Военные мемуары. Том 3. Спасение. 1944-1946 - Шарль де Голль

По крайней мере на данный момент наша зона принадлежала только нам. В начале октября я отправился в Германию, желая познакомиться с немецкими властями и населением и убедиться, есть ли у меня на берегах Рейна шансы проводить ту политику, которую я считал наилучшей для Франции. Со мной в поездке были Дьетельм, Капитан, Дотри, Жюэн и Кёниг. Начали мы с посещения Саара. 3 октября в Саарбрюккене председатель правительства д-р Нойройтер и бургомистр Гейм поведали о своих многочисленных трудностях. Им и собравшимся на встречу чиновникам, а также представителям саарской общественности, смотревшим на меня с опасением и любопытством, я заявил: «Я сознательно не хочу вспоминать прошлое. Но в будущем мы должны научиться понимать друг друга, ибо нам предстоит большая совместная работа». Затем я сказал, что наша задача заключается в восстановлении в Сааре нормальной жизни, а в дальнейшем и в достижении процветания. Закончил я, выразив надежду, что «пройдут трудные времена, сотрудничество принесет свои плоды, и мы обретем к саарцам доверие и уважение, а они убедятся, что по-человечески мы очень близки друг к другу». «А если это так, — добавил я, — то выиграет и Запад, и Европа, детьми которой являемся и вы, и мы». Когда я заканчивал выступление, на глазах у присутствующих поблескивали слезы.

В Трире я столкнулся с той же картиной молчаливой покорности судьбе среди развалин. Однако сохранению облика старинного города на Мозеле способствовали уцелевшие при бомбардировках крепостные ворота «Porta Nigra». Местные руководители, в том числе епископ Борневассер, поделились со мной своими горестными мыслями. Я им отвечал теми же словами, которые произносил в Саарбрюккене. «Франция, — говорил я, — находится здесь не для того, чтобы чем-либо поживиться, а для возрождения города». Вечером я побывал в Кобленце. Председатель правительства Боден и городская верхушка почтительно и с волнением выслушали мои слова, которыми я хотел поддержать их и вселить надежду на лучшее будущее.

На следующий день мы приехали в Майнц. Встречать Шарля де Голля собралась огромная толпа народа. Казалось, в этих людях по прошествии многих веков в тяжелые дни ожила душа древних галлов и франков. На это намекали в своих приветственных речах глава провинции Гессен-Нассау д-р Штеффан, бургомистр д-р Краус и епископ Штор. В ответном слове я старался подбодрить их. «Мы все, здесь присутствующие, — говорил я, — происходим от одних предков. А сегодня мы все жители Европы и принадлежим к западному миру. Разве этого мало, чтобы держаться друг друга?»

Пфальц лежал в развалинах, но Нейштадт организовал нам одну из самых трогательных встреч. Вокруг председателя правительства д-ра Айзенлауба, его помощника д-ра Коха и епископа Венделя собрались окружные советники, бургомистры, кюре, пасторы, ученые, адвокаты, предприниматели, рабочие. Все горячими аплодисментами поддержали слова главы правительства, заявившего, что его провинция хочет стать тем, чем она была раньше, а именно германским государством Пфальц, она желает взять судьбу в свои руки и связать ее с судьбой Франции.

В Шварцвальде, в Фрейбурге встречать де Голля пришел цвет общества тех земель на правом берегу Рейна, которые находились под нашим контролем. 4 октября д-р Вохлеб представил меня высшему обществу Бадена, а 5 октября утром Карл-Шмит познакомил с высшим обществом Вюртемберга. Среди приглашенных присутствовали епископ Фрейбурга Грёбер и епископ Фишер из епархии Роттхаузена. Затем эти именитые люди крайне доброжелательно выслушали мои слова о «связях, некогда существовавших между французами и южными немцами, которые должны сегодня возродиться во имя созидания «нашей» Европы и «нашего» Запада». Зал взорвался аплодисментами. В этой удивительной атмосфере я спрашивал себя, не были ли кошмарным сном как бесчисленные битвы и войны, возникавшие между соседями на протяжении веков, так и ужасы последнего вторжения в нашу страну. Мне трудно было представить, что германцы могли испытывать по отношению к галлам какие-то иные чувства, чем та сердечность, которую они так ярко демонстрировали мне сегодня. Но, покидая приемы и оказываясь среди городских развалин, в толпе людей с хмурыми лицами, я возвращался к той трагедии, которую должна была пережить эта страна, ради того чтобы услышать голос разума.

