Опасная находка - Стедман Кэтрин

— Хорошо. Через десять минут. До скорой встречи. — Он отключается.

Саймон показался мне довольно дружелюбным, голос был беззаботный. Полагаю, он в курсе ситуации. Моя услуга. Услуга Эдди. Наши взаимозачеты.

Черт, кого я обманываю, Саймон наверняка весь день за мной следил, разве нет? Отсюда до Лотти и обратно. Я думаю о том, кто еще может следить за мной в течение каждого дня. СО-15, Патрик, а теперь Саймон. Но они не могут следить за мной одновременно. Если один из них узнает об остальных, весь карточный домик вокруг меня быстро рассыплется. Однако Саймон наверняка за мной сегодня следил, иначе откуда бы он узнал, что я вошла домой? Вот почему он неподалеку.

Я морщусь. Наверное, я самая наивная в мире преступница. Совершенно безалаберная. Мне повезло, что меня еще не убили.

У меня меньше десяти минут до его прихода. Я кладу листочек с номером счета в карман своих брюк.

Камни на чердаке, где я их и оставила после того, как забрала от Чарльза. Я мчусь наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Нужно достать их раньше, чем Саймон сюда приедет. Я не хочу оставлять его в доме без присмотра, поднявшись на чердак. Не хочу, чтобы он тут расхаживал. Я не могу доверять ему.

Внезапно у меня появляется мысль: а что, если этот парень вообще не связан с Эдди?

Или связан, но я каким-то образом совершенно ошиблась в самом Эдди, и эта ситуация для меня очень плохо закончится? Может, это небезопасно.

Я представляю, как Марк является домой и находит мое тело. Я лежу в коридоре, как тряпичная кукла, с единственным следом от пули в голове: убийство в назидание. Дело сделано.

Но ничего подобного не случится. Все мои инстинкты твердят мне об этом. А если я не могу доверять своим инстинктам, чему мне тогда доверять? Я уверена, что все в порядке. Уверена. Уверена, уверена.

И все равно я бегом спускаюсь по лестнице и хватаюсь за телефон. Набираю номер Марка.

Через три гудка он отвечает. Он кажется отстраненным, далеким, а за его голосом слышен фоновый шум.

— Марк?

— Да, что случилось? Ты в порядке? Как все прошло? — Он имеет в виду разговор с Шарлоттой.

— А, да, все хорошо. Слушай, кое-кто звонил. Звонил по поводу… — Черт! Я вдруг понимаю, что не могу сказать это по телефону. Я не могу упоминать бриллианты или Эдди. Если Энди прослушивает мой мобильный, нам конец. «Ладно, думай. И думай быстро. Выражайся обтекаемо».

— Хотят… забрать сувениры из нашего свадебного путешествия. — Так же можно говорить? Конечно, можно — мы купили сувениры для родителей Марка, я сегодня вечером собираюсь отправить их в Ист-Райдинг через службу доставки, так что звонок вполне объясним. Боже! Как это все сложно. Преступная жизнь меня эмоционально истощает.

Марк молчит. Я представляю, как он тоже пытается осмыслить, что можно говорить по телефону и что нельзя. Я рада, что вышла замуж за умного человека.

— О’кей, это замечательно. Ты справишься сама, дорогая, или мне приехать тебе помочь? — Тон у него прежний, но даже я слышу, что он волнуется. Он четко дал мне понять, что думает об Эдди. Эдди он не доверяет ни на грош.

— Нет, все в порядке. Все отлично, Марк. Я просто хотела сказать тебе, что это произойдет буквально сейчас. И да, я справлюсь. А теперь мне пора бежать, он приедет через минуту. Ага? — Я хочу дать Марку шанс остановить меня, если вдруг я совершаю глупость. А я совершаю глупость? Отдаю незнакомому человеку миллион фунтов в виде бриллиантов. В своем собственном доме, в нашем доме.

— Отлично. Да, конечно. Похоже, ты со всем справляешься, милая. Тогда увидимся чуть позже, хорошо. Я люблю тебя? — Это вопрос. Иногда это вопрос, верно? И в этом вопросе скрыто очень и очень многое.

— Я тоже тебя люблю, — отвечаю я. И в моем ответе тоже заключено очень многое. А потом я слышу короткие гудки.

