Любовь с первого взгляда - Кейт Клейборн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боже. Внезапно быть Джеральдом Авраамом показалось ему лучше, чем быть самим собой – эгоистичным, угрюмым и застрявшим в воспоминаниях. Итак, он слишком бурно отреагировал на фотографию. Слишком зациклился на себе и своих родителях. Но это не значит, что он не мог работать над отношениями с Норой. Что он не сможет обдумать ситуацию и вынести из нее пользу для себя и нее. Просто надо сконцентрироваться. «А смысл, вообще-то, есть!»
– Да, – ответил он Салли, осторожно перемещая подозрительно застывшую Квинси обратно на ее стул. – Хочу.
Салли улыбнулась ему с выражением гордости и интереса, которое поколебало уверенность Уилла. Он устыдился, вспомнив свое Счастливого полета.
– Я немало там натворил, – сказал он.
Салли стала отвечать в духе консультаций по недвижимости.
– Думаю, это похоже на бардак в твоей квартире, когда ты впервые попал туда. Просто надо с чего-то начать!
♥ ♥ ♥
Час спустя Уилл оказался в своей темной квартире. В ней «с чего-то начать» показалось ему куда более туманной перспективой, чем когда он сидел за столом с Салли. Все-таки Норе оставался еще день в Сан-Диего, и его возможности все исправить были ограничены. Он мог позвонить, но ведь она четко дала ему понять, что хочет подождать своего возвращения, к тому же он хотел отнестись к этому с вниманием и не звонить ей, пока не обдумает, что хочет сказать.
И очередное пожелание счастливого полета тут точно не поможет.
Он не сразу включил свет – не хотел видеть свое пустое, практичное пространство, не хотел думать, что он, в отличие от… Джерри?.. нет, Джеральда, может так и застрять в этой стерильности. Но, начав готовиться ко сну – душ, спальные шорты, чистка зубов, – пришлось включить освещение, и когда он пошел на кухню, чтобы выпить воды, то краем глаза увидел старую мамину книгу на столешнице, где бросил ее неделю назад. Фотография лежала внутри – он видел, как Нора аккуратно вложила ее между страницами, когда пришла за ним.
Можно начать, подумал он, с того, чтобы взять этот снимок и смотреть на него, пока тот не перестанет вызывать в нем бурю эмоций. Однако то, что книга лежала в его квартире, уже в какой-то мере прогресс – еще несколько лет, месяцев или недель назад он, наверное, выкинул бы ее, а фотографию бросил в маленькую, задвинутую к стенке шкафа коробку с другими снимками из детства.
Он подумал, что все это влияние Норы: может быть, она слишком цеплялась за вещи, но в этой любви к старым вещам она больше походила на родителей, чем осознавала. В ее квартире у каждого предмета была история, которая неизменно вызывала у нее улыбку. Чайник, который дедушка подарил бабушке на годовщину свадьбы. Плитка, которую мама Норы раскрасила в третьем классе. Лампа, видимо из Италии, которую она хотела отдать на прошлой неделе.
Пусть он и не решался смотреть на книгу и фотографию, его почему-то успокаивало то, что он от них не избавился, и давало надежду на возрождение отношений с Норой. И впервые в жизни Уилл подумал, что неплохо иметь какой-то предмет, благодаря которому он чувствует то же, что и она: уют и близость к тому, кого уже нет рядом.
Мысль поразила его, он резко поставил стакан, так что вода расплескалась по тыльной стороне его ладони. Уилл стряхнул ее, вытер о шорты и подошел к ящику, где хранил ручки, резинки и зажимы для пакетов, которыми все равно никогда не пользовался. Открыл его с замирающим сердцем… Вот оно, то, что он искал: бумажка с номером 16 в уголке.
Он улыбнулся, глядя на нее и погружаясь в теплые воспоминания: зеленый сарафан в пол, линия ее плеч, длинная коса и цветочный венок, озорной огонек в ее глазах, когда она протянула ему сверток со стихотворением.
Он невольно расплылся в улыбке.
Взял бумажку с собой в спальню, впервые за несколько дней не испытывая ужаса, что ложится спать без Норы. Уилл прислонил подушку к стене (к слову, о расстановке мебели в его квартире) и сел, стуча свертком по ладони и вспоминая тот вечер – не только Нору, но миссис Салас и ее стакан некрепкого пива, еду, пиво Бенни, Джону, который звал его Шпалой, Мэриан и Эмили в первом ряду, держащихся за руки. Он вспомнил себя у микрофона, настроенного завоевать внимание толпы.
Уилл развернул сверток, уже не удивляясь содержимому, как в тот вечер: знакомое имя, небольшое количество строк. «Сонет 98». Весна, лето, цветы – всякое такое. Он вспомнил, что Нора назвала его грустным. И Джона тоже. С грустного или нет, но ему хотелось с чего-то начать, а стихотворение было для них с Норой общим воспоминанием и казалось неплохой идеей, уж точно лучше пожелания счастливого полета.
И он начал читать.
Поначалу было непросто: он понимал отдельные слова, но не мог уловить общий смысл, и порядок был неестественным. Он дважды прочитал его про себя, стараясь понять, а потом попробовал вслух. Строку за строкой, уделяя особое внимание знакам пунктуации. Он читал снова и снова, пока у него не стало выходить лучше, пока это не стало просто как дыхание.
– С тобою разлучился я весной[8], – повторял он снова и снова.
Стихотворение о тоске по кому-то.
О путешествии по всему миру и постоянной тоске по кому-то. Было это несколько дней или целых шестнадцать лет. Когда проживаешь каждую весну и лето, не замечая этого. Когда смотришь на что-то красивое, вспоминая нечто другое – «лишь тень красы твоей», лишь имитация человека, по которому скучаешь.
– Во мне зима, – читал он, чувствуя, как фраза пробежалась холодком по коже, – тебя со мною нет, / И блеск весны лишь отсвет, а не свет.
Господи боже, это очень грустное стихотворение.
Но в то же время… это начало чего-то.
Уилл взглянул на часы, понял, что уже долго читает. Но в Сан-Диего еще не так поздно. Он мог написать ей сейчас, запомнив уже текст наизусть. А она, посмотрев в телефон, обнаружит воспоминание одного из первых их совместных вечеров в письменном выражении его тоски по ней. Не в последние дни с ее отъезда.
А задолго, задолго до этого.
Но, потянувшись к телефону, он
