Чарующий апрель - Элизабет фон Арним
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вдруг Бриггс вскочил. Что это с ним? Ах да, понятно: она пришла.
Фредерик снова вытер усы и тоже встал. Все, попался. Нелепая, фантастическая ситуация. Что бы ни произошло, остается только плыть по течению и выглядеть в глазах леди Кэролайн ослом, причем не только старым, но и лживым. Не только ослом, но и змеей, поскольку она сразу вспомнит, что в саду – наверняка дрожащим голосом – дурак и осел признался, что приехал, чтобы ее увидеть, потому что не смог не приехать. А уж как он будет выглядеть в глазах Роуз, когда леди Кэролайн представит в качестве своего друга Фердинанда Арундела, которого пригласила к обеду, одному Богу известно.
Только плохо он знал Лапочку.
Эта элегантная и прекрасно владевшая любой ситуацией аристократка изящно опустилась на приготовленный Бриггсом стул и невозмутимо выслушала реплику Лотти, прозвучавшую, когда никто еще не успел произнести ни слова:
– Только представь, Кэролайн, как быстро приехал муж Роуз!
А потом без малейшей тени удивления на прелестном личике повернулась к Фредерику-Фердинанду, элегантно подала руку, улыбнулась подобно молодому ангелу и произнесла:
– Ну надо же: а я в первый же ваш вечер опоздала к обеду.
Дочь Дройтвичей…
Глава 22
Тем вечером взошла полная луна. Сад превратился в усыпанный белыми цветами заколдованный мир. Лилии, волчьи ягоды, апельсиновые деревца, белые левкои, белые гвоздики, белые розы – все эти растения сияли словно днем, – зато цветы с иной окраской существовали исключительно в виде ароматов.
После обеда три молодые женщины сидели на каменном парапете в дальнем конце верхнего сада – Роуз немного в стороне от двух других – и любовались огромной луной, медленно двигавшейся над тем уголком побережья, где примерно сто лет назад Шелли провел последние месяцы жизни. Море трепетало и переливалось в серебряном свете. Звезды вздрагивали и загадочно подмигивали. Горы представали туманными синими очертаниями, кое-где расцвеченными исходившими из немногочисленных домов редкими группами огней. В саду, в лишенном малейшего дуновения воздухе, растения замерли в сказочной неподвижности. Сквозь стеклянные двери столовая, где в окружении свечей стояли яркие цветы – сегодня это были настурции и бархатцы, – сияла подобно волшебной разноцветной пещере. Из неподвижного серебристо-белого безмолвия сада три мужские фигуры с сигарами в руках казались удивительно одухотворенными.
Миссис Фишер удалилась в гостиную, поближе к камину. Кэролайн и Лотти сидели, обратив лица к небу, а говорили очень мало и только шепотом. Роуз молчала. Тоже подняв лицо к небу, она любовалась причудливой зонтичной сосной, силуэт которой фантастически выделялся на фоне звезд. Взгляд Кэролайн то и дело останавливался на Роуз, как и взгляд Лотти, и было отчего: та выглядела прелестно. В этот момент где угодно, среди всех красавиц мира, она осталась бы прелестной. Сегодня вечером никто не смог бы ее затмить, никто не осмелился бы затуманить счастливое сияние.
Лотти склонилась к уху Кэролайн и прошептала:
– Вот что делает любовь.
Та промолчала.
– Это же величайшая удача – вновь обрести любовь, – прошептала Лотти после паузы, пока подруги смотрели на одухотворенное лицо Роуз. – Может, знаешь что-то еще, способное творить такие же чудеса?
Кэролайн не знала, а если даже смогла бы вспомнить, то зачем затевать спор в такую волшебную ночь, которая создана для…
Она не позволила себе закончить мысль. Опять любовь. Любовь повсюду. От чувств некуда деться. Она приехала сюда, чтобы спрятаться от любви, а оказалась в окружении людей, переживающих ее различные стадии. Даже миссис Фишер выглядела овеянной одним из многочисленных перьев любовного крыла и за обедом вела себя совсем не так, как обычно, потому что мистер Бриггс плохо ел: переживала, то и дело обращалась к нему прямо-таки с материнской заботой.
Кэролайн взглянула на застывшую среди звезд сосну: красота заставляла любить, а любовь дарила красоту – и поплотнее запахнула шаль, как будто хотела защититься и отгородиться от вездесущего чувства. Нельзя уступать сентиментальности, хотя удержаться очень трудно. Великолепная ночь проникала сквозь все поры и своевольно, не спрашивая позволения, приносила с собой грандиозные, не поддающиеся простым решениям проблемы таких могучих стихий, как смерть, время и утраты. Действовали мощные, разрушительные силы, непреодолимые и безрадостные: восторг сочетался с ужасом и громадной, разбивающей сердце тоской. Кэролайн почувствовала себя очень маленькой и страшно одинокой, открытой огромному миру и беззащитной, а потому, поежившись, инстинктивно запахнула шаль еще плотнее, словно пытаясь защититься от вечности кусочком прозрачного шифона.
– Думаю, – прошептала Лотти, – что муж Роуз не произвел на тебя особого впечатления: обычный, добродушный мужчина средних лет.
Кэролайн опустила взгляд с небес на землю и посмотрела на Лотти, пытаясь сосредоточиться на словах подруги.
– К тому же еще и располневший, – добавила та шепотом.
Кэролайн молча кивнула, а Лотти продолжила:
– Но это не так. Роуз смотрит сквозь внешнюю оболочку и видит то, чего не видим мы, потому что любит его.
И опять про любовь. Лапочка поднялась и, покинув компаньонок, перешла на свое обычное место, в одиночестве села на стену и посмотрела на другое море, то, куда опустилось солнце, где протянулись в сторону Франции далекие туманные тени.
Да, любовь способна творить чудеса, и мистер Арундел – она еще не привыкла к его другому, настоящему имени – воплощал для Роуз саму любовь. Но случались и обратные метаморфозы. Лапочка прекрасно знала, что любовь не всегда превращает людей в ангелов и святых, а как это ни прискорбно, порой действует противоположным образом. В ее собственной жизни подобное случалось не раз. Если бы удалось освободиться от любви, если бы посягательства совершались умеренно и не столь часто, она смогла бы стать вполне приличным, благожелательным, расположенным к людям существом, не то что сейчас: избалованная, угрюмая, недоверчивая эгоистка.
Стеклянные двери столовой распахнулись, и в сад, предваряемые голосом мистера Уилкинса, вышли три джентльмена, но говорил один.
Пожалуй, стоит вернуться к Лотти и Роуз, иначе мистер Бриггс обнаружит ее и прилипнет намертво, подумала леди Кэролайн и неохотно встала со стены. Она вышла из-за куста волчьих ягод, ощущая себя мрачным, суровым воплощением справедливого негодования и желая выглядеть столь же мрачной и суровой, чтобы вселить в душу мистера Бриггса страх и отвращение и навсегда от него избавиться, но Кэролайн знала, что, как бы ни старалась, все равно не могла казаться злобной мегерой. За обедом, когда поднимал бокал, у него