Черт, я не спросила, как у него дела. Я даже не спросила, где он. Звуки доносились с улицы, запруженной людьми, оживленной, возможно, со станции, но…

У меня действительно нет на это времени. Я мчусь на верхний пролет, нащупываю палку с крюком, с помощью которой открывается потолочная лестница, тяну ее на себя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я нахожу камни там же, где оставила, под незакрепленным слоем пастельно-желтой изоляции, в своем кошельке. Они мерцают в кремовой коже, теплые от труб отопления. Я хватаю их и возвращаю изоляцию на место.

Когда я спускаюсь по лестнице, уже трезвонят в дверь. Я застываю на середине пролета.

Вспышка ужаса, словно выстрел, обжигает все мое тело.

Я внезапно жалею, что у нас больше нет автомата — того, что мы бросили в море на Бора-Бора. Неужели мы сглупили, избавившись от него? Он мне понадобится?

Хотя что я сделала бы с автоматом? Я все равно не умею из него стрелять. Я даже не знаю, был ли он заряжен и как снимать его с предохранителя, если что. Нет, мне не нужен автомат. Все пройдет хорошо. У меня просто паранойя. Сейчас белый день. Я продолжаю спускаться по лестнице с чердака, перепрыгиваю последние три ступени и бегу в коридор. Раскрасневшаяся, я открываю входную дверь и радуюсь порыву сентябрьского ветра, влетевшему внутрь. За дверью стоит Саймон. Он выглядит безобидно. Костюм, галстук, улыбка. Не оскал хищника, просто улыбка, как у папиного друга. Слегка многозначительная, но совершенно безвредная. Мне не нужен автомат, внезапно понимаю я. Его манеры предполагают, что мы по одну сторону закона, я теперь часть банды.

— Саймон? — Мне нужно что-то сказать, мы слишком долго стоим в тишине.

— Собственной персоной. — Он улыбается. Я уверена, что он уже делал нечто подобное раньше. Но его безобидный юмор меня успокаивает.

— Отлично. — Я киваю. И понятия не имею, что делать дальше. — Хотите войти? — рискую я.

По моему тону Саймон, скорее всего, уже понял, что я не имею ни малейшего представления о том, как обычно проходят подобные сделки. Я надеюсь, что он вскоре возьмет на себя главную роль.

— Не, должен бежать. Но спасибо, дорогая. Я просто возьму вещи, чтобы ты из-за них больше не психовала, ты не против?

Он отлично со мной управляется. Я ценю его мягкую реакцию на мою беспомощность; в своем роде это странно успокаивает. Я протягиваю ему кошелек. Я рада, что он избавляет меня от этого давления. Половина дела сделана. Он берет его из моих рук. Но что насчет денег? Мне нужно что-то сказать? Или это будет грубо? Но он меня опережает.

— У тебя есть для меня номер? — Он на шаг впереди меня. Да, несомненно, он занимался чем-то подобным и раньше.

— Да, да, вот он. — Я вынимаю листок бумаги из кармана и разглаживаю его на бедре. — Простите, что такой мятый. Но цифры все равно можно разобрать, правда?

Я передаю ему листок. Мы оба смотрим на бумажку в его руке, на вполне разборчивые цифры. Я полная идиотка.

— Хм, ага-ага, вполне сойдет, — бормочет он, переигрывая с интересом к мятой бумажке. — Ну вот, значит, мне пора. — Он взвешивает бумажку и кошелек в обеих руках. Улыбается и разворачивается, чтобы уйти, затем останавливается. — Один вопрос, дорогуша. Как все сегодня прошло? Эдди хочет знать.

— Я… Мне кажется, ничего не получится, — с печальным видом отвечаю я, словно испытываю боль от такого жестокого поворота судьбы. Эдди — исправившийся герой, которому дочь отказалась давать второй шанс.

Саймона, похоже, мой ответ сбивает с толку.

— Почему, что она сделала? — Он задумчиво смотрит на меня.

— Ну, она посмотрела его. Видео. Она плакала. Очень расстроилась, но слишком боится за детей, поэтому…

— А, за детей, — перебивает меня он. — Ну ладно, нормально. — Похоже, он доволен. Я думаю о том, официальный ли это интерес к Лотти, или я наговорила лишнего.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Не волнуйся о детях. — Саймон снова улыбается. Порядок восстановлен. — С этим он разберется. Но ты молодец, милочка. Она плакала, да? Это хорошо. Очень, очень хороший знак. Эдди это чертовски понравится. Прямо оживит. Если она плакала, полдела уже в шляпе. — Он сияет, глядя на меня. Сегодня у него хороший день. — Ладно, дорогая. Я ушел. Всего тебе наилучшего. — И, радостно вскинув руку, он уходит.