Детская книга для мальчиков (с иллюстрациями) - Борис Акунин

Шума он явно не слышал — слишком был поглощен своим занятием.

Ластик хотел ринуться в комнату, но Соломка ухватила его за полу.

— Погоди! Надо втащить этого, не то слуги заметят, крик подымут!

Вдвоем они взяли бесчувственное тело подмышки, кое-как заволокли внутрь и закрыли дверь.

А барону хоть бы что — так и не оглянулся. И тут уж Ластик ни единой секунды терять не стал. Выдернул из-за пояса пистоль, да как гаркнет:

— Изыдь на сторону, песий сын!

Келли так и подскочил. Развернулся, и стало видно, над чем он там колдовал: на пылающей жаровне стояла чугунная сковорода, а на сковороде — стеклянный сосуд, в котором булькала и пузырилась серебристая масса, гоняя по стенам и по лицу алхимика матовые отсветы.

Ластик вскрикнул, как от боли: Райское Яблоко, стиснутое золотыми щипцами, было целиком погружено в расплавленную ртуть.

Вокруг с трех сторон посверкивали зеркала, уже приготовленные для Трансмутации. На особой подставке серела кучка Тинктуры.

— Нет! Нет! — замахал свободной рукой доктор и показал на песочные часы. — Осталось всего четыре минуты! Умоляю!

— Вынь! Убью! — не своим голосом взревел Ластик, целя барону прямо в лоб.

Тот со стоном вынул из колбы Камень.

Никогда еще Ластик не видел алмаз таким — красно-бурым, зловеще переливающимся.

— На стол! Застрелю!

По лицу доктора катились слезы, но перечить он не посмел — наверное, по князь-ангелу было видно, что он в самом деле выстрелит.

Райское Яблоко легло на стол, и — невероятно! — дубовая поверхность зачадила, алмаз начал опускаться, окруженный обугленной каймой. Две или три секунды спустя он прожег толстую столешницу насквозь, упал на пол, и доска немедленно задымилась.

Боясь, что Камень прожжет и эту преграду, Ластик кинулся вперед.

— Ты не сможешь его поднять, даже обмотав руку тряпкой! — предупредил барон. — Ртуть слишком сильно раскалила Яблоко. Оно остынет не раньше, чем через полчаса. Ах, какую ты совершаешь ошибку, принц!

— Я больше не принц, — хрипло ответил Ластик, не сводя глаз с Камня. Слава богу, тот ушел в пол лишь до половины и остановился. — Дай мне щипцы!

— Как бы не так! — Келли размахнулся, и щипцы полетели в окно.

На беду, окна в думной каморе были не слюдяные, а из настоящего стекла.

Раздался звон, брызнули осколки. Теперь брать Яблоко стало нечем.

— Негодяй!

Ластик снова наставил на доктора пистоль, да что толку?

— Надо было сразу его стрелить, — сурово сказала Соломка. — Пали, пока он сызнова не напакостил. Тут стены толстые. Авось не услышат.

Доктор всплеснул руками, подался назад, вжался спиной в божницу — ту самую, под которой таилась секретная ниша.

— Где моя книга? — грозно спросил Ластик. — Ну!

— Вот… Вот она… Возьми…

Келли достал из-под плаща унибук, протянул дрожащей рукой.

— Прости, прости меня… Я скверно поступил с тобой, будто лишился рассудка. Скоро алмаз остынет, и ты сможешь его забрать. Он твой, твой!

— Убей его, что медлишь? — поторопила Соломка. — А я этого аспида прирежу, не ровен час очухается.

Она наклонилась над оглушенным Шарафудиным, выдернула один из змеиноголовых кинжалов.

— Куда бить-то? В шею? Где становая жила?

Бледная, решительная, боярышня занесла клинок.

— Брось! — Выхватив у доктора унибук, Ластик подошел к Соломке. — Никого убивать мы не будем. Если, конечно, сами не накинутся.

— Дурак ты. — Княжна с сожалением отбросила кинжал. — Хотя что с тебя взять — вестимо, ангел.

Поняв, что стрелять в него не будут, барон заметно воспрял духом.

— Ты умный отрок, умнее многих зрелых мужей. Я буду поговорить с тобой так, как ни с кем еще не говорил, — волнуясь и жестикулируя, начал он. — Знаешь ли ты, ради чего человек рождается и живет? Чтоб пить, есть, копить деньги, а потом состариться и умереть? Нет! Мы появляемся на свет, чтобы разгадать Тайну Бытия, великую головоломку, загаданную нам Богом. Всё прочее — суета, пустая трата жизни. Люди чувствуют это всем своим существом, но сознают собственное бессилие. Вот почему в нас так силен инстинкт продолжения рода — человек плодит детей в смутной надежде, что те окажутся умнее, талантливее и удачливее. Мол, пусть не я, а мои внуки или правнуки разгадают Великую Тайну. Но я, Эдвард Келли, никогда не хотел иметь детей. Потому что твердо знал: дети мне не понадобятся, я разгадаю Тайну сам. Что мне всё золото мира! Магистериум нужен мне не ради богатства. Подчинить себе Божественную Эманацию — это всё равно что самому стать Богом! Вот величайшее из свершений! И я предлагаю тебе разделить со мной эту высокую судьбу!

