Умное Небо - Александр Мень
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
...Через две недели влзвращаюсь, и кажется, что уже давно-давно провел в отрыве от жизни под зеленой кущей. Больше, кажется. уже не мог бы прожить. Конечно, такое уединение дает место для молитвенного сосредоточения. Нго с ним фактически спорит богословское напряжение, которое тоже принадлежит богословию. Так и барахтаюсь, как всегда, между двумя центрами, которые, конечно, суть один, но он в такой глубине, что не ощущаешь...
======================================
28 июня 1935 г.
Blumhill
Дорогая Юля!
Пишу из деревни. Бог помог, вашими общими молитвами, и конференция увенчалась духовным успехом, лучшим, чем принятие моего proposal, как-то чудесно. И держался я физически тоже какой-то нездешней силой, силою молитвы любящих меня. Скажи это и В. А., и E. А. Твоими заботами я был идеально обставлен в смысле режима, ванны были ежедневно и очень помогали. Я думаю, что нам лучше поехать в деревню. Вчера я видел такой дивный закат и это вечернее освещение, когда вырезан в воздухе каждый отдельный лист, что как-то захотелось этой простоты. Не знаю, как благодарить тебя за все твои заботы обо мне.
Приеду в субботу 6-гo, сейчас еще поезда не знаю, но думаю, что вечером.
Благословляю.
Храни тебя Господь.
...Я в общем живу уединенно и сосредоточенно, рабоче. Стараюсь молиться, хотя как трудно молиться. Молиться же надо, кроме друг друга, о России, о русской Церкви и о неверующих и гонящих там Христа. Может быть, это отголосок мыслей об Иуде...
======================================
25VIII 35
...Пишу тебе накануне отъезда в Париж и праздник Успенья. Как люблю я этот праздник и не только «софиологически» и «мариологически», но и нутром, с детства. Я был рожден и крещен под сенью храма пр. Сергия, где был главный придел Успенья (наоборот чем у нас) и этот праздник, как Пасха с весной, соединен в моей памяти с осенью, с холодеющими вечерами, астрами и резедой, всей поэзией ранней осени. И теперь она поет и плачет в осенней душе. Я хорошо отдохнул (и поработал тоже не мало) и пока здесь чувствую себя здоровым... Природа, среди которой я живу, тихая. скромная, ничем не выдающаяся. Зато есть поля, елочки, речка. М. б. более могучей природы я сейчас не был бы способен переносить, а это принимаю с тихой благодарностью и смирением.
======================================
24 сентября 1936 г., утро,
«Europa» (на пароходе)
Дорогая сестра Иоанна!
Пишу тебе из царства Софии, иначе я не могу определить то невыразимое словом чувство безграничного небесного свода, и воды, и безмерного океана с его стальной и голубящейся грудью, причем то здесь, то там раскаленное золото от солнца. Прежде я обладал бесстыдством слова, чтобы пытаться это описать или выразить. Теперь молчат мои уста, но расширяется сердце. Я совершенно теряю при этом сознание моей старости и изношенности, забываю скорби и чувствую себя мальчиком, каким мне полагается быть по метафизическому возрасту, и блаженствую... Только тебя не хватает, чтобы вместе это пережить — несказанное явление Софии. Здесь можно почти уединиться, забравшись на верхнюю палубу. Не могу выразить тебе благодарной радости, которую испытываю после нашего последнего общения. Я как-то вновь вдохновлен тобой и художественно-софийным чувством мира. Чувство какой-то взаимопроницаемости и отожествления, и при этом при абсолютной свободе от всякой страсти и даже увлечения. Как это блаженно! И как много ты даешь мне духовно, как учишь меня! Слава Господу, творящему чудеса Свои! Дорогой написал очень неразборчивую открытку Жене, что я непременно хочу видеть корректурный оттиск. Боре передай...
Поздравляю тебя, а также и всех мои духовных чад, кого увидишь, с суетливым и непутевым именинником...
P. S. Сегодня на короткое время за пароходом появилась радуга, и притом двойная. Радуга — знамение Софии, почему Господь после потопа установил радугу в знамение, что потопа больше не будет и мировой порядок навсегда останется нерушимым. София тварная, отражающая Софию небесную. Отсюда и символика красок в купине неопалимой.
======================================
25 сентября
Новое мое чувство океана относится к небу, к облакам. Вчера ночью невыразимо мистично, воздушно и прекрасно было видеть горы, земли мрачные и грозные и небесно-прозрачные, как видение рая. А сегодня — райские облака, видение моря. Я понял, что софийность океана неразрывно связана с небом. Океан — это сила, стихия, а небо и плывущие в нем облака — это грезы этой стихии, ее видения. Небо и море — это: земля и небо, совершенно нераздельные в своей славе Царства Софии, Премудрости Божией! Нет слов!
