Весь Кен Фоллетт в одном томе - Кен Фоллетт

Крики несколько поутихли и перешли во всхлипывания. Нелли принесла эссенцию конопли. Керис налила ее в ложку и просунула в открытый рот Минни, зажав нос. Девочка глотнула, опять закричала, но через минуту начала успокаиваться.

— Дай чистое полотенце, — повернулась к Нелли Керис.

В госпитале использовали большое количество полотенец, и по распоряжению смотрительницы за алтарем стоял буфет, в котором всегда было много свежих. Вернулась Мэр с маслом и вином. Монахиня разложила полотенце на полу возле матраца, на него поместила обгоревшую руку.

— Ну, полегче?

— Болит, — захныкал ребенок.

Керис удовлетворенно кивнула. Первое вразумительное слово, произнесенное девочкой. Худшее позади. По мере действия эссенции дочь кузнеца становилась вялой.

— Сейчас я буду лечить твою руку. Постарайся лежать спокойно, хорошо?

Минни кивнула. На запястье, где были сильные ожоги, монахиня вылила небольшое количество теплого вина. Девочка дернулась, но не убрала руку. Смотрительница госпиталя, обрадовавшись, медленно повела струю выше, промывая вином самые страшные места. Затем так же полила раны оливковым маслом, успокаивающим ожоги и защищающим ткани от нежелательных воздействий из воздуха. Наконец взяла свежее полотенце и легко завернула руку, чтобы не слетались мухи. Минни стонала, но уже почти спала. Врачевательница всмотрелась в ее лицо. Оно покраснело от напряжения. Это хорошо: бледность значила бы, что доза была слишком большая.

Керис всегда волновалась из-за лекарств. Их концентрация варьировалась при изготовлении каждой новой порции, а целительница не имела возможности точно взвешивать составные части. Слишком слабое лекарство не действовало; слишком сильное могло стать опасным. Особенно врачевательница боялась передозировки для детей, хотя родители всегда настаивали на сильнодействующих средствах, теряя голову, когда детям было больно.

Вошел брат Иосиф. Он уже состарился — ему пошел шестой десяток — и растерял все зубы, но по-прежнему считался лучшим врачом аббатства. К нему тут же подскочил Кристофер Кузнец.

— О, брат Иосиф, слава Богу, вы пришли! — воскликнул он. — У моей девочки страшные ожоги.

— Давайте посмотрим.

Керис отступила, подавив раздражение. Все считали, что монахи — всесильные целители, способные творить чуть ли не чудеса, а монахини могут лишь кормить и обмывать. Она уже давно перестала протестовать, но еще возмущалась.

Иосиф откинул полотенце, осмотрел руку, ткнул пальцами в обгорелую плоть. Минни захныкала во сне, вызванном действием лекарства.

— Сильный ожог, но не смертельный. — Иосиф повернулся к Керис: — Приготовьте припарку из трех частей куриного жира, трех частей козьего помета и одной части белого свинца и приложите к ожогу. Она выведет гной.

— Хорошо, брат.

Врачевательница сомневалась в действенности припарок и даже заметила — многие раны хорошо заживают и без выхода гноя, что считалось благотворным. По ее наблюдениям, иногда под такими припарками, наоборот, происходило ненужное нагноение. Но с ней никто не соглашался — кроме брата Томаса, убежденного, что он потерял руку из-за припарки, прописанной ему Иосифом почти двадцать лет назад. Однако это поле боя Керис тоже оставила. Методы монахов основывались на авторитете древних медиков Гиппократа и Галена, и все, что согласовывалось с ними, считалось правильным. Иосиф ушел. Смотрительница госпиталя удостоверилась, что Минни удобно и что ее отец несколько успокоился.

— Когда девочка проснется, захочет пить. Позаботьтесь, чтобы у нее было питье в достаточном количестве — слабый эль или разбавленное вино.

Целительница не торопилась делать припарку. Прежде чем готовить лекарство Иосифа, она даст Бог у несколько часов действовать без посторонней помощи. Вероятность того, что брат зайдет попозже проведать больную, мала. Керис послала Нелли за козьим пометом на соборную лужайку, а сама направилась в маленькую темную аптеку возле монастырской библиотеки. Несмотря на тесноту, она разместила здесь рабочую доску, несколько полок для кувшинчиков и флакончиков и небольшой очаг для подогрева лекарств.

В шкафу бывшая негоциантка хранила небольшую записную книжку. Пергамент был дорог, и его листы одинакового размера использовались только для сакральных рукописей, но монахиня собрала обрезки неправильной формы и сшила. Она заносила сюда все серьезные случаи: дату, имя, симптомы и назначенное лекарство, — а позже добавляла результаты, всегда точно помечая, сколько часов или дней прошло с тех пор, как больному стало лучше или хуже. Смотрительница госпиталя часто просматривала записи, изучая эффективность медикаментов.

Когда Керис отмечала возраст Минни, ей пришло в голову, что, если бы она не приняла тогда настой Знахарки, ее ребенку тоже было бы сейчас восемь. Почему-то считала, что родилась бы непременно девочка. Как бы она сама действовала, если бы случилось такое? Способна ли она на продуманные поступки или валялась бы в истерике от страха, подобно Кристоферу Кузнецу? Врачевательница как раз закончила писать, когда позвонили к вечерне. После службы и ужина монахини отправились немного поспать перед трехчасовой утреней, а Керис вернулась в аптеку приготовить припарку. Она ничего не имела против козьего помета — всякий работавший в госпитале видывал и более неприятные вещи, — но с чего Иосиф взял, что он помогает при ожогах? Все равно припарку можно будет наложить только утром. Минни здоровый ребенок, к тому времени ей уже станет лучше.

Вошла Мэр. Керис подняла вопросительный взгляд:

— Что ты делаешь? Почему не спишь?

Монахиня подошла к рабочей доске.

— Я пришла тебе помочь.

— С припаркой справлюсь и одна. А что сказала сестра Наталия?

Помощница настоятельницы Наталия отвечала за дисциплину; никто не имел права без ее разрешения выходить ночью из дормитория.

— Она, считай, спит. Ты правда думаешь, что некрасивая?

— А ты встала с постели, чтобы спросить меня об этом?

— Мерфин сказал бы, что красивая.

Керис улыбнулась:

— Да, сказал бы.