Мать четырех ветров - Коростышевская Татьяна

Занятый пением ветер свистнул настойчиво. Я поняла, что мне предлагается разложить артефакты на предназначенные для них места. Ну, это просто. Гагат — вода, потому что черный, земля — катыш песчаника. Перо — ветер, а что тогда олицетворяет огонь? Это вам не чайные церемонии из головы придумывать, тут точно знать надо. Может, перо — это вода? Потому что чайка — птица морская? Я взяла перышко в руку, покрутила то так, то эдак, потом резко бросила его на камень. Огненный всполох заставил меня зажмурить-с я. Однако… Если судить по неказистому оперению, рутенские жар-птицы красотой не отличаются. Точно, перо — это огонь. Я разложила артефакты. Одно из углублений осталось пустым. Я подула. Ничего не произошло.

Чем же заполнить четвертое место? Положить туда пергамент? Или колокольчики? Нет, Лутоня, бестолковка! Вспомни, что говорили тебе мудрый Цай и хитрый Карлос Первый. Пять стихий! Пять. И если все получится по желанию нашего величества, грандом пятой стихии станет именно он, и это уравняет его власть с властью остальных стихийных домов. А уж расширить привилегии наш монарх и без тебя, бестолковки, сумеет.

Чего же здесь не хватает? Точно! Был еще сверток с деревяшкой, живое дерево из далекой доксовой страны. Король угрозами да подкупом его у Ванечки выменял. Где полено? Почему его здесь нет?

Я встревоженно взглянула в зал. Там уже вовсю продолжалось празднество. Рябило в глазах от сменяющихся фигур танца, появились жонглеры, даже его величество отвлекся от обряда, беседуя о чем-то с приближенными.

«Ну и ладно, будет еще триста лет ждать нового Источника, — обиделась я не на шутку. — Нет деревяшки, что-то другое на ее место положу!»

Я пошарила в рукаве халата и достала плоский кругляш. Зеркальце!

«Вот если его туда определить, интересно, какая стихия станет пятой?»

«Магия крови!» — раздалось в голове. От неожиданности я сжала пальцы, зеркальце треснуло, осколки впились в ладонь. Я вскрикнула. На белом шелке балахона расцветали кровавые цветы.

— Нет! — орала я. — Не бывать этому!

Но моя рука против моей воли тянулась вперед. Еще минута, еще одно мгновение — и кровь моя падет на алтарь и придет в этот мир пятая стихия.

Не хочу. Нет, не буду. Одержимые кровью упыри и вурдалаки наводнят наши земли, размножаясь с молниеносной быстротой. Даже море не спасет мир от запустения, даже изоляция. Разве что быстро изничтожить все порталы, ведущие на континент. Все до единого. И что тогда? А как же мы? Я, Влад, мои друзья?

— Я не пущу вас сюда, темные твари! — взвизгнула я, быстро наматывая на порез полу халата.

Кровь не остановила, но теперь хотя бы она не брызгала во все стороны.

— Пустишь, — отвечало эхо в моей голове. — Пустишь как миленькая. У тебя нет этой гадкой живой деревяшки (украсть ее было простым делом). Зато у тебя есть кровь. Заполни отверстие, разбуди Источник и будешь свободна.

— Нет! — Я упала на пол и стала пятиться подальше от алтаря.

— Да-а-а-а!

Жестокий кукольник вздергивает меня за ниточки, я сама, как кукла, медленно иду обратно, поскрипывая суставами. Так вот ты какая, одержимость. Агнешка! На помощь! Какое у нас условное слово было? Петухи! Петухи-и-и-и!

— Тебя чего треплет-то так? — участливо раздалось будто издалека.

Я разлепила веки. Надо мной склонился Бромиста.

— А я, главное, смотрю, ты по полу катаешься, в кровище вся. Тут мне светлейший князь Влад и говорит: «Не могли бы вы, многоуважаемый…»

— Нет, кому я вру? — Деревянные ручки поддержали меня за спину и помогли сесть. — Дракон закричал: «Помоги ей!», а я ему: «Как можно, ведь купол? Ведь ни одна живая душа…» А он ка-а-ак рявкнет: «Ты голем, а не какая-то там живая душа!» И главное, чуть не силой меня к тебе забросил. Я вообще сильный, ты знаешь, но легкий.

Все время журчащего Бромистиного монолога меня колотила дрожь. В голове спорили голоса — противные, визгливые, ужасающие.

— Попалась я, дядюшка, — прошептала я, ощутив, что еще немного, и опять накатит липкая чернота. — Не дай мне окропить кровью алтарь.

А потом я завыла и запричитала теми самыми разными голосами, голосами демонов, которыми была одержима, ибо было их сотни. Сотни, тысячи, легион, копошащийся клубок змей, липких, злобных, ядовитых…

Из обморока меня вывела мелодия, напеваемая вполголоса. Я открыла глаза. Голова моя все так же покоилась на деревянных коленях голема. А сам Бромиста подпевал ветру, держа в свободной руке нотный лист.

— Задорная песня. И твои припадки, кстати, успокаивает. — Его улыбка обнажила блестящие лакированные зубы и небольшие петельки, которыми крепилась к голове нижняя челюсть. — Долго нам здесь еще сидеть? Народ за сферой волноваться начинает.