Доктор Келли говорил без умолку, страстно и смутно, но Ластик слушал вполуха — он читал унибук.

Сунул пистоль за пояс, открыл заветную 78-ю страницу. Наконец-то, после долгих месяцев жизни без подсказок, он мог задавать вопросы и получать на них ответы.

— Царь Дмитрий Первый, — шептал Ластик. — Годы жизни!

Экран помигал немного. Потом появилась надпись:

«Может быть, имеется в виду царь Лжедмитрий Первый?»

— Да, да!

И унибук выдал биографическую справку, от которой у Ластика потемнело в глазах:

ЛЖЕДМИТРИЙ I

(год рожд. неизв. — 1606) — русский царь (май 1605 — май 1606).

Авантюрист неизвестного происхождения, выдававший себя за царевича Дмитрия Углицкого. Согласно официальным источникам, беглый монах Юрий (в иночестве Григорий) Отрепьев, однако эта версия оспаривается историками. С помощью польских наемников и запорожских казаков захватил Москву, свергнув династию Годуновых. Судя по свидетельствам иноземных очевидцев, пытался проводить реформы и смягчить крепостное право, однако документов царствования Л. не сохранилось — все они были уничтожены в годы правления царя Василия Шуйского. После гибели самозванца в результате боярского заговора его тело было сожжено, а прах развеян выстрелом из пушки. С этого момента на Руси начинается так называемое Смутное Время — долгая эпоха войн и междоусобиц, опустошившая страну и надолго замедлившая ее экономическое и политическое развитие.

Погиб Юрка, погиб! Шуйский исполнил свою угрозу, не оставил от милосердного царя и следа на земле: останки развеял по ветру, а память стер. Что же до Смутного Времени — то за это спасибо полоумному доктору с его Тайной Бытия и расплавленной ртутью…

Размазывая по лицу слезы, Ластик спросил:

— А Василий Шуйский? С ним что?

На этот вопрос компьютер ответил без запинки:

ШУЙСКИЙ, Василий Иванович

(1552?–1612), русский царь (1606–1610).

Представитель одного из знатнейших боярских родов, Шуйский шел к престолу долгим, извилистым путем. Добившись короны коварством, так и не сумел прочно закрепиться на троне. Ненадежная поддержка знати, крестьянские и дворянские мятежи, появление нового самозванца Лжедмитрия II, польская интервенция сделали правление Ш. одной из самых тяжелых и бесславных страниц в истории России. Разбитый войсками польского короля, Ш. был насильно пострижен в монахи и увезен пленником в Варшаву, где и умер — по некоторым данным, был уморен голодом в темнице.

— Так тебе, гад, и надо! — пробормотал Ластик и спросил про подлую Марину.

МНИШЕК, Марина или Марианна

(1587–1614).

Дочь польского магната Юрия Мнишка. Благодаря браку с Лжедмитрием I стала русской царицей. После гибели самозванца его жену оставили в живых, но на родину не отпустили — отправили в ссылку. Стоило появиться новому самозванцу, Лжедмитрию II, и М. сразу признала его своим супругом, мечтая вернуться на престол. Когда же Лжедмитрий II был убит врагами, сошлась с другим искателем приключений, атаманом Заруцким. Несколько лет скиталась с ним по разным провинциям, в конце концов была схвачена и посажена в тюрьму, где, как сказано в летописи, «умерла с тоски по своей воле».

Ластик сквозь слезы злорадно улыбнулся и не ощутил по этому поводу ни малейших угрызений совести. Папа всегда говорил: коварство и предательство никогда и никому не приносят счастья.

Только собрался выяснить самое насущное — известно ли истории что-либо о судьбе князя-ангела Ерастия Солянского, как раздался отчаянный вопль Соломки:

— Зри!!!

Уловив краем глаза какое-то стремительное движение, Ластик повернулся и увидел, что Шарафудин пружинисто поднимается на ноги. Слегка пошатнулся, выпрямился, потянулся к рукоятке сабли.

Рванул Ластик из-за пояса пистоль, щелкнул курком — и выстрелил бы, честное слово выстрелил бы, но Ондрейка прыгнул в сторону, подхватил на руки княжну и прикрылся ею, как щитом.