На сопках Манчжурии - Евгений Белогорский

— Это плохо?

— Смотря с какой стороны посмотреть, — философски рассудил Гребешков и, увидев удивленный взгляд собеседника, поспешил пояснить: — Чем больше он становиться политиком, тем больше он теряет навыки полководца.

«У него их и так не особенно много» — подумал про себя Покровский. — Все может быть в этой жизни, а тем более, здесь в Китае.

— Вы совершенно верно подметили, Алексей Михайлович, — радостно подхватил Гребешков, — здесь у нас, может быть то, что совершенно невозможно в Европе.

Покровский захотел возразить собеседнику, но в это момент прибыл нарочный и торопливо протянул полковнику послание от начальника штаба, подполковника Лаврушина. Быстро пробежал глазами записку, он решительно встал из-за стола и, извиняясь перед собеседником, сокрушенно развел руками.

— Прошу меня извинить, Никодим Петрович, но вынужден вас оставить. Возникли неотложные дела, — вежливо молвил Покровский и отбыл в штаб. Там, словно продолжая их прерванный разговор, Алексея Михайловича ждал довольно неожиданный сюрприз. Комендант крепости Учан намеревался капитулировать, но на не совсем обычных условиях.

— Полковник Ду Син много слышал о воинском таланте господина цзян-цзюня и предлагает разрешить возникшую между вами проблему мирным путем, — прибывший из крепости посланник почтительно склонил голову перед Покровским.

— Рад слышать такие разумные слова, но каковы будут условия этого мирного разрешения?

— О, господин цзян-цзюнь, условия, которые предлагает господин комендант самые выгодные и справедливые, как для вас, так и для нас.

— Что же, слушаю Вас с нетерпением. Прошу садиться, — полковник указал китайцу на стул.

— Господин полковник прекрасно видит всю бесполезность противостояния такому воину, как господин Ван Сунн, и, ради предотвращения никому не нужного кровопролития, он готов сдать крепость. Однако, просто так капитулировать полковник Ду Син не может. Он обязательно должен сохранить свое лицо перед генералом Пэйфу.

— Где же выход из сложившейся ситуации?

— Все очень просто. В определенное время ваши войска начинают стрелять в воздух. Солдаты гарнизона также будут стрелять в воздух. Таким образом, никто не пострадает, но все будут думать, что между нами идет сражение. После, того как стрельба закончится, господин цзян-цзюнь даст нам час на отступление из крепости, после чего может занимать Учан.

Услышанные слова потрясли Покровского. Бедный Алексей Михайлович был совершенно огорошен подобным способом ведением войны. Это было столь непривычным и неожиданным предложением, что он поначалу хотел отказаться, но желание избежать людских потерь, заставило его дать согласие.

Прошло два дня и рано утром, полки НРА открыли по крепости ураганную стрельбу, на которую гарнизон ответил не менее громкой канонадой. Со стороны казалось, что между противниками развернулось настоящее сражение. Громкие крики солдат дополнял треск винтовочных выстрелов, грохот пулеметов, и время от времени были слышны пушечные залпы.

Зрелище было завораживающее по своей силе и красоте. Шум от стрельбы был слышан на многие километры от Учан, но все это было лишь постановочной декорацией призванной скрыть тайные намерения Ду Сина. Как и было условлено, люди стреляли в воздух, а пушки палили холостыми зарядами.

Так продолжалось около сорока минут, после чего все разом стихло, и наступила тревожная тишина. Раскрыв резную луковицу карманных часов, полковник Покровский стал с нетерпением ждать дальнейшего развития события. В глубине души он опасался, что Ду Сун ловко обманул его, но эти опасения оказались напрасными. Прошел условленный час и, посланные в крепость разведчики, принесли радостную весть, что цитадель Учан была пуста.

Происходи это все ранее, Алексей Михайлович честно бы признался в рапорте о тайной пружине своего успеха, но долгое общение с Востоком сильно переменило полковника. Составляя победную реляцию, он без тени смущения приписал себе успех взятия Учан.

Так Гоминьдан утвердил свое влияние над важными стратегическими провинциями Хунань и Хубей. Обрадованный этими успехами, Чан Кайши предлагал продолжить поход за Янцзы, пользуясь бедственным положением Пэйфу, но цзян-цзюнь высказался категорически против подобных планов.