======================================
2 октября 1936 г.
Дорогая с. Иоанна!
Вчера я, вероятно, как и ты, получил письма от Дюны и Лели, из которых узнал, что на Покров — в Почаевском монастыре — будет Лелина свадьба. Дюна пишет, что в общем Леля надорвалась и находилась в отчаянном состоянии, из которого иного выхода не было <...> Я был расстроен этим известием и, хотя и чувствую всю неизбежность этого, но ничего хорошего не жду и примириться не могу и не хочу: словно потерял Лелю, да так и есть. Конечно, это дало мне ясно почувствовать как мою личную неудачу и несостоятельность, мне ли было начинать такое дело! Но и Лелино своеволие и непоправимая наивность, иногда граничащая с святой глупостью какой-то, здесь оказались роковыми. С болью думаю о Вере и Татиане и о фактическом разрушении сестричества. Но с еще большей болью и какой-то восторженной любовью думаю о тебе, которую Господь избрал и призвал, и сделал совершенно независимой духовно. И как-то с ясностью вижу, как Господь даровал тебе дар, тебе лишь посильный, но не нам жестоким, тебя окружающим — дар глухоты. Прости, что смею касаться путей Провидения...
Всем в Подворье кланяюсь и молитвенно помню. Леле писать пока не могу. Она обещала написать большое письмо из Почаева после свадьбы (в день Покрова). Конечно, все решения принимаются после молитвы пред Почаевской иконой и как бы по указанию свыше. Мне все это тяжело, но не мне судить.
Благословляю тебя и люблю.
Твой о. С
======================================
6 октября 1936 г.
Дорогая с. Иоанна!
Да благословит тебя Господь! Всегда ношу тебя в сердце. Как-то раз ночью во время бессонницы, когда мне было как-то и физически, и психически трудно, вдруг ощутил тебя и твою молитву обо мне, и это была какая-то небесная, светлая ласка! Это было настолько конкретно и определенно, что я уверен во дне и часе (дату, конечно, забыл), что ты обо мне молилась. Мне здесь нелегко — прежнего увлечения Америкой, то есть в сущности собой, конечно, нет, хотя и есть признание важности и нужности моей работы. Однако оно действительно сходит больше всего на послушание. Сделать что-либо в прямом смысле для своих идей будет трудно за отсутствием соответствующей среды (хотя пока это еще не испытано), но в косвенном смысле общего утверждения своего пути, как и русского пути (в частности, и Академии) посильное сделать можно и должно. Разумеется, силы мои напряжены, несмотря на уход и заботу, прошу молитвенной помощи, чтобы выдержать. Пока все прочее благополучно... Сегодня видел во сне Женю в пиджаке и он говорил, что решил постригаться...(?)
С нежной любовью вспоминаю всех своих близких, передай им это <...>
Благословляю и люблю.
Твой о. С.
Твоя иконка меня утешает. В день преп. Сергия служу, вообще препятствий в служении нет...
======================================
16 октября 1936 г.
Дорогая с. Иоанна!
Сегодня получил твое письмо от 6.Х со вложением проекта виньетки. Мне он очень нравится, и следует его избрать. Согласен и на «сборник проповедей», хотя и не люблю этого заглавия (может быть, из кокетства). Сегодня в здешней карловацкой газете появилось сообщение о новом осуждении меня в Карловцах: сказано, что я в «прелести», учение еретическое, и об этом постановлении будет сообщено м. Е. и главам поместных церквей, так что это дело is going on. Поэтому и проповеди, очевидно, будут подведены под ту же категорию. Сам я с вашим мнением не согласен, особенно если искать полноты церковного круга. Но не буду в обиде, если проповеди будут редакцией выпущены — мне не жалко. Если «шокирует» слово «София» (до чего дошло!), то можно это именно слово и выражение устранить из проповеди на Рождество Богородицы, но не предмет. «Логос» же — русское слово, скажи это Асе. Я возбудил и возбуждаю вопрос об уместности печатания сотницы — не выпустить ли ее, потому что это — привеска? Реши сама. Вот еще вопрос: я посвятил этот сборник братству преп. Сергия (в предисловии), потому что фактически ему принадлежит инициатива, но тогда я не знал, что в этом деле принимает такое участие объединение «Православное дело», и у меня еще перед отъездом было уже чувство, что надо в посвящении (оно в конце предисловия) включить и объединение «Православное дело» — иначе будет не только обида, но и несправедливость. Как решите это ты и Ася, так и да будет...
