Рихард Зорге - Подвиг и трагедия разведчика - Сергей Голяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но когда мы в настоящее время говорим о новых землях в Европе, то можем в первую очередь иметь в виду лишь Россию и подвластные ей окраинные государства. Сама судьба как бы указывает этот путь…".
Токко и кемпэйтай взяли след
Полковник Номура включил вентилятор. Его лицо покрывала испарина. Кончики пальцев нервно бегали по краю обитого зеленым сукном стола. Шеф второго отдела токийской военной контрразведки переживал один из тех приступов бессильной ярости, против которых не было никаких лекарств, кроме единственного целителя — времени.
Последние недели ему явно не везло. Прежде всего эта дурацкая история со сгущенным молоком. Провалился старый опытный японский агент, который работал в Европе еще с конца Первой мировой войны. Погибла отличная резидентура, и все из-за непредсказуемой оплошности.
Вместе с женой и сыном агент регулярно из Брюсселя в Париж возил секретную информацию об английском военно-морском флоте. Каждый раз полицейские на границе осматривали его багаж и — пропускали. И надо же, один из сотрудников таможни, опытный контрразведчик, осматривая вещи, оставил отпечатки своих пальцев на банке со сгущенным молоком. Когда агент появился на границе во второй раз, контрразведчик обратил внимание на то, что путешественник вез опять банку. Он задержал все семейство и исследовал эту банку. Она имела двойное дно: агент вез важнейшие сведения. А Номура-то послал за ними в Париж своего специального курьера. Пришлось вернуться ни с чем.
История с банкой — лишь одно звено в цепи неудач. Англичане поймали и еще одного опытного японского агента — известную оперную певицу, которая, совершив турне по Америке, не успела уследить за капризами европейской моды. На границе какому-то сверхбдительному офицеру бросилась в глаза ее накрахмаленная нижняя юбка, каких уже не носили в Европе. Певицу задержали. Юбку обработали химическими реактивами — она оказалась сплошь покрытой тайнописью.
А сколько энергии и фантазии потратил Номура, готовя эти разведоперации! Начальство восхищалось его гением. Сам Мицуро Тояма одобрительно хлопал его по плечу: "У вас блестящее будущее, полковник!"
Номура подставил лицо под струю воздуха, которую гнал вентилятор, но не почувствовал облегчения. Его отсутствующий взгляд остановился на маленьком листе бумаги, белевшем на зеленом сукне стола. На листке — всего две цифры. Они-то и не давали ему сейчас покоя.
Служба перехвата сообщала о появлении в Токио анонимного радиопередатчика. Хотя он и работал на любительском диапазоне, но для контрразведки было ясно, что это не любитель. Радист регулярно слал короткие шифрованные телеграммы, содержание которых оставалось загадкой. Сотрудники шифровального отдела безуспешно бились в поисках ключа. Все напрасно.
Сегодня незнакомец снова вышел в эфир. Две цифры на листке бумаги означали время начала передачи и количество переданных знаков.
Злополучным передатчиком уже заинтересовались во 2-м отделе Генерального штаба — главном японском разведывательном центре. Слухи о его существовании дошли до руководителей "Черного дракона". Генерал Осава, который еще совсем недавно говорил о Номуре с трепетом, смотрел теперь на него с нескрываемым пренебрежением. И Номура прекрасно понимал, что это естественно. Появление неопознанного передатчика в сердце империи было оскорбительным вызовом японской контрразведке — такой безукоризненно отлаженной, мощной организации, тайному стражу островной империи.
Более чем половину жизни провел Номура в этом тайном мире. Это была особая сфера со своими законами, обычаями и философией. Здесь привыкли к победам и не признавали поражений. Здесь не считали деньги: кое-какие операции обходились в десятки миллионов иен. Их агенты работали в Европе и Америке, в России, на Ближнем Востоке и в Австралии. Их люди "наводнили" Китай. Они выведывали, выслушивали, покупали и похищали политические и военные секреты стран, важнейшие государственные тайны.
Чего стоит только один генерал Доихара — этот "дальневосточный Лоуренс". На его счету такие великие дела, как организация восстания войск китайского генерала Ши Юсаня в Северном Китае против власти, похищение единственного потомка трехсотлетней маньчжурской династии Генри Пу И, посаженного японцами на императорский престол в Маньчжоу-Го. За каких-нибудь пять-шесть лет этот Доихара совершил головокружительный скачок от полковника до генерал-лейтенанта. Это он создал в Маньчжурии настоящий диверсионно-разведывательный центр, который готовил отряды из белогвардейцев для переброски в Советскую Россию. Царский атаман Семенов и генерал Кислицын были у него ну прямо "мальчиками на побегушках".
