Меч ислама - Рафаэль Сабатини

Драгут вытаращил темные глаза. В них заиграли озорные огоньки.

— Женщина! О Аллах! Что же ты с ней будешь делать? Неужели она так прекрасна, что совершила чудо, сделав тебя вновь мужчиной?

Евнух презрительно скривил губы. Ему не нравились такие вольности, а Драгут не стеснялся в выражениях. По мнению Синана, это были плоские шутки. Но он невозмутимо ответил:

— Ее красота достойна гарема нашего мусульманского владыки. Она ему понравится. Хочу предложить ее в качестве подарка великому Сулейману.

Драгут ухмыльнулся. Евнух поднял пухлые ладони.

— Я не пойду к Светлейшему с пустыми руками. Мне повезло, я нашел чудесный дар. Поэтому забирай людей и все остальное, а мне оставь эту райскую деву.

— Нет-нет, погоди. Если это ключ к сердцу султана, то почему ты можешь пользоваться им, а я нет?

Синан снова скривил губы.

— Разве получить такой дар из твоих рук так же приятно, как из моих? — весело спросил он. Драгут понял и рассмеялся.

— Возможно, и нет. Благодари Аллаха. Пусть будет по-твоему. Но дай мне хоть взглянуть на эту жемчужину, предназначенную для султана.

Синан запротестовал: мол, мужской взгляд может осквернить лик, который должен украсить гарем султана. Но Драгут не принял возражений, и монна Джанна была вынуждена, преодолев отвращение, подняться через люк из своей каюты.

Когда она предстала перед Драгутом с высоко поднятой головой и презрительно-отрешенным выражением лица, тот долго рассматривал ее, затаив дыхание. Его воспламенившийся взор встревожил Синана, знавшего о похоти анатолийца. Наконец Драгут сказал:

— Мой капитан сообщил мне, что ему посчастливилось оказать вам помощь.

— Помощь не была необходима, и спасения не требовалось. Но все равно вам за это заплатят. Даю слово. Слово племянницы адмирала Дориа.

Этим заявлением она надеялась обескуражить Драгута и, казалось, преуспела в этом. Несколько секунд он рассматривал ее жадным взглядом, потом приглушенно засмеялся.

— Слава Аллаху! — Он наклонился к Синану. — Высокое положение придаст ей особую пикантность в глазах Сулеймана. А ты, жирный хитрец, ничего не сказал об этом! Ну, а кто же люди, которые были с ней?

Услышав имя Просперо, Драгут несказанно удивился и развеселился. К огромному облегчению Синана, он тотчас утратил интерес к женщине и зашагал по палубе в сторону пленников, бросив свою свиту.

На матросов Просперо, сгрудившихся возле камбуза, он едва взглянул и удостоил вниманием лишь самого Просперо. Глаза Драгута смеялись, но смеялись зло и угрожающе.

— Слава Аллаху, вновь предавшему вас в мои руки, синьор Просперо. Мы ведь договорились о выкупе и заложнике, который должен был быть мне возвращен, не так ли?

— Не думаешь же ты, что я сознательно нарушил слово, — с достоинством ответил Просперо. — Обстоятельства не благоприятствовали мне. Но теперь ты можешь взять свое золото, синьор Драгут. Оно в моем сундуке, который забрал Синан.

— Аллах наделил тебя сообразительностью, синьор Просперо. — Драгут громко рассмеялся. — Ты хочешь заплатить выкуп из денег, взятых как военный трофей. А все, что сверх суммы, ты наверняка потребуешь вернуть обратно!

— Более того, я потребую и фелюгу, и своих слуг. А за все это можешь забрать себе мой сундук.

Продолжая смеяться, Драгут погладил свою раздвоенную бороду.

— Есть же еще женщина. Удивляюсь, почему ты не требуешь и ее.

— Я требую. Это само собой разумеется.

— Ха! Само собой? Тогда знай: Синану повезло. И повезло больше, чем Хайр-эд-Дину при Фувди, когда он пытался захватить для гарема султана леди Джулию. Она была бы лакомым кусочком, усладой очей и сердца Сулеймана, но готов поклясться, что эта женщина еще прекраснее. Возложить такой дар к ногам владыки всех правоверных — большая честь для Синана.

Просперо побледнел так, что даже губы его стали белыми.

— Но, Драгут, она же… — он осекся, радуясь неожиданно осенившей его мысли. К тому же это будет не совсем ложь. И может возыметь действие. — Она моя жена, Драгут. Мы обручены!

— Вот как? Какая жалость, право! Девственница, конечно, была бы ценнее для нашего великого господина. Но ее краса возместит этот изъян.

Ужас обуял Просперо. Он позабыл о гордости и начал униженно молить корсара.

— Драгут, когда ты был моим пленником, я обошелся с тобой милостиво.

— Так же, как и я с тобой, когда ты был у меня в плену. Теперь мы квиты.

— Мы надрывались за одним веслом. Разве общие страдания не связывают нас? Когда-то ты считал, что это так.

— Ты сам все испортил, предав меня.

— Я не предавал. Это единственное, чем я могу похвастать перед тобой. Плату, которая причитается тебе за меня, ты все же получишь. Послушай же, назначь выкуп за нас обоих. Каков бы он ни был, он будет выплачен.

— Ты думаешь, я поверю тебе снова?

— Я не прошу об этом. Мы останемся у тебя, пока не придет выкуп. Но останемся как пленники, которые ждут его. Драгут ухмыльнулся.

— А что, если я назначу десять тысяч дукатов?

— Согласен! — тотчас же с жаром ответил Просперо. Он испытал такое облегчение, что кровь прилила к щекам. — Деньги будут доставлены из Генуи. Средства найдутся. Мои слуги отвезут письма в банк Святого Георгия.

Ухмылка Драгута стала еще шире.

— Но я еще не говорил о десяти тысячах. И о двадцати тоже. Неужели ты думаешь, что я расстанусь с племянницей Андреа Дориа даже за сотню тысяч дукатов? Разве ты забыл, какие у меня счеты к этому старому морскому волку? Слава Аллаху! Может быть, он еще вспомнит об этом, когда узнает, что его племянница живет в гареме Сулеймана. Неверный пес! Возможно, он в конце концов еще пожалеет, что приковал меня к веслу и отдал под плетки своих надсмотрщиков. Пожалеет, когда мысль о племяннице будет терзать его старую грешную душу.

— А как же я? — вскричал Просперо. — Я что, не в счет? Я же сказал тебе, что племянница Дориа — моя жена.

Драгут пожал плечами.

— Откажусь ли я от столь сладостной мести из-за твоих страданий? Я ничем тебе не обязан. Даже будь так — разве не по воле всеведущего и всемилостивейшего Аллаха кару виновных зачастую разделяют и безвинные? Я сочувствую тебе, Просперо, но не настолько, чтобы отказаться от удовольствия вручить султану такой подарок. К тому же все это — затея Синана.

И тогда самообладание покинуло Просперо. Он обрушил на Драгута поток площадной брани, такой, которую понимают и на Западе, и на Востоке.

И все это время Драгут стоял перед ним и смеялся, как дьявол, не обращая внимания на оскорбления. Наконец, когда Просперо поостыл и устыдился своей ярости, которая только позабавила Драгута, тот заговорил:

— Так, так. Слова не ранят. Но ограничься тем, что сказал. Другой на моем месте послал бы тебя на галеры. Да и я так поступлю, если ты снова откроешь рот. Ты перейдешь со своими людьми на борт моего галеаса, где тебе не причинят вреда, если ты будешь благоразумен. И, клянусь Аллахом, ты будешь благоразумен!