Стражи волшебных миров - Владимир Геннадьевич Лавров

богов после сожжения, но при этом он активно вмешивается в дела своих верующих. И не только в их дела.

— Чем нам грозит падение Рума?

— Это хуже, чем лидер ни Никитита. Во много раз хуже. Этот много чего умеет, научился, пока был на небесах. Вплоть до прямого воздействия мыслью на материю. И он очень любить гордиться собой, восхваления любит и похвалы. Так что наверняка попытается занять место ни Никититы. Или своё царство организует и пойдёт всех завоёвывать.

— Да, ты силён песни петь… Заслушаешься.

— А что ещё делать в дальней дороге? Это ты меня ещё в лирическом варианте не видел.

Одрамас набрал воздуха и начал громко петь, подыгрывая себе на маленьком барабанчике:

— Вот как едут по полю, по полю широкому, как едут по полю три сотни мечтателей…

Пел он красиво, но уж больно громко.

— Эй, мы как бы прячемся от противника.

— Извини, забылся. Впрочем, мы уже близко к вашим войскам. Тут кочевников не встретишь.

Но громкость он слегка снизил и допевал балладу вполголоса. Она оказалось смешной, хотя и рассказывала о набеге на нашу империю. Потом Одрамас спел ещё одну песню, больше похожую на лекцию по истории, а потом ещё одну. Потом неожиданно сказал:

— А хочешь, научу петь дорожные песни так, что никогда скучно не будет?

— Интересно.

— Сначала выбираешь мотив. Потом начинаешь перечислять на этот мотив всё, что видишь. Пример: «Вот стремительный орёл в небесах летит, вот прекрасная трава на земле шумит…». Секретик в том, что надо всё упоминать в хвалебных или возвеличивающих тонах. Это важно вот почему. Обычно в процессе жизни всё, что видишь, воспринимаешь с раздражением. От усталости все кажется глупым и противным. Если озвучить мысли обычного человека, они будут звучать как: «Вот долбаный орёл за каким-то хреном болтается перед глазами, хорошо ему там наверху, а я тут в долбаной траве вязну». Если поддаться этому чувству, то будешь накручивать в себе зло и боль, которые потом неизбежно выльются на окружающих. Поэтому надо называть вещи только в хвалебном стиле.

— А как так быстро рифму подбирать?

— Рифмующихся слов не так уж и много, со временем типовые рифмы просто запоминаешь. Но тут есть одна проблема. Если все время петь, то отложенные для осмысления идеи и просто воспоминания не смогут прорваться к переосмыслению, и голова начнёт болеть. Поэтому надо следить за фантазией и мыслями, если вдруг появляются воспоминания или разные мысли, их нельзя прогонять, а надо обдумать. Можно прямо в песне. То есть если вспомнился какой-то человек, то после восхваления травы поёшь: «А в лагере военном, на завалинке думает отец о сыне в походе дальнем, в руке у него кружечка с ястребом, в голове мысли тревожные». Это если об отце подумалось. И опять же — отзываться о людях только в уважительном или хвалебном тоне. Никогда не оскорблять и уничижительно не отзываться, иначе песня к тебе вернётся и будешь со всеми говорить оскорбительно даже тогда, когда не хочешь.

— А если всё время возвращаются мысли об обидах от некоторого человека, и не хотят прекращаться, как их ни подавляй?

— А это уже явление другого порядка. Это твоя животная часть нашла в памяти момент, когда ты был недоволен своими действиями, и требует изменить настройки так, чтобы ты выработал такой образ поведения, при котором и выживание обеспечивалось бы наилучшим образом, и ты был доволен правильностью своего поведения. Этот образ поведения она запишет в твою память так, что ты будешь его воспроизводить в похожих обстоятельствах ещё до того, как успеешь подумать.

— Так он же может не подходить к новым обстоятельствам.

— А животное поведение такое. Оно очень часто заставляет человека делать то, что не соответствует обстоятельствам. Гнев, оскорбления… А потом думаешь: «И зачем я говорил все это?». Но тебе пока рано осваивать эту теорию. Попробуй лучше спеть дорожную песню.

Я неумело затянул:

— Вот высокий холм, вид прекрасный с нём, небо голубое над холмом висит, с холма далеко прекрасно я видит…

— Так, ты ещё и вопить не умеешь. Это ты свои возможности на одну десятую используешь. Попробуй выпускать воздух и поиграть связками. Добивайся такого эффекта, чтобы они вибрировали как можно сильнее. Начни со звука «и».

Я принялся тянуть «и-и». Одрамас не выдержал и показал, как находится наиболее громкое звучание. Я попробовал, и теперь получилось и у меня. После этого он тут же потребовал пропеть все остальные гласные звуки.

— А теперь будем учить песню на языке Западного Поля на звук «и».

— А что, в Поле много языков?

— Больше сотни, если считать только распространенные. А теперь песня…

В этой песне звуков «и» действительно было много. Потом мы учили песню на звук «а» и «э».

Поднявшись на очередной холм, Одрамас поднёс ладонь к глазам. Присмотревшись, он сказал:

— Это твои боевые товарищи… Они сейчас будут сильно извиняться, что бросили тебя, для них это большое бесчестье. Пресеки в корне и скажи, что прощаешь. Я вижу тех, кто будет мне не рад. Так что я тебя ненадолго покину. Встретимся позже. Не говори им обо мне. Ирме можешь сказать.

С этими словами Одрамас исчез в траве, как будто его и не было. Удивительный человек.

Я столбел на холме довольно долго, кочевники — союзники ехали медленно, понурив головы. Заметив меня, они ускорились и развернулись. Надо заметить, конная лава в триста человек, несущаяся на тебя одного — то ещё зрелище.

А вот к чему я не был готов, так это к тому, что они свалятся у моих ног с той же поспешностью, с какой мчались, и начнут кланяться.

— Не надо кланяться! Я вас прощаю, поехали дальше! — в панике закричал я.

Сработало. Кочевники взлетели в сёдла и поехали дальше с куда более весёлым настроением. Меня устроили на место рядом со старшим отряда.

Оказывается, они после ночной паники обнаружили, что меня нет, и вернулись искать. Не найдя никого, они уже представляли, как будут объяснять моё отсутствие моему отцу, господину Ирме и командующему. Они им всем клялись, что в первую очередь будут заботиться обо мне и обязательно вернут хотя бы тело.

Про чудовище они сказали, что такое известно им только по легендам, что это темный туман в виде огромной змеи с красными глазами, в котором исчезают все, кого он обволакивает.

Я подтвердил — да, именно это я и видел, чем вызвал новую волну расспросов. Большинство из отряда чудовище не видели, его рассмотрели только часовые. На