— Недолго, — успокоила я собеседника. — Как только я истеку кровью, опасность минует, и сразу сможешь выходить.

— Эй! Мы так не договаривались! Меня твой Дракон потом со свету сживет!

— А ты, дядюшка, сбеги, — пошутила я.

— Да уж сбегал однажды, друга хорошего в беде бросил, — не поддержал шутку Бромиста. — До сих пор стыдно. А чего, говоришь, ты Источник пробудить не можешь? Что там за артефактище у тебя украли?

Я рассказала. Голем вытянул шею, рассматривая поверхность алтаря.

— Ну, так давай я щепку от себя отколю. Все равно — дерево, оно дерево и есть.

Я взвилась, управляемая изнутри, полная не своей, чужой темной яростью. «Разорвать, убить, изничтожить! Раскрошить череп, вытащить оттуда пергамент с заклинаниями, которые наделили этого уродца неким подобием жизни, обломки выбросить прочь, за пределы сферы. В девчонке еще полно крови. Ну, хоть пару капель найдется. Выдавить, выдавить ее на алтарь, открыть врата, впустить нас. Мы хотим сюда, хотим в этот мир. Здесь тепло и вкусно пахнет и есть свет, краски, есть жизнь, есть кровь!»

— Когда завтра начнешь синяки считать, помни, у меня не было другого выхода, — устало проскрипел голем и всем телом навалился на алтарную плоскость. — И на щепки времени ты мне тоже не дала.

Мелодия ветра, казалось, стала громче, торжественнее и глубже свет, и ветряные колокольчики звенели уже почти как настоящие колокола.

— Не поминай лихом, Лутоня. Прости, что так тогда получилось…

И хрупкая деревянная кукла замерла, так и не успев договорить.

Истошный звериный вой разрывал меня изнутри. Тело моего друга меняло очертания. Дерево пошло трещинами, из которых с неимоверной быстротой стали пробиваться крошечные ростки. Они тянулись вверх, на них набухали почки, листья скручивались в длинные иглы, бутоны превращались в прекрасные цветы. Пахло хвоей и мускатом. Ветер сдувал опадающие лепестки, обнажая набухающие плоды, под весом которых гнулись ветви огромного, уже почти достигающего потолка дерева.

— Пробудись, — шептала, глотая слезы. — Пробудись, Мать четырех ветров! Пожалуйста. За это отдал жизнь очень хороший… Пусть не совсем человек, но хороший!

Я ревела взахлеб, вытирая лицо окровавленными рукавами, когда сверху снизошел золотистый свет. Ослепительно-рыжие белки неслись по стволу прямо на меня. И все вокруг превратилось в золото. Золотой ветер связывал золотую воду, которая питала золотую землю, которая питала золотой огонь, из которого плавился золотой… Человечек?

— Это природа, — у ближайшей белки оказался глубокий женский голос. — Твой друг благородно поступил, пожертвовав собой.

Белка достала из-за спины орешек и лихо его раскусила. В ее лапке оказалось два камешка — песчаник и гагат, перышко жар-птицы рыжуха пристроила за ухом.

— Ты чего ревешь?

Я уже ничему не удивлялась. Белки так белки, хорошо хоть не пауки или летучие мыши. Источник сам выбирает для себя форму, но ведь она не главное. Я всхлипнула, прислушиваясь к себе. Где-то на задворках сознания копошились демоны.

— Они боятся моего света, — сказала белка. — Темные твари. Они не смогут теперь прийти.

— А как же те, которые уже поселились в людях? Ты сможешь их изгнать?

— Дерзкая, дерзкая Лутоня. — На хитрой мордочке появилась улыбка. — Отвлекать богов по мелочам…

И тут золото вспыхнуло, потекло, и я пришла в себя уже в темноте.

— Она ослепнет? — донесся встревоженный голос Агнешки. — Князь, что делать? У нее кровь!

— Все кончено, ты разбудила Источник! Девочка моя, ты просто умница. Пятая стихия…

— Петух! — простонала я. — Агнешка! Петухи, много петухов…

— Ты бредишь, Лутоня?

— Хуже, князь, Лутеция одержима.

ГЛАВА 11,

в которой мирятся те, кто ссорился, и побеждает любовь

Что было, что будет, чем сердце успокоится…

На Дракона стало страшно смотреть. Под скулами заходили желваки, глаза зажглись злым огнем. Он подхватил на руки бесчувственную девушку и побежал к выходу из залы. Агнешка неслась следом изо всех сил, но Цай ее все равно опережал. Гости паляссо дель Акватико на мечущихся иностранцев особого внимания не обратили. Хорошенькая ветреница свое дело сделала, грандессой вскорости станет. Завидная доля, если, конечно, девчонка выживет. Но какой же неземной красоты Источник ей удалось разбудить! В центре бальной залы теперь возвышалась огромная сосна. От обычных земных товарок громадина отличалась тем, что ветви ее украшали вовсе не шишки, а золотистые яблоки. Плоды были такой невероятной прозрачности, что на свету можно было рассмотреть семечки, скрываемые золотистой мякотью.