А закулисный диктатор Мицуро Тояма, глава "Черного дракона", — сколько высших правительственных чиновников и военных прошли его школу! В "Черном драконе" начинал свою карьеру министр иностранных дел и даже глава кабинета Коки Хирота. Этот служил рядовым секретным агентом в Корее, Маньчжурии и никогда не стыдился говорить об этом открыто.
Номура чувствовал, что от всех этих мыслей о прошлом ему становится тяжелее. Прошло то время, когда он занимался черновой работой. Теперь он сам охранял тайны страны. И всякий, кто захотел бы в них проникнуть, должен был непременно столкнуться с ним, помериться силами в уме и находчивости. Номура всегда выходил победителем из таких поединков. Тут у него был прекрасный принцип: каждый разведчик должен быть отличным контрразведчиком, и наоборот — в этом залог успеха.
Он ходил из угла в угол, усталый и рассвирепевший. Окаянный передатчик не выходил у него из головы. Казалось, он, Номура, сделал все. Поставлен на ноги радиотехнический отдел. Тайные агенты обшаривали весь город. За всеми подозрительными установлена двойная слежка. Расставлены сотни изощренных ловушек. Но ловушки пока пусты. Осторожный, но и дерзкий противник предусмотрел все капканы Номуры. Он действовал хладнокровно и наверняка.
Номура ни на минуту не сомневался, что это — иностранец. Полицейский контроль и система слежки в городе почти полностью исключали возможность для японца надолго укрыться от наблюдения. В девяносто девяти случаях из ста на него обязательно донесли бы соседи, знакомые или даже родственники. Или он раскрылся бы сам.
Полицейское управление Токио уже давно развесило по всему городу объявления о том, что оно "охотно будет принимать тайные сообщения от граждан на любую тему с целью поддержания безопасности". Между тем полиция только еще более усугубляла атмосферу поголовной подозрительности.
Итак, это — иностранец. Но вряд ли он работает один. Скорее всего, радист обслуживает какую-то разведывательную группу, действующую на территории Японии. Возможно, ее члены живут в Токио. Возможно, они лишь присылают своих связных к радисту, чтобы передать ему собранные сведения.
Ясно одно: группа хорошо законспирирована. И единственным доказательством ее существования был пока только передатчик. Номура схватил эту нить, но она никуда не вела. Но разве он не установил за всеми иностранцами самое пристальное наблюдение? Разве он не приказал своим людям докладывать ему обо всем подозрительном? Все это так. И тем не менее время шло, а на след разведчика напасть не удалось. Агенты Номуры не сообщали ничего нужного. Он, казалось, даже не обращал внимания на неотступно следовавших по его пятам сыщиков, шпиков.
Ну да этот этап работы можно считать завершенным. Мелкая сошка свое дело сделала — настала очередь вводить в дело фигуры покрупнее.
Номура поставил на стол узкий черный ящичек с плотными белыми карточками в нем. Наугад вытащил несколько листков.
"Ну что ж, начнем с этих", — решил он, вглядываясь в приклеенные к листкам фотографии иностранцев. Потом нажал кнопку. Появился адъютант.
— Вызовите ко мне Цая, Кайга, Эйдзи. Первого ровно в десять. Остальных — с интервалом в пятнадцать минут.
— Эйдзи, — доложил адъютант.
— Пусть войдет, — приказал полковник.
Мацукава боком проскользнул в дверь и замер.
— Есть новости?
— Да, господин.
— Выкладывай.
— Он несколько раз был у меня. Мы много говорим о политике. Судя по всему, он заядлый национал-социалист, думает только о карьере. Высоко отзывался о талантах Гитлера. Считает, что Япония и Германия должны обязательно сблизиться.
— Это — все?..
— Да, господин.
— А как он насчет женщин?
— У меня такое впечатление, что все его мысли отданы работе. Но женщин любит. Связи есть.
— Где он поселился?
— Улица Нагадзака-мати, дом тридцать. Прислуга, естественно, предупреждена.
— Что у тебя дальше?
Мацукава сделал неопределенный жест:
— Намерен продолжать наблюдение. Впрочем, у меня есть одна идея…