Страж морского принца - Дана Арнаутова

Джиад молча кивнула, присаживаясь за стол сбоку, потому что напротив Карраса стоял поминальный стакан, тихо сказала:

– Сожалею. Пусть боги будут к нему справедливы, а память оставшихся – долгой и верной.

– Хозяин, – окликнул Каррас выходящего тавернщика, – еще стакан! И еды принеси.

Пояснил, едва разжимая губы, словно от смертельной усталости:

– Мне кусок в горло не лезет, не обессудьте. А вы ужинайте, не бойтесь: еда чистая, никакого зелья.

– Боялась бы – не пришла бы, – спокойно сказала Джиад, глянув на осунувшегося, как после болезни, наемника. – Что теперь делать будете, господин Каррас? Я ведь с утра меньше стоить не стала.

– Из города выводить, как обещал, – угрюмо отозвался тот. – Моя честь не дешевле денег, да и шкуру свою я ценю, а вы ее, почитай, дважды спасли.

– Полтора, – усмехнулась Джиад. – Во второй раз вы и сами справились. А что Самир этот?

– Ну, я же здесь, – растянул губы в невеселой улыбке Каррас. – Сами понимаете.

Тавернщик, постучав и дождавшись ответа, вошел с подносом: стакан и три деревянные тарелки с едой. У Джиад, с утра голодной, в животе забурчало от запаха жаркого из свинины, свежего хлеба и копченого сыра. Но она дождалась, пока Каррас нальет в стакан густого, черного в тусклом свете вина, отломила от ломтика хлеба, лежащего на поминальном стакане, кусочек.

– Его звали Миль, – уронил Каррас, поднимая стакан. – Миль Зануда из Уракеша. Он и вправду вечно занудничал: чтоб я надел кольчугу, чтоб ребята не пили сырой воды и не ели что попало, чтоб перед делом трижды все проверили, а после дела выставили караульных. Знаете, бывают такие…

Джиад молча кивнула, отпивая вино.

– Он всегда прикрывал мне спину, – глухо сказал Каррас, пряча взгляд в стакане, – а я его спину не уберег. Думал, что со мной двое самых верных, от кого беречься? Оказалось, верный был один.

– Простите, – сказала Джиад, потому что не знала, что еще тут сказать. – Мне жаль.

– Вам-то за что извиняться? – хмыкнул Каррас. – Если б не вы, Самир ушел бы, пожалуй. Да вы ешьте, на меня не смотрите.

Он не глядя взял кусок лепешки, надрезал ее и вложил внутрь кусок мяса. Прожевал, явно не обращая внимания, что ест, заговорил снова, спокойно и деловито:

– Сегодня после полуночи уходит корабль в Малассу. Капитан надежный, но лучше не испытывать судьбу, а короткими волосами да одеждой команду не обмануть. Поэтому на борт взойдете перед самым отплытием, пересидите дорогу в капитанской каюте и будьте начеку, а в первом же порту придется сойти и делать ноги. Это, значит, будет не Маласса, а Курай – он поближе. Отсюда по прямой гардаров триста. Подходит?

Джиад задумалась. Выглядел план алахасца неплохо, но море…

– Даже и не знаю, – честно призналась она. – Я-то вам верю, но вот в открытое море мне, похоже, не стоит. Не знаю даже, как объяснить…

Она запнулась, и вправду ища слова, а потом выдавила то, что мучило все эти дни, чем дальше – тем сильнее…

– Тянет меня в море, – сказала наконец, поднимая на Карраса взгляд. – Вот так и хочется подойти к берегу – и с разбега в самую глубину. По ночам снится – замучилась уже.

– Ясно, – кивнул Каррас. – Значит, вы у них на крючке. Они это умеют – позвать издалека, кто им нужен. Тогда на корабль нельзя, вы правы. Будем про другое думать. Только отсюда уходить придется. Место надежное, но я сейчас никому не верю. Самиру верил вон…

Джиад опять кивнула, принимаясь за еду и запивая ее излюбленным турансайским Карраса. Ее постепенно отпускало, как бывает после долгого напряжения, когда выдалась короткая передышка и можно вздохнуть чуть полегче. Почему она доверилась Каррасу – и сама не могла сказать. Просто, наверное, после измены Торвальда стало все равно: если предал самый близкий, от других уже и не ждешь ничего. А еще почему-то рядом с алахасцем было удивительно спокойно, словно она знала его уже давно.

– Дело прошлое, – задумчиво сказал наемник, подливая им обоим вина, – а все-таки ужасно мне любопытно, зачем вы всем так нужны? Чтобы два короля с ума сходили и такие деньги сулили? Ладно, иреназе – те золото не считают, когда что-то хотят, но Аусдранг? Вы не думайте, госпожа, я не выпытываю… Так просто…

– Хотите знать, куда вляпались? – усмехнулась Джиад, поддаваясь вдохновенному чутью, что всегда ведет по краю пропасти, не позволяя свалиться, если только ему доверишься. Тому, что подсказало свалить Карраса на пол, когда из дыры под потолком блеснул готовый сорваться с арбалета болт. – Ну, смотрите.

