Мне не больно - Андрей Валентинов

– Н-не знаю, – растерялась Лу. – Бюст не понравился?

Володя расхохотался.

– Неркулов сообразил, что у Кутузова не было не левого, а правого глаза, закончил вместо Володи художник. – Я об этом слыхал, еще когда был студентом, но рассказывали не о Неркулове и Ворошилове, а об Антокольском и генерале Драгомирове.

– Неужели врут? – огорчился Синицын. – Жаль!

– Ну почему врут? – не согласился Стрешнев. – Фольклор, Володя. Знаешь, по-моему, Неркулов просто издевается над этими «меценатами». Лепит им чудищ… А выходит, между прочим, талантливо – действительно памятники эпохи. Вроде половецких идолов…

Люба с удовольствием послушала бы еще о неведомых ей нравах столичной богемы, но Володя уже откланивался, предложив проводить девушку. Лу отговорилась, не желая, чтобы странный гость догадался о том, где она в действительности квартирует. Синицын развел руками, улыбнулся и, пообещав заскочить завтра, был таков.

Стрешнев подождал, пока на лестнице затихнут шаги, а затем негромко проговорил:

– Люба! Вы хотели о чем-то меня спросить? Я не ошибаюсь?

Девушка кивнула. Надо было поговорить о возможной эвакуации больного художника, но Лу никак не могла решить, с чего начать. И в самом деле, не показывать же карту звездного неба, тем более что звезды, называемой на Тускуле попросту «Солнцем», на этой карте не было.

– Вы, кажется, не доверяете Володе, – продолжал Стрешнев. – Я это почувствовал. Знаете, у больных, как у детей, очень острое чутье…

Она не доверяет Володе? Пожалуй, нет, это он не доверяет ей…

– Я знаю его много лет, Люба. Поверьте, он не из тех, кто приходит в гости по долгу службы. Не смотрите, что он такой веселый, ему пришлось очень много пережить…

– И вы считали его погибшим? – не удержалась девушка, вспомнив первую встречу с Синицыным.

– Да… И не один я… Слава Богу, мы все ошиблись…

Итак, Лу не зря обратила внимание на улыбчивого парня с явно вымышленной фамилией. Стрешнев намекал, что Володя не имеет отношения к НКВД. Значит…

Следовало посоветоваться с Беном, а еще лучше – с Чифом. Вспомнив, что приятели по-прежнему в ссоре, Лу вздохнула. Несколько раз она пыталась помирить «мальчиков», но тщетно. Похоже, дело не в мальчишеских амбициях Джонни-боя и не в уязвленном самолюбии брата…

Лу собралась, плотно застегнула пальто, предчувствуя уличный холод, уложила сумку и надела жуткого вида берет. Она никак не могла привыкнуть к своему «камуфляжу»: нелепая одежда вызывала раздражение. Оставалось попрощаться, но внезапно по лестнице загремели шаги. Вначале Лу решила, что это Синицын, но тут же сообразила, что это кто-то другой. Вернее, другие: гостей было несколько, они спешили, громко топая сапогами по деревянным ступеням.

– Люба, что это? – Стрешнев приподнялся с лежака и тут же горько усмехнулся: – Кажется, понял… Не бойтесь, не за вами – это за мной… Хорошо, Володя успел…

Лу застыла, не в силах двинуться с места: к подобному она оказалась совсем не готова. Правда, ничего подозрительного, на первый взгляд, у скромной медсестры не было, но обыск мог сразу же раскрыть ее несложную конспирацию: достаточно пластинки-пропуска, спрятанной на поясе пальто, не говоря уже о медицинских приборах, которых в Стране Советов не было и в помине. А на коробках с ампулами так и стояло: «Свято-Александровск», заклеить или содрать этикетку Лу не догадалась.

В дверь уже стучали – властно, нетерпеливо. Девушка растерянно взглянула на Вячеслава Константиновича. Тот ободряюще улыбнулся и кивнул…

В комнату вошли, вернее вбежали, четверо дюжих мордастых здоровяков в серых шинелях с малиновыми петлицами. Девушку отшвырнули в сторону, кто-то рванул сумку из рук, рявкнув: «Стой на месте!» Но пока не она интересовала гостей – двое уже держали художника за плечи, третий деловито обыскивал больного.

– Где он? – Вопрос был повторен несколько раз. Стрешнев развел руками и тут же получил короткий сильный удар по лицу. Лу охнула.

– Опоздали, во, блядь! – Один из «малиновых» быстро обошел скромное жилище больного, заглядывая в каждый угол. Одна из картин, прислоненная к стене, отлетела в сторону от удара сапогом.

– Ушел, курва! – констатировал другой. – Ну, Стрешнев, говори, где он?

– О ком вы, товарищи? – глухо спросил художник, бросив на Лу быстрый незаметный взгляд. Та поняла: «малиновые» ищут Володю.

