Реквием по Германии - Филип Керр

Я прошел по сырому проходу и, поднявшись по лестнице, очутился в помещении для выжимания сока из винограда и ферментации, где умерла Вероника. Оно освещалось одной лампочкой у входной двери, и я направился к ней, стараясь не глядеть на пресс для винограда. Стоило мне его увидеть – и я непременно загнал бы Мюллера в чан и содрал с него баварскую шкуру. Если бы мое тело не болело так сильно, я бы рискнул напасть на стражу, возможно, ворвался в дом и попытался захватить его или даже скорее – пристрелить. Клянусь, я бы это сделал. Но теперь мне не оставалось ничего другого, как спасать свою жизнь.

Включив свет, я открыл входную дверь. На мне не было куртки, и я поежился. Ночь стояла холодная. Я прокрался вдоль деревьев, где латыш пытался убить меня, и спрятался в кустах.

Виноградник заливал свет горелок. Несколько человек двигали высокие тележки вверх и вниз по склону вдоль рядов лоз, пока не находили место, где необходимо было поставить горелку. С того места, где я прятался, их длинное пламя напоминало гигантских светляков, медленно плывущих по воздуху. Похоже, мне придется искать другую дорогу, чтобы выбраться из поместья Небе.

Я вернулся к дому и осторожно прошел вдоль стены, миновав кухню и приблизившись к палисаднику. Во всех окнах первого этажа света не было. Только в верхнем этаже светилось одно окно, и свет из него падал на лужайку, образуя большой яркий квадрат, напоминавший бассейн. Я задержался возле угла дома и втянул воздух. Кто-то стоял на крыльце и курил сигарету.

Прождав, как мне показалось, целую вечность, я услышал удаляющиеся шаги по гравию и, быстро заглянув за угол, увидел, как по дорожке, ведущей к открытым воротам, у которых мотором к дороге стоял большой серый «БМВ», неуклюже идет Райнис, фигуру которого нельзя было ни с кем спутать.

Я вышел на лужайку перед домом, держась подальше от пятна света, падавшего из окна, и стал красться вслед за ним, пока он не дошел до машины. Латыш открыл багажник и принялся в нем рыться, похоже, что-то искал. К тому времени, когда он закрыл его, между нами оставалось меньше пяти метров. Он повернулся и окаменел, увидев «вальтер», направленный на его бесформенную голову.

– Вставь ключ зажигания в замок, – мягко сказал я.

Когда до латыша дошло, что я собираюсь удрать, его лицо приобрело еще более уродливый вид.

– Как тебе удалось выбраться? – усмехнулся он.

– В слоеном пироге был запрятан ключ, – сказал я и показал пистолетом на ключи от машины в его руке. – Ключ от машины, – повторил я. – Давай-ка вставляй его, и без глупостей.

Он сделал шаг назад и открыл дверцу со стороны сиденья шофера. Затем наклонился, и я услышал позвякивание ключей, вставляемых в прорезь. Выпрямившись, он с нарочитой небрежностью поставил ногу на подножку машины и, облокотившись на крышу, улыбнулся. Его улыбающийся рот напомнил мне ржавый кран.

– Хочешь, чтобы я ее помыл перед твоим отъездом?

– Не сейчас, Франкенштейн. Я хочу, чтобы ты дал мне ключи от этого. – Я показал ему мои руки, все еще закованные в наручники.

– Ключи от чего?

– Ключи от наручников.

Он пожал плечами, продолжая улыбаться.

– У меня нет ключей от наручников. Не веришь, обыскивай меня, сам убедишься.

Услышав его речь, я слегка поморщился. Райнис был не только латышом, но, по-видимому, еще и слегка придурковатым парнем и не имел никакого понятия о немецкой грамматике. Он, наверное, думал, что союз – это цыганка, гадающая по трем картам на углу.

– И все-таки ключи у тебя, Райнис. Это ведь ты надел на меня наручники, разве не помнишь? Я видел, как ты положил их в карман своего жилета.

Он молчал. Мне ужасно захотелось пристрелить его.

– Послушай, ты, латышский придурок! Если я говорю «прыгай», тебе не надо искать на земле скакалку. Это пистолет, а не расческа, черт возьми! – Я сделал шаг вперед и прорычал сквозь стиснутые зубы: – Если не найдешь их, я проделаю в твоей роже такую дыру, к которой точно не подойдет ни один ключ.

Райнис демонстративно похлопал себя по карманам и, достав маленький серебряный ключик из жилетного кармана, поднял его вверх, словно блесну.

– Брось его на сиденье шофера и отойди от машины.

Приблизившись ко мне, Райнис понял по выражению моего лица, какими чувствами я пылал к нему. В этот раз он подчинился без колебаний и бросил ключик на сиденье шофера. Но я ошибся, подумав, что он либо слишком глуп, либо неожиданно стал очень послушным. Наверное, всему виной была моя слабость.

Он показал кивком на одно из колес.