Не стягивая сапога, она приподняла ногу и дотянулась до каблука, ковырнула лезвием ножа, вытаскивая собственноручно вырезанную и забитую в каблук пробку. Достала и вытряхнула на стол перстень, тревожно и зло блеснувший в свете лампы алым глазом рубина – словно огромная застывшая капля крови просияла изнутри.

– Ох ты ж… – завороженно выдохнул Каррас. – Можно поближе?

– Глядите, – безразлично отозвалась Джиад, – для того и вытащила. Хотите – и вовсе отдам, если из города выведете.

Алахасец осторожно взял перстень, покрутил в длинных смуглых пальцах, поднял к свету и посмотрел в рубин, прищурившись и поворачивая его так, чтоб свет заиграл в глубине камня.

– Спрячьте обратно и больше никому не показывайте. Никогда, – посоветовал он, кладя перстень на стол. – Сколько видел хороших камней, а такое чудо – впервые. Работа старая: сейчас так не гранят и золото куют иначе.

– Так и есть, – кивнула Джиад, подбирая куском лепешки подливу с тарелки. – Это коронационный перстень Аусдрангов. Главная реликвия королевства. Из-за него я с иреназе и связалась.

– Госпожа страж, – вкрадчиво мурлыкнул Каррас, восхищенно впиваясь в нее блестящими глазами. – Что хотите за историю, а? Всеми богами клянусь – никому не расскажу. Но сдохну ж от любопытства.

– Что хочу? – переспросила Джиад, встречая взгляд алахасца и глядя на него в упор. – А немного, пожалуй. Еще кувшин вина. Не только вам есть кого помянуть. Только мне живого поминать придется. Здравствующего и благоденствующего. Умер-то он только для меня.

Каррас кивнул, вмиг посерьезнев. Встал и вышел из комнаты, вскоре вернувшись с новым кувшином и еще тарелкой, на которой лежала исходящая золотистым жиром копченая курица.

– А я думал, ваши жрецы не пьют, – уронил, ставя принесенное на стол.

– Обычно и не пьем, – сказала Джиад, откидываясь на спинку стула и зябко обнимая себя за плечи. – На службе никакого дурмана нельзя, а дома… Там иначе можно душу отвести. Но я сейчас не служу.

– Понятно. Тогда лучше помедленней, чтоб не развезло. И закусывайте плотнее.

Каррас ловко поломал курицу руками, ножом вскрыл залитое смолой узкое горлышко, из которого поплыл все тот же дурманный запах.

– У хозяина еще бутылка нашлась, – пояснил, плеская сначала в свой стакан, потом Джиад. – А если пить одно, то лучше не мешать. Ну, за ушедших, живых и мертвых.

Джиад молча опрокинула стакан, отметив, что налил Каррас и вправду немного, около четверти. Это, конечно, ничего не значит, может, просто ждет, пока вино возьмет свое. Но думать об осторожности не получалось – впервые за долгие годы. Сейчас она никого не охраняет, ничья жизнь не зависит от ее рассудка и умения. Старые жрецы предупреждали, что отпускать узду воли, непривычной к свободе от долга, опасно, только толку сейчас от осторожности.

Она послушно взяла кусок душистого мягкого мяса с тарелки, подвинутой Каррасом, впилась зубами.

– А у меня ведь кое-что есть для вас, – сказал вдруг Каррас, вставая и отходя в угол. – Хотел на прощанье отдать, да мало ли как судьба повернет.

Подойдя, он положил на край стола что-то длинное и узкое, бережно завернутое в тонкую промасленную кожу и перетянутое ремнями.

– Вот, берите. Родовым очагом клянусь, сам не лапал и другим не дал. Не принято у меня дома чужое оружие трогать, за такое и убить могут. Оружие – что жена, одни руки признавать должно.

– Каррас!

Джиад, едва не свалив стакан, потянула к себе сверток, узнавая родные, много лет на ощупь узнаваемые, длину и ширину. Развернула, с трудом развязав ремни, погладила тисненую кожу ножен, деревянные накладки рукоятей. Вытащила на пол-ладони, глянув на мягко сияющую голубоватую сталь.

– Ох, Каррас, – повторила, не стыдясь дрогнувшего голоса. – Благодарю…

Еще раз нежно погладив, положила мечи на колени, чувствуя себя так, словно оторванная часть души вернулась на свое место. Покрутила в пальцах стакан с вином, еще отпила, подбирая слова:

– Что ж, – сказала наконец, глядя мимо терпеливо ждущего наемника. – Началось с того, что герцог Лаудольв, когда его заговор разоблачили, решил бежать. И не придумал ничего лучше, как прихватить с собой перстень Аусдрангов, без которого нельзя короноваться…