— Не стоит подвергать серьезному риску то, чего мы с таким трудом достигли. Пока за нашей спиной стоит армия Сунь Чуаньфана, о походе на Пекин не может быть и речи. К этому вопросу можно вернуться только после захвата Нанкина и Шанхая, но никак не раньше, — воспротивился Алексей Михайлович и главнокомандующий НРА был вынужден наступить на горло своей песне. Правда, как оказалось, не совсем. Воспользовавшись тем, что часть соединений армии не участвовала в осаде Учан, Чан Кайши решил самостоятельно приступить к завершению похода. Идя на поводу своих амбиций, не дожидаясь подхода частей под командованием Покровского, Чан напал на армию Сунь Чуаньфана и был разбит. Один из лучших полководцев Китая жестко проэкзаменовал командующего Гоминьдана и выставил его воинским способностям неудовлетворительную оценку.

Разгром, что был учинен правителем Цзянси, так отрезвляюще подействовали на Чан Кайши, что он полностью устранился от командования НРА, отдав его в руки Покровского.

Неудачные действия главнокомандующего, очень затрудняли задачу господина военного советника. Хорошо вооруженные, имеющие в своем распоряжении много пулеметов и орудий, вкусившие радости победы, солдаты Сунь Чуаньфана были трудным противником.

Исходя из сложившейся обстановки, Покровский решил временно приостановить наступление НРА. Был издан приказ, предписывающий дивизиям и корпусам Гоминьдана избегать любых столкновений с крупными соединениями противника. Рекомендовалось воздержаться от нападений на его крепости и прочие опорные пункты.

Подобный приказ не был проявлением трусости. С одной стороны Покровский остужал горячие головы тех, кто считал, что до победы остался только один шаг, с другой притуплял бдительность противника. Пусть считает, что цзян-цзюнь Ван Сун боится его, тогда как сам Алексей Михайлович в срочном порядке проводил обучение китайских солдат новой тактике.

Убедившись в правильности своей идеи ведения боевых действий в ночных условиях, Покровский решил сделать ставку на неё в борьбе с правителем Цзянси. День и ночь, под руководством русских инструкторов, китайцы учились приемам штыкового боя и ночным атакам.

Проведя месяц в столь изнурительных приготовлениях, в начале июля Покровский отдал приказ о наступлении.

Действуя в основном в ночное время суток, неожиданными ударами соединения НРА сумели захватить города Цзюцзян, Туцзян и важный железнодорожный узел Наньчан. Прекрасно вооруженные и оснащенные, рослые солдаты СуньЧуаньфана не смогли противостоять южной мелкоте превосходно орудующей штыком в ночных сумерках. Всего за три неполных недели боев, было взято в плен 30 тысяч солдат противника, огромное количество винтовок, пулеметов, патронов и несколько десятков пушек. Противник был вынужден покинуть Цзянси.

Преследуя отступающего СуньЧуаньфана, солдаты НРА вступили на территорию провинции Аньхуэй, и в начале августа заняли её столицу — Аньцин. В руках противника оставались только провинция Цзянсу с такими важными городами как Нанкин и Шанхай, и взятие их было делом времени.

Приближаясь к древней китайской столице, Алексей Михайлович был полностью уверен в скором успехе. Чжилийские солдаты не смогли найти противоядия против ночных атак кантонцев. Каждое столкновение приводило к победе солдат Гоминьдана и усиливало страх в сердцах противника. Подобно рже он незримо точил души врагов, засевших в Нанкине, и против него были бессильны и высокие стены с многочисленными пулеметными гнездами, и широкие крепостные рвы.

Раскинувшийся на берегах Янцзы, Нанкин был опоясан крепкой каменной стеной. Это были мощные защитные укрепления, многие века верой и правдой защищавшие власть и покой повелителя Поднебесной, но чье время кончилось с появлением артиллерии. Творение императоров Мин, было беззащитно перед разрушающей силой осадных пушек.

Подойдя к одним из городских ворот, Покровский приказал установить напротив них батарею крупнокалиберных гаубиц захваченных в арсеналах Сунь Чуаньфана. В течение последующего дня шел интенсивный обстрел тринадцатиметровых стен, прилегающих к воротам. Каждый попавший в стену снаряд поднимал столб щебня и пыли, безжалостно разрушая творение древних китайских мастеров.

Ближе к вечеру в стене образовался широкий пролом, но полковник не бросил солдат на штурм города, продолжая вести бомбардировку его оборонительных рубежей. С наступлением ночи китайцы попытались установить на стенах прожекторы, но эти действия были немедленно пресечены артиллеристами. Уже с первого залпа был разбит в клочья один из прожекторов, после третьего их стало вдвое меньше, а пятый полностью погрузил крепостные стены в ночную тьму.