– А тамбовский волк тебе, бля, товарищ! Забыл, как обращаться положено, сука! – «Малиновый» взмахнул кулаком, но другой энкаведист, высокий, с неприятными пятнами на лице, перехватил его руку:

– Не спешите, лейтенант! Все равно опоздали… Ладно, Стрешнев, будем разбираться… Значит, так: Стрешнев Вячеслав Константинович, вы арестованы по подозрению в укрывательстве опасного врага народа Владимира Корфа. Что вы можете сообщить по этому поводу?

– Покажите ордер, – спокойно проговорил художник. Лу между тем старалась вспомнить, где она встречала эту фамилию. Володя Корф – вот как зовут, оказывается, «Синицына»!.. Кажется, что-то говорил Бен… Но что?

Пятнистый энкаведист, очевидно старший, достал сложенную вчетверо бумагу и ткнул ее прямо в лицо Стрешневу. Тот медленно развернул и начал читать.

– Читай, читай, сука! – бросил другой «малиновый». – Мы законы знаем…

Художник так же молча вернул бумагу пятнистому.

– Итак, гражданин Стрешнев? – спросил тот. – Владимир Михайлович Корф умер несколько лет назад, – вздохнул Вячеслав Константинович, – укрывать его не имею ни малейшей возможности…

– Во гад! – вздохнул второй «гость». – Измывается еще!

И тут Лу вспомнила: брат рассказывал о вечере у Бертяева. «Вандея» таинственная подпольная организация и ее вождь Корф! Владимир Михайлович Корф, сын белого офицера, бежавший из лагеря, которого «малиновые» долго считали погибшим…

– Ладно, – резюмировал пятнистый, – не хочешь добром – скажешь иначе. Гражданин Стрешнев, согласно ордеру мы уполномочены произвести у вас обыск…

Художник пожал плечами.

– Приступайте! – Пятнистый не спеша оглядел мастерскую, затем обернулся к Лу: – Идите сюда, гражданка!

– Она медицинская сестра, – быстро проговорил Стрешнев. – Я болен, она делает мне уколы…

– Разберемся!

Между тем «малиновые» принялись с шумом и грохотом обыскивать мастерскую. Почему-то особенно их раздражали картины: один из энкаведистов с неожиданной яростью принялся разламывать рамы, словно надеясь найти тайник. Остальные срывали шторы, опрокидывали нехитрую мебель, рылись в вещах.

Лу подошла к пятнистому. Тот косо взглянул на девушку, затем повернулся к лейтенанту:

– Что у нее нашли?

Лейтенант, вывернув на пол содержимое чемодана, на минуту отвлекся от этого важного занятия и подал старшему сумку. Пятнистый вывалил содержимое на стол. Лу затаила дыхание: «малиновый» брезгливо перебрал вещи, не обратив внимания ни на этикетку, ни на коробку с индивидуальными шприцами, а затем поднял взгляд на девушку:

– Документы!

Лу протянула паспорт – неважно выполненную «липу».

– Баулина Любовь Леонтьевна… Что вы здесь делаете?

– Я медсестра, – Лу чуть не сказала «сестра милосердия», но вовремя спохватилась, – меня прислали из районной больницы. У Вячеслава Константиновича… у больного… тяжелая форма туберкулеза…

– Вавилов! – Пятнистый обернулся. Один из «малиновых», тот, что крушил рамы, подошел поближе.

– Вот чего, Вавилов, внизу есть телефон, позвони в районную больницу. Баулина Любовь Леонтьевна. Запомнил?

«Малиновый» кивнул и вышел, гремя сапогами. Лу поняла, что дела плохи.

– Гражданка Баулина, должен предупредить, что за дачу ложных показаний вы будете привлечены к уголовной ответственности по всей строгости советских законов. Вы поняли?

Лу кивнула, отчаянно пытаясь сообразить, что ей делать. Сейчас этот Вавилов вернется…

– Вы видели здесь или около дома этого человека?

На фотографии Володя выглядел немного иначе – совсем молодой, с худой тонкой шеей, стриженый. Фото было сделано давно, впрочем, узнать «Синицына» не составляло труда.

– Я… я не видела его…

– Подумайте, Баулина. Это – опасный враг. За его укрывательство вы попадете в лагерь – если не хуже…

– Я его не видела! – повторила Лу. – Я – медсестра…

– Товарищ капитан, дайте я сам с этой блядью поговорю, – вмешался громила-лейтенант, успевший уже опрокинуть мольберт и выбросить на пол небогатый запас продуктов.

Девушка почувствовала, как у нее вспыхнули щеки. Отвечать было нельзя, но вдруг заговорил Стрешнев:

– Товарищи! Граждане! Люба делала мне уколы… Как вы можете!..

Лейтенант лениво взмахнул рукой – художник без звука упал на лежак.

– Итак, Баулина? – продолжил пятнистый. – Будете говорить?

Лу молчала. Происходящее казалось чем-то нереальным, кошмарным сном, который должен вот-вот кончиться. О таком она читала еще в детстве: чекисты врываются в квартиру, громят все вокруг, хватают ни в чем не повинных людей… Потом – страшный подвал, взвод китайцев или латышей, сырая, выщербленная пулями стенка… Тогда это казалось страшной сказкой, похожей на историю графа Дракулы…