– Давай я подкачаю тебе шину.

Я глянул вниз и тут же поднял глаза, но в это самое мгновение латыш, словно разъяренный тигр, рванулся ко мне, пытаясь обхватить мою шею огромными ручищами. Секундой позже я нажал на курок. «Вальтер» выстрелил, и следующая пуля оказалась в патроннике быстрее, чем я успел моргнуть. Я снова выстрелил. Выстрелы эхом отозвались в саду и на небе, эти два звука словно призывали душу латыша на Страшный Суд. Я не сомневался, что ее очень быстро отправят на вечное поселение в ад. Огромное тело Райниса упало лицом вниз на гравий и окаменело.

Не теряя времени, я побежал к машине и прыгнул на сиденье, не обращая внимания на ключ от наручников, лежащий на нем. Нужно было поскорее завести машину. Я повернул ключ зажигания, и большая машина, судя по запаху еще совсем новая, мгновенно ожила. За спиной у меня послышались крики. Схватив пистолет с коленей, я высунулся из окна и дважды выстрелил в сторону дома, затем бросил его на соседнее пассажирское кресло, толкнул рычаг передачи, захлопнул дверцу и нажал на акселератор. «БМВ» занесло, и задние колеса оставили две глубокие борозды на дороге. Сейчас не имело никакого значения, что мои руки все еще оставались скованными: впереди был ровный спуск.

Но машину стало угрожающе бросать из стороны в сторону, когда я на мгновение выпустил рулевое колесо, чтобы переключить рычаг передачи на вторую скорость. Поспешно схватив рулевое колесо, я чудом избежал столкновения с машиной, стоящей на обочине, и чуть было не врезался в забор. Только бы мне удалось добраться до Штифтоказерне и Роя Шилдса! Я расскажу все об убийстве Вероники, и если американцы немного пошевелятся, то смогут арестовать всю эту нечисть по крайней мере за это. Потом уже можно будет сообщить все об Организации и Мюллере, и как только военная полиция запрет его в клетку, тут уж я постараюсь доставить максимум неприятностей Белински, организации КРОВКАСС, службе контрразведки – всей этой гнусной компании.

Я посмотрел в боковое зеркало и увидел огни машины. Я не был уверен, погоня ли это, но на всякий случай еще сильнее нажал на газ, несмотря на то что мотор уже и так ревел на пределе, и почти сразу же нажал на тормоз, резко вывернув руль вправо. Машина ударилась о каменный бордюр и отскочила назад на дорогу. Когда мои ноги снова почувствовали под собой пол, я услышал, как мотор, работавший ia первой передаче, громко выражает свое недовольство. Но я не мог рисковать, включив третью скорость, поскольку дорога теперь сильно извивалась.

У перекрестка Биллротштрассе с Гюртел мне пришлось почти лечь на руль, чтобы заставить машину двигаться строго по прямой, обгоняя автоцистерну, поливавшую улицу. Я слишком поздно заметил преграду, стоящую на дороге, и если бы перед импровизированным барьером, воздвигнутым на пути, не стоял грузовик, не думаю, что я потрудился бы свернуть и остановиться. Но, пытаясь свернуть, я слишком резко крутанул руль налево, и задние колеса моей машины заскользили по мокрому асфальту.

«БМВ» потерял управление, и перед глазами у меня все замелькало: барьер, американские военные полицейские, бегущие за мной и размахивающие руками, дорога, по которой я только что проехал, машина, следующая за мной, строй магазинов, зеркальное стекло витрины. Машина вертелась на дороге, встав на два колеса, словно механический Чарли Чаплин, и вдруг на нее обрушился стеклянный водопад. Дверцу с моей стороны прошило что-то твердое, меня швырнуло на сиденье пассажира, а затем я ударился о дверцу и едва успел почувствовать какой-то острый предмет под локтем, как моя голова пробила стекло дверцы. Я, должно быть, лишился чувств, но через мгновение в моем сознании снова возникли шум, движение, боль и хаос, а затем наступила тишина, и только звук медленно вращающегося колеса свидетельствовал о том, что я все еще был жив. Слава Богу, мотор заглох, поэтому моя тревога по поводу того, что машина может загореться, улеглась.

Услышав шаги по осколкам стекла и голоса американцев, которые кричали, что идут мне на помощь, я закричал им в ответ, но, к моему удивлению, изо рта у меня не вырвалось ничего, кроме шепота. А когда я попытался поднять руку, чтобы открыть дверную ручку, то снова потерял сознание.

Глава 37

– Ну, как ты чувствуешь себя сегодня? – Около моей кровати на стуле сидел Рой Шилдс. Наклонившись вперед, он постучал по гипсовой повязке на моей руке. Проволока, переброшенная через блок, поддерживала ее высоко в воздухе. – Должно быть, очень удобно, – сказал он. – Постоянное нацистское приветствие. Черт, вы, немцы, можете сделать так, что и сломанная рука выглядит патриотично.