблю я трели соловьины,Люблю я пенье петуха.Люблю искать грибы в лесу я,Люблю я ягоды сбирать.Люблю я зайчиков пугливых,Люблю я хитрую лису.Люблю березки я кудрявы,Люблю красивые цветы.Люблю кататься на лодке,Люблю сидеть я у руля.Люблю я гладкие дороги,Люблю я быструю езду.Люблю я русские просторы,Люблю я Родину свою.Люблю я скромный наш Егорьевск,Люблю я матушку Москву!

Москва, Москва!!!Как можно не любить Москву!Она ведь мать всего народа,Защита наша от невзгод!Люблю я Кремль ее старинныйИ звон на башенных часах.И площадь Красную люблю я,Люблю гулять я по Москве.Люблю театры и музеи,Люблю московское метро.Люблю я станции красивые,Люблю я шумную толпу.

ЧТО Я НЕ ЛЮБЛЮ

Не люблю я бабских сплетенИ пустую болтовню.Не люблю я тех, кто всюдуВыставляет свое я,Не люблю подхалимаж.Л К.

Тетя Шура воспитала двух сыновей, воспитала как патриотов. Сохранились письма военного времени, которые ее сыновья писали ей и посылали друг другу. Это письма русских патриотов, уверенных в своей силе и готовых драться с врагом до конца. «Ты, конечно, поймешь меня, – писал Вениамин своему брату Глебу из военного училища, – поймешь, какие глубокие душевные раны нанесла мне война. Выход только один, только одним способом может быть восстановлено все прошлое. Надо драться за него. Драться упорно, до последнего, чего бы это ни стоило. Для этого нужно много времени, еще больше усилий, напряженности, но это выполнимо. Скоро я поеду на фронт. Буду рассчитываться с фрицами за все, за всю душевную боль, за неоправданные надежды, за нашу жизнь». Через месяц Вениамин ушел на фронт, присылал он оттуда мужественные, ободряющие близких письма, а летом 1943 года погиб смертью храбрых.

Конечно, весь ужас, который испытали мои тетки, пронизал и моего деда. Дмитрий Афанасьевич также держался подальше от политики, избегал обсуждения партийных руководителей. Несколько раз пытался заниматься научными исследованиями. Однако жизнь пошла иначе. После окончания Плехановки дед устроился в исследовательский институт, занимавшийся разработкой военной техники. Обсчитывал экономическую сторону этих разработок. Дорос до начальника планово-экономического отдела, хотя никогда не был членом партии. В 1927 году женился на Ольге Мануиловне Лавровой (1902–1977), от брака с которой родились две дочери и два сына. Бабушка была дочерью инженера-путейца из Мелитополя, человека достаточно состоятельного до 1917 года, но также погибшего в огне еврейской революции. Бабушка получила хорошее домашнее образование, а позже закончила институт иностранных языков, знала немецкий, французский и английский. Всю жизнь проработала учительницей иностранных языков. Незадолго до отставки Председателя Совета министров Маленкова была приглашена им обучать языкам кого-то из его детей, что не осуществилось из-за падения этого деятеля. Сколько я ее помню, с ней всегда была книга, все свободное время она отдавала чтению, особенно французских романов, которые она брала у писателей из поселка Переделкино – их «оболтусов» (ее выражение) она «натаскивала на языки».

Большую часть времени дед проводил в длительных дальних командировках. Семья часто переезжала. Жили в Серпухове, Салтыковке (здесь родилась моя мать), разных других местах. Перед войной дед в очередной раз пытался уйти в науку. Однако в самом начале германского нашествия был мобилизован, получил звание капитана и стал продолжать работу в институте, но уже как военнослужащий. В 1946-м его демобилизовали. Семья, а в ней было уже трое детей, переехала на станцию Баковка – в сухое, здоровое место в 20 км от Москвы. Рядом с Баковкой начинался густой тенистый лес и протекала река Сетунь, в которой водилось много рыбы, служившей хорошим подспорьем в питании местных жителей. До 1917 года здесь было дачное место, после 1917-го местность облюбовали еврейские большевики. В частности, здесь построил себе дачу видный еврейский большевик, член Политбюро, нарком финансов Г. Я. Сокольников (настоящая фамилия – Бриллиант Гирш Янкелевич), притянувший сюда довольно большое количество еврейских семейств, оставивших о себе недобрую память. Сокольников, который приехал в Россию вместе с Лениным в пломбированном вагоне, был связан не только с немецкой разведкой, но и с масонскими ложами. Крайне растленный тип, Сокольников превратил свою дачу в центр политических интриг и пьяных оргий с актрисами, воспоминания о чем надолго сохранялись в памяти старожилов. Одна старушка уже в начале 70-х годов, вспоминая о прошедшем времени, называла Сокольникова и его гостей антихристами. «Почему?» – спрашивал я. «Антихристы, жиды, и все!» – махнула она рукой.

Гостями Гирша Сокольникова были преимущественно соплеменники. По местным слухам, в конце 20-х годов именно на этой даче планировались свержение Сталина и передача всей власти в России Троцкому, Радеку и Сокольникову. Результатом переворота должна была стать передача всей русской промышленности и торговли в руки еврейских капиталистов и установление абсолютной диктатуры еврейских большевиков. Сталин нанес Троцкому и Сокольникову упреждающий удар, на Баковке прошли многочисленные аресты, сохранившиеся в памяти старожилов еще в конце 50-х – начале 60-х годов.

В 1946 году семья моего деда и бабушки с тремя детьми поселилась на Баковке, вначале в общежитии, все в одной комнате рядом с железнодорожной платформой. День и ночь рядом шли поезда в Германию и обратно, не считая местных составов и электричек. Проезжая станции, поезда сигналили, не давая заснуть ни взрослым, ни детям. К тому времени бабушка была беременна четвертым ребенком, существовать в этой комнате стало невозможно. После хождения по инстанциям власти «смиловались» и пошли на «улучшение» жилищных условий семьи. Дед и бабушка получили малюсенький (5×5) домик, бывшую кухню бывшей барской усадьбы, главное здание которой находилось невдалеке, рядом с Минским шоссе. Интересная подробность, о которой я узнал недавно: менее чем в километре от дедовского домика в годы войны была одна из резервных ставок Верховного главнокомандующего, а позже известная всем дача маршала Буденного.

Значительную часть барской кухни занимали большая русская печь и кладовка с набросанным там разным хламом, среди которого валялись книги на иностранных языках, отдельные тома энциклопедии Брокгауза и – о, ужас! – стенографические отчеты троцкистских съездов, сочинения Зиновьева, Сокольникова и других еврейских большевиков. Первое, что сделали дед и бабушка, – затопили летом печь и покидали туда сочинения еврейских большевиков, наблюдая, как в огне корчились обложки с именам и портретами палачей русского народа.

Очистившись от скверны, дед соорудил в бывшей кухне с помощью тонких перегородок три маленькие комнатки, обнес домик штакетником. От былой роскоши и парка сохранились липовая аллея и старый вишневый сад. Они украсили жизнь семьи. Все это я хорошо запомнил, так как прожил здесь почти два года (1958–1959).