В тот же день, 5 октября, я прибыл в Баден-Баден, где находилась штаб-квартира генерала Кёнига. Все, кто руководил какой-либо ветвью французской оккупационной администрации, рассказывали мне об усердном исполнении немцами наших директив и об их стремлении к скорейшему примирению. Одним из признаков таких настроений была бурная активность франко-германского университета в Майнце и открытых нами во многих местах школ, лицеев, научных и информационных центров. После обеда я покинул Германию и отправился в Страсбур. Я хотел, чтобы именно из этого города Франция услышала мои слова о той великой цели, к которой я веду ее, если, конечно, у нее есть хоть какое-нибудь желание следовать за мной. В Страсбур меня по реке доставили комиссар Республики Эмиль Боллэр, префект Нижнего Рейна Бернар Корню-Жантиль и генерал Вижье. Я на скорую руку осмотрел порт, после чего караван судов углубился в город по системе каналов, набережные и мосты которых были заполнены ликующими толпами. Я торжественно открыл восстановленный Страсбурский университет, затем принял в Рейнском дворце руководителей Эльзаса и, наконец, обратился с балкона городской ратуши на площади Бройля к безбрежному морю людей.

«Я нахожусь здесь, — сказал я, — чтобы провозгласить для французского Рейна великую задачу. Вчера река Рейн, наша река, служила барьером, рубежом, линией фронта. Сегодня, когда благодаря нашей победе враг повержен, когда германские земли освободились от объединявших немцев неистовых сил зла, Рейн вновь может выполнять начертанную ему природой и Историей роль. Посмотрите на него! — воскликнул я. — Его воды призваны нести людям на своих волнах великое благо. От Швейцарии, где он берет начало, через Эльзас, мозельские и баденские земли, через расположенные на его берегах майнский и рурский бассейны до Нидерландов, где он впадает в море, откуда рукой подать до английского побережья, пароходы впредь могут свободно спускаться и подниматься на всем его протяжении, перевозя созданное людьми богатство. Он послужит также распространению идей и знаний, всего лучшего, что исходит от разума, души и сердца… Да! Главная артерия Западной Европы проходит здесь, и эта артерия — Рейн, протекающий через Страсбур!»

Моя концепция организационно оформленного объединения Запада нашла горячую поддержку бельгийского общественного мнения. Я смог лично убедиться в этом в Бельгии, куда был приглашен принцем-регентом. 10 октября мы с Жоржем Бидо наличном поезде принца прибыли в Брюссель. Уже при выходе из вокзала, где меня встречал сам принц, я оказался в гуще приветствовавшей меня толпы. В течение двух дней, где бы мы ни были — в Пале-Руаяле или на могиле Неизвестного солдата, в Лакене или Икселе, где нас принимала королева-мать Елизавета, в городской ратуше или Университете, в Министерстве иностранных дел, французском лицее или на приеме у Раймона Брюжера в посольстве Франции, — повсюду наше появление вызывало овации. Было очевидно, что бельгийский народ свои радости и свои надежды делит и связывает с французским народом.

Принц Шарль согласился с моим впечатлением. Я тем более оценил его поддержу, что относился к нему с большим уважением. Несмотря на печальные раздоры, вызванные в народе поведением короля, который удалился в Швейцарию и поставил принца-регента в сложное положение, я видел перед собой здравомыслящего и волевого человека, твердо исполняющего свои обязанности, сохранившего трон и единство страны и понимавшего, — о чем он не проронил, правда, ни слова, — что ни от одной из противоборствующих сторон благодарности он не получит. Первые лица государства, в том числе солидный премьер-министр ван Аккер, всегда осмотрительный и предприимчивый Спаак, председатели ассамблей ван Ковеларт и Жийон, кардинал-примас Ру, также выразили полное понимание моей позиции. Все в один голос уверяли меня, что с Европой было бы покончено, если бы Франция не находилась в числе победителей. Что касалось будущего, то вопрос об установлении самых тесных связей между государствами Западной Европы занимал все умы.

На следующий день, как в городской ратуше, где нас принимал бургомистр Вандемёлебрук и перед которой, на самой красивой в городе площади, собралась неисчислимая толпа народа, так и в брюссельском Университете, президент которого Фредерике и ректор Кокс присвоили мне звание почетного доктора наук, я говорил о том, какое будущее откроет перед миром ассоциация европейских народов. Уже сейчас возможно «объединение западных стран, располагающих такими связующими артериями, как Рейн, Ла-Манш и Средиземное море». Этот предлагаемый Францией грандиозный проект неизменно вызывал восторженные отклики. Вернувшись в Париж, я вновь изложил его 12 октября на широкой пресс-конференции.