Витязь в медвежьей шкуре - Степан Кулик

— Прикажете костер разжечь, ваше сиятельство? — предложил Жнец. — У меня тут, с собой… Не так чтоб… Но если на огне разогреть…

— Можно, — одобрил барон. — Займись.

Фон Шварцреген, похоже, совершенно не был расстроен результатом облавы. Или рыцарь мыслил философски и тоже считал, что отрицательный итог — тоже результат? Не спросить об этом я, естественно, не мог…

— А кто сказал, что облава не удалась?.. — Барон вольготно развалился, прислонясь спиной к широкому стволу. — Присаживайся. В походе не до церемоний… — фон Шварцреген указал мне рукой место напротив себя.

— Спасибо… — я вообще-то и сам бы именно так поступил, ну а уж если приглашают. — Так в чем успех?..

— Все просто, Степан. Если воина, сопровождающего обоз Круглея, нигде нет, а мы точно знаем, что он должен быть, поскольку молва о людоеде на пустом месте не могла возникнуть, — а среди товаров купца нет нужной мне вещи… То что это значит?

— Не знаю.

— А я — знаю… — Меч словно сам собой оказался в руке барона и уперся острием мне в грудь. — Не дергайся. Жнец! Свяжи ему руки. Ты же не будешь возражать… Людоед?

— Я?! — хоть и по иной причине, но искреннее удивление мне удалось разыграть отменно, вне всяких сомнений, даже нажим острия немного ослаб.

— Да, Степан. Как ни верти, а воин сопровождения, он же хранитель реликвии и он же Людоед — это ты.

— Уверяю вас, вы ошибаетесь.

— Иного ответа я и не ожидал…

Поскольку Жнец уже успел крепко стянуть мне запястья веревкой, барон убрал оружие в ножны и опять откинулся на ствол дуба. Даже глаза прикрыл…

— Никогда не встречал врагов, которые с ходу сознавались, — кивнул фон Шварцреген. — И это правильно. Предательство — худший из грехов. Я сам без раздумий и сожаления повешу каждого, кто меня предаст. Но вот какая закавыка… ты все равно все расскажешь. Поверь, я еще не встречал человека, которому огонь не развязал бы язык. И я немедленно приказал бы сунуть тебя ногами в костер, если б не верил, что ты, Степан, тот, за кого себя выдаешь. То есть далекий он наших забот варвар, который просто не понимает, во что влез.

— Спасибо…

— Не спеши благодарить. Это не оправдывает тебя, а только смягчает участь и наказание. Что-то в тебе есть такое, что вызывает… — барон замялся, подбирая нужное слово, но, видимо, не нашел, потому что махнул рукой и продолжил: — После того, как я начну тебя пытать — ты заговоришь. Сперва, как настоящий воин, станешь терпеть, но — все равно сдашься. Потому что умереть я тебе не дам, а боль будет жуткая. Вот только даже после того, как ты откроешь мне все тайны, боль не уйдет. И я, из сострадания к мучениям, буду вынужден даровать тебе смерть.

— Умеете вы пугать, господин барон, — я попытался выдавить из себя улыбку. — Я даже вспотел. Надеюсь — это шутка?

— Похоже, ты мне не поверил… — рыцарь притворно зевнул. — Ладно, пока Фридрих со своими людьми еще не подъехал, немного времени у нас есть. И я, так и быть, расскажу тебе одну историю, рассчитывая найти в тебе благодарного слушателя.

— Обещать не могу, но выслушаю с большим удовольствием.

— Хорошо держишься. Уверен — разум возобладает, и ты успеешь принять правильное решение, прежде чем Жнец заготовит достаточно углей.

— А что мне это даст? — я как и прежде тянул время. Не зря же умные люди утверждают, что надежда умирает последней. Успев похоронить обеих своих сестер и даже мать. — Это не значит, что я согласен с обвинением. Но все же? Что, кроме жизни, получу взамен?

— Этого мало? — барон подался ко мне.

— В наших землях, давно, до моего рождения, жил один сказитель. И была у него песня о Соколе.

— Вообще-то это я собирался рассказывать тебе историю, а не выслушивать твою. Впрочем, так и быть — говори. Может, это и в самом деле важно?

— Я не сказитель. Долго и красиво петь не умею. Но пару фраз запомнил, — я прикрыл глаза и процитировал заученный еще в школе отрывок из «Песни о Соколе» Максима Горького:

— «Безумству храбрых поем мы славу!

Безумство храбрых — вот мудрость жизни! О, смелый Сокол! В бою с врагами истек ты кровью… Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!

Безумству храбрых поем мы песню!..»

— Красиво… — задумчиво кивнул барон после минутного молчания. — Значит, твоя храбрость и упорство так велики потому, что ты уверен, будто сражаешься на стороне света? Что ж, теперь послушай меня…

— Простите, ваше сиятельство, — робко произнес у меня за спиной Жнец. — Так мне разогревать ветчину, или сперва его запекать будем?.. А то жар зря пропадает…

Глава седьмая

— Разогревай…

Фу, аж легче стало. Мало ли, мог и передумать с лекцией. Или — что без разницы — совместить. В конце концов, кто Ерема для Фомы, а Фома для Еремы? Вот черт, как же мне совладать с этой отстраненностью? Нет, ну реально — пара средневековых придурков собирается запечь меня, как гуся, а я гляжу на все и лыблюсь, как в кино. Ну так там актер точно знает, что по сценарию дальше, а я какого лешего Мальчиша-Кибальчиша изображаю? Безо всякой почтительности к происходящему… Думай, голова, картуз куплю. Это не сон и не розыгрыш…

— А история такая… — барон попытался почесать грудь, но через кольчугу это не принесло ожидаемого результата, и он недовольно поморщился. — На пограничье жизнь веселая. То оруженосцы какого-нибудь рыцаря для развлечения на княжеских землях хуторок сожгут или деревушку, то дружинники форпост воинов христовых с дымом пустят. Ну а ежели на узкой тропе сойдутся, то непременно половину положат… В общем, дело обычное, как и везде между соседями водится. И упоминать не стоило. Но в последний год все изменилось. Только слепой не увидит, что обе стороны к войне готовятся. Да они и тайны из этого не делают. Открыто закупают железо, оружие. Вербуют воинов… Бездоспешную рать обучают… И союзников ищут… — Фон Шварцреген перевел дыхание и, то ли задумавшись, то ли досаждало ему там что-то, опять безуспешно поскреб кольчугу на груди. — В целом тут тоже все понятно. Брандербуржцы и другие германские города крестоносцев поддержат, вне всякого сомнения. И из других рыцарских орденов и западных стран с благословения папы помощь поспеет. А на стороне славян все те князья и племена, которые власть Рима признать не желают, а своим богам молятся…

В том, что пытался объяснить мне барон, для человека из будущего не было ничего нового. И хоть я историю учил не столько по датам, сколько по приключениям, вектор отношений между псами-рыцарями и их соседями по прародителю СЭВ помнил достаточно отчетливо. Так что слушал я «Шварцнеггера» краем уха, усиленно пытаясь придумать какой-нибудь ход или трюк, который смог бы хоть немного улучшить мое положение. Поскольку на прямое сотрудничество с их благородием идти не хотелось.