Роковые поцелуи - Патриция Кемден

В комнате служанка набросила на плечи Элеоноре плащ и разгладила ткань дрожащими руками.

– Спасибо, Мартина, – улыбаясь, поблагодарила Элеонора девушку, – Ты уверена, что сможешь ехать в багажной карете вместе с Жаном-Батистом и его отцом?

– О да, мадам! – ответила девушка, ее глаза блестели. Она покраснела и опустила глаза. – Я хочу сказать, что месье Боле очень добр, а Жан-Батист такой… такой… – Застенчивые глаза посмотрели на Элеонору, и девушка покраснела еще сильнее. – Он был тоже очень добр.

– Я вижу, – сказала Элеонора. – Тогда беги. Не думаю, что нам стоит испытывать терпение месье Д'Ажене бесцельным времяпрепровождением.

Мартина присела в реверансе и, нахмурившись, спросила:

– Вы уверены, что не хотите, чтобы я ехала с вами?

– Я уверена в том, что не хочу препятствовать развитию событий. А теперь поторопись. Я скоро буду, – напутствовала Элеонора служанку и подтолкнула ее к двери для слуг.

Оставшись на некоторое время одна, Элеонора оглядела свои комнаты в последний раз. Какая ее часть осталась здесь? Женщина, вошедшая сюда, была так самоуверенна, так высокомерна, бесконечно готовая следовать судьбе, которую ей выбрала семья.

Но женщина, которая выходила… Элеонора накинула капюшон плаща. Эта женщина сама выбрала себе судьбу и сейчас должна следовать ей.

Элеонора целую минуту слушала вопли тетушки Женевьевы, и лишь потом дверь открылась.

– Этого не может быть! – кричала Женевьева, влетая в комнату. – Скажи мне; что слуги сошли с ума.

Элеонора взяла тетю за локоть и мягко повернула спиной к двери.

– Вы были так добры, – сказала она и поцеловала Женевьеву в щеку. – Пойдемте со мной до кареты, и я попрощаюсь с вами надлежащим образом. – И Элеонора повела тетю из комнаты в зал.

– Нет! Как ты можешь это делать? – плача, вопрошала Женевьева, стараясь не отставать от широко шагающей Элеоноры. – С кем угодно, но не с Д'Ажене. У меня не укладывается в голове! Я имею в виду Д'Ажене. Боже мой! Элеонора, он опасен. Он убивал!

– И мои братья тоже, тетушка. Именно так поступают солдаты, когда они должны выполнить приказ.

– Но его дуэли! И то, что случилось в Париже. Он абсолютно безжалостен, Элеонора. Прошу тебя, не уезжай с ним!

В коридоре Элеонора остановилась и прижала к себе Женевьеву.

– Знаю, что все это смущает вас. И меня тоже. Но… так сложилось. Так иногда бывает, так ведь? Не беспокойтесь. Со мной все будет в порядке.

Глаза тети наполнились слезами.

– Ох, это я во всем виновата. Вся эта ничего не значащая чепуха о том, что тебе нужен любовник. Ты не должна была слушать это. Правда!

– Нет, нет, вы ни в чем не виноваты! – заверила тетю Элеонора. Прямо перед собой через плечо пожилой женщины Элеонора увидела и узнала диван у окна, где она впервые увидела Ахилла. Яркий, живой, неотразимый человек сидел там, а не дьяволоподобное создание, которое она создала в своем воображении. Она по-прежнему помнила, как он смотрел на нее, когда увидел подходящей к нему.

Она должна была развернуться и уйти, когда у нее была такая возможность. Если бы она у нее была.

– Но Д'Ажене, Элеонора! Чего только я о нем не слышала. Я так его боюсь.

– О таких людях, как месье Д'Ажене, тетушка, всегда много говорят, – заметила Элеонора.

Женевьева фыркнула:

– Но ты даже не спросила, что говорят!

Элеонора подняла глаза. Ей не надо было спрашивать. На линии ее видения – словно между двумя зеркалами, двери в дверях внутри дверей – в распахнутой входной двери стоял Ахилл: руки на бедрах, ноги в сапогах для верховой езды.

– Я должна идти, тетушка. – Элеонора снова крепко обняла тетю. – Не ругайте себя. Вы были так ласковы и добры ко мне. Спасибо.

– Я зажгу за тебя свечку в церкви. Слезы внезапно сжали Элеоноре горло.

– Спасибо, тетушка, спасибо. Думаю, мне понадобятся ваши молитвы. – Она повернулась и пошла последним длинным коридором к ожидавшему ее графу Д'Ажене.

Ахилл расслабился и дал возможность своему телу качаться вместе с каретой. На сиденье рядом с ним лежал тщательно завернутый портрет Элеонориного пользующегося дурной славой турка, а напротив – сама Элеонора, державшаяся за кожаный ремень, чтобы не вылететь из кареты. Ахилл приказал своему кучеру гнать во весь опор, и тот следовал этому приказу с превеликим удовольствием. Чем быстрее они проедут эти разбитые бурями колеи проселочных дорог и доберутся до главной, тем скорее кончится это издевательство.

– Удобно? – спросил Ахилл Элеонору.

Она быстро взглянула на него, потом сделала вид, что рассматривает ландшафт местности, по которой они проносились.

– Будет ли иметь значение, если нет?

– Ни в малейшей степени.

– Мне очень удобно, благодарю вас.

Ахилл зевнул и потянулся, потом поставил ноги на сиденье рядом с Элеонорой, скрестив их в лодыжках.

– Прошу прощения, мадам. Я мало спал прошлой ночью.

Щеки Элеоноры покраснели, и Ахилл увидел легкую улыбку, приподнявшую уголки ее губ.

– Я тоже. Какое-то животное не давало мне спать своими стонами.

– А-а, именно стоны разбудили вас? Что касается меня, это были очень приятные короткие крики. Снова и снова…

– Ахилл! – Элеонора посмотрела на него, и, хотя ее голос был резок, в зеленых глазах было что-то, что сказало Ахиллу, что его издевки достигли своей цели.

Ахилл изменил тактику.

– Возможно, будет умнее почитать книгу, – подумал он вслух. Носком сапога он подбросил к Элеоноре книгу, лежавшую в углу сиденья. – Полагаю, эту вы читали вчера вечером.

Элеонора удивленно посмотрела на Ахилла и взяла книгу.

– Морис де Сакс «Мои маневры», – прочла она на корешке. – Да, я проглядывала ее вчера. – Она опять положила книгу на сиденье и тихо добавила: – До моего ночного кошмара.

– Совершенствуетесь в тактике? – спросил Ахилл. – Его мысли относительно развертывания армий в сражении скорее фантазия, нежели реальность. Вероятно, вам следовало бы почитать «Покорение галлов» Цезаря.

Элеонора ответила прямым взглядом.

– Уже читала.

Они добрались до пересечения дорог и повернули на юг. Как только под колесами оказалась главная дорога, движение кареты стало более плавным. Ахилл перестал задевать Элеонору, и она вернулась к созерцанию ландшафта за окном.

Ахилл смотрел, как тело Элеоноры качается в такт движениям кареты. Она не сидела напрягшись, как это делают многие, а свободно покачивалась.

Она занималась любовью точно так же, двигаясь в такт, не сопротивляясь сладкой тирании желания. Его издевки, предназначавшиеся ей, теперь задели его самого. Ее стоны и крики были сладкими, спонтанными. Тело Ахилла напряглось. Удовольствие, которое она доставила ему, оказалось большим, чем он ожидал. Намного большим, чем просто обладание ею. Это помешало ему узнать, насколько ее страсть разжигала его собственную.