Николай Вавилов - Владимир Георгиевич Шайкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На письме-доносе И. И. Презента стоят виза президента ВАСХНИЛ «С текстом письма согласен» и подпись: академик Т. Д. Лысенко.
Можно предположить, что, узнав об этом письме, Берия 16 июля направил Молотову записку, в которой просил дать санкцию на арест Н. И. Вавилова, поскольку тот и возглавляемая им «буржуазная школа» так называемой «формальной генетики» организовали систематическую кампанию с целью дискредитировать Лысенко как ученого. Но сделать это пришлось без обличительных шумных кампаний в прессе, «по-тихому» и только после генетического конгресса в Эдинбурге: имя Вавилова было слишком известно в мире. Вот откуда, по-видимому, появился замысел экспедиции-операции по таинственному «исчезновению» великого ученого.
Дмитрий Николаевич Прянишников, не видя результатов от предпринятых им и братом Вавилова хлопот, решился сам пойти на прием к Берии. На кафедре, которой он заведовал уже полвека, работала жена Лаврентия Павловича Нина Теймуразовна. Она и сказала мужу, что Дмитрий Николаевич хотел бы с ним переговорить. Тот согласился, назначил время и место — НКВД. Ученый отправился на Лубянку.
— Я пришел, — сказал он, — чтобы объясниться. В чем дело? Вы схватили моего ученика…
Лаврентий Берия холодно взглянул на ученого, спросил коротко, резко, иронично:
— Кого? Как понять «схватили»?
— Большого ученого — Николая Ивановича Вавилова, который явно по какому-то недоразумению оказался у вас под арестом.
— Большого ученого? — Берия ткнул пальцем в папку, лежавшую на столе. — Вот дело о шпионаже Вавилова!
Дмитрий Николаевич, немало уже испытавший от власти, — в 1930 году он тоже был арестован, и только решительное вмешательство Ивана Петровича Павлова, обратившегося к правительству с гневным протестом, спасло его от трагической участи, постигшей тогда многих ученых, — сохранил чувство собственного достоинства и принципиальность. Поэтому сидевшему перед ним вершителю человеческих судеб в Стране Советов он ответил жестко:
— Да, именно так: большой ученый! Он не может быть ни врагом, ни шпионом!
— Нет?
— Не может! — убежденно повторил Прянишников. — Да и в чем мог состоять его шпионаж? Зачем говорить заведомую чушь?
Берия скривил губы: он не ожидал такой решительности и столь резких слов от весьма немолодого человека, понимающего, что и ему это может стоить свободы, а то и жизни.
Прянишников попытался объяснить, какое значение для страны и мировой науки имеют исследования Вавилова, какие генетические ресурсы тому довелось собрать, какие научные труды он написал… Все это можно посмотреть, проверить, убедиться… Если надо, то это сделает он, Прянишников, поскольку недавно представлял работы Н. И. Вавилова на Сталинскую премию.
Но Берия только помотал отрицательно головой. Пришлось Дмитрию Николаевичу уйти ни с чем.
Лишая Вавилова свободы, власти обвинили его в том, что он родился и вырос в очень состоятельной московской семье, получил блестящее образование и благодаря своему таланту «достиг в науках очень многого», при этом к советской власти настроен был недружелюбно. В доказательство приводилась выдержка из интервью, напечатанного в 1938 году в одной из парижских газет: «Я служу не правительству, а моей стране…».
Впрочем, «дело» на Вавилова было заведено еще около десяти лет тому назад в связи с «делами» других крупных ученых-аграрников, арестованных в 1930 году, — А. В. Чаянова, Н. Д. Кондратьева, А. Н. Челинцева, Н. П. Макарова. Их обвиняли в принадлежности к так называемой ТКП — Трудовой крестьянской партии, фактически никогда не существовавшей в СССР. Тогда же были арестованы и некоторые сотрудники ВИРа, давшие по душевной слабости показания против Вавилова. Обвиняли Николая Ивановича в том, что ТКП использовала его заграничные связи и поездки в шпионских целях.
В НКВД стекались сведения и от различных «информаторов», работавших вместе с Вавиловым. Например, сообщалось о том, что директор запирался с иностранцами в своем кабинете и знакомил их с работами, имеющими «оборонное значение», например с результатами исследований по фитофторе картофеля. Был донос и о том, что в 1931 году академик Вавилов, читая лекции в Датском королевском обществе сельского хозяйства, раскрывал секретные сведения. Какие именно — об этом сказано не было.
ВОСХОЖДЕНИЕ НА ГОЛГОФУ
Вначале ученого поместили в одиночную камеру. Однообразные дни тянулись бесконечной чередой. Его деятельной натуре смириться с этим вынужденным бездельем оказалось особенно тяжело. Начал обдумывать книгу, которую уже давно хотел написать.
Но вот 12 августа объявился следователь А. Г. Хват, показал обвинительные материалы. Один из доносов написал Г. Н. Шлыков, работник ВИРа, которого Вавилов не раз критиковал за предвзятость, необъективность, низкий уровень исследований. И вот теперь в тюремной камере ученый читал: «…Пока еще не уничтожены бандиты — Чернов, Яковлев и Бауман (уже арестованные руководители Нарком-зема СССР и сельхозотдела ЦК ВКП(б) — В. III.), надо выяснить, что делали они в плоскости вредительства по организации сельскохозяйственной науки, опытных станций, постановки испытания и выведения новых сортов. Я все больше убеждаюсь, что тут могло быть разделение труда с Вавиловым, как с фактическим главой научно-исследовательского дела в стране в области растениеводства за все время после Октябрьской революции. Не являлось ли внешне отрицательное отношение к нему, а некоторое время и к их марионетке Мурадову А. И. (бывшему президенту ВАСХНИЛ. — В. Ш.) прикрытием подлинного отношения как к сообщникам, — подлости и хитрости этих людей, как доказывает процесс, нет предела.
Просто трудно представить, чтобы реставраторы капитализма прошли мимо такой фигуры, как Вавилов, авторитетной в широких кругах агрономии, в особенности старой… Не является ли в связи с этим и шумиха, поднятая иностранной прессой в конце 1936 года вокруг Вавилова, в связи с «гонениями» на него, затем печатание подложных некрологов по его адресу провокацией, затеянной и организованной им же самим, с его ведома? Ведь это же не случайно, что материал, освещающий положение в Институте растениеводства, который отчасти в копиях находится у вас и который направляли этим людям как представителям партии и правительства, не имел положительных последствий. Мало сомнений и в том, что они могли сигнализировать Вавилову об этом материале.
…Поэтому я и обращаюсь через Вас по всей Вашей системе принять меры к вскрытию обстоятельств, изложенных выше. А узнать досконально о вредительстве в деле организации сельскохозяйственной науки означает то же, что ускоренно освободиться от последствий вредительства».
В папке были собраны и другие доносы, например профессора И. В. Якушкина, а также сотрудников ВИРа А. К. Коля, Ф. Ф. Сидорова, С. Н. Шунденко.
Следователь А. Г. Хват начал допросы Николая Ивановича с таких слов: «Вы арестованы как активный участник антисоветской вредительской организации и шпион иностранных разведок. Признаете ли вы себя виновным?»
«Нет, не признаю, — ответил ученый. — Шпионом и участником антисоветских организаций я никогда не был. Я всегда честно работал на Советское государство».
Вавилов держался спокойно, твердо, отрицал все выдвинутые против него обвинения. Но
