Адская кухня - Джеффри Дивер

— Как вы себя чувствуете? — спросил Пеллэм осунувшуюся пожилую негритянку.

— Замечательно, Джон, просто замечательно.

Однако Этти все еще хромала и время от времени морщилась от боли, поправляя сломанную руку в импровизированной перевязи. Пеллэм обратил внимание, что его автограф на гипсе по-прежнему оставался единственным.

Пожилую негритянку освободили из заключения без каких-либо особых формальностей. Этти показалась Пеллэму еще более исхудавшей, чем при последнем свидании. Тюремщики были настроены менее враждебно, чем во время предыдущих посещений, но Пеллэм отнес это на счет сонливости, а не раскаяния.

Обернувшись, они увидели помятого мужчину в ветровке и джинсах. Он быстрым шагом направился к ним.

— Добрый день, Пеллэм, миссис Вашингтон.

— Здравствуйте, Ломакс, — ответил Пеллэм.

Его лицо затянула маска гнева. Из всех передряг, через которые ему пришлось пройти за последние несколько дней, — пуля, черкнувшая по щеке, пожар в конторе Бейли, столкновение с ирландскими мафиози в подъезде собственного дома, — самой болезненной была встреча с тощим дружком брандмейстера, человеком со свертком двадцатипятицентовых монет.

Ломакс замялся. Он, как и собирался, остановил Пеллэма и Этти, но теперь, когда все их внимание было приковано к нему, брандмейстер не знал, что делать дальше. Наконец он протянул руку Этти. Та с опаской ее пожала. Ломакс поколебался, решая, предложить ли руку и Пеллэму, но в конце концов почувствовал, и совершенно правильно, что этот жест примирения будет отвергнут.

— Кажется, никому не пришло в голову извиниться перед вами, — сказал Ломакс.

— Президент и первая леди только что ушли, — сказал Пеллэм.

— Я полагал, Луиза Коупель пришлет цветы, — робко попытался шутить брандмейстер.

— Наверное, все цветочные магазины были закрыты.

Этти не принимала никакого участия в этой натянутой словесной перепалке.

— Мы совершили ошибку, — сказал Ломакс. — Я сожалею. И я сожалею, что вы лишились дома.

Этти поблагодарила его, по-прежнему с опаской — как, вероятно, всегда вела себя с полицейскими и как будет вести себя до конца жизни. Они с Ломаксом обменялись несколькими банальными фразами о том, как же это ужасно, что за всем стояла директриса подросткового центра.

— Было время, когда никому не было дела до того, что происходит в Адской кухне, — сказал Ломакс. — Жизнь меняется. Медленно. Но все же меняется.

Этти промолчала, но Пеллэм знал, каким был бы ее ответ. Он помнил практически слово в слово фрагмент одного из интервью:

«…Это роскошное здание, этот небоскреб напротив, он очень красивый. Но, кто бы его ни строил — ради его же собственного блага — надеюсь, этот человек не ждет от здания слишком многого. В Кухне ничто долго не задерживается — разве ты не знаешь? Ничто не меняется, но при этом ничто не держится долго.»

Протянув Этти визитную карточку, Ломакс сказал, что если ей что-нибудь понадобится… Содействие в поисках нового жилья. Другая помощь.

Однако Луис Бейли уже подыскал Этти новую квартиру. Она сообщила Ломаксу об этом.

— И, на самом деле, мне ничего не нужно… — начала было она.

Однако Пеллэм, покачав головой, тронул ее за плечо. Имея в виду: «Давайте не будем торопиться с этим.» Возможно, Бейли был неважным адвокатом, но Пеллэм не сомневался, что он сможет покрутить шестеренки городской власти и добиться щедрой моральной компенсации.

После этого Ломакс ушел, а Пеллэм и Этти подошли к улице. Водители такси, увидев чернокожую женщину и предчувствуя поездку в Гарлем или Бронкс, спешили проехать мимо.

Пеллэма это привело в бешенство, хотя Этти воспринимала все как должное. Увидев, что она поморщилась от боли, Пеллэм предложил:

— Давайте посидим немного вон там.

Он указал на зеленую скамейку.

— Джон, ты знаешь, как раньше называлась эта часть города?

— Понятия не имею.

— Пять вершин.

— Кажется, я даже не слышал такое название.

— В те времена, когда «Крысы» заправляли в Адской кухне, здесь было не менее опасно. А может быть, даже хуже. Об этом мне рассказывал дедушка Ледбеттер. Я еще не говорила тебе про его «гангстерскую тетрадку»? Он собирал в нее всевозможные газетные вырезки о бандитских разборках.

— Не помню, чтобы вы об этом упоминали. — Пеллэм обвел взглядом парк и здания суда, выполненные в неоклассическом стиле. — Я хочу спросить вас о тех деньгах, которые вы отложили. Накопили на банковском счету… вы собирались потратить их на поиски вашей дочери, не так ли?

— О ней вам рассказал Луис?

Пеллэм кивнул.

— Джон, здесь я тоже тебя обманула. Извини. Видишь ли, я согласилась давать тебе интервью в первую очередь потому, что подумала, а вдруг Элизабет увидит меня по телевизору у себя во Флориде — или где там она сейчас. Увидит и позвонит.

— Знаете, Этти, это признание, сделанное Ломаксу, было красивым шагом.

Порывшись в сумочке, пожилая негритянка достала носовой платок. Пеллэм вспомнил, что Этти стирала носовые платки в воде с отдушкой и сушила на леске, натянутой над ванной. Она вытерла глаза.

— Это мучило меня больше всего — страх, что ты решишь, будто я тебе солгала. Или попыталась сделать больно.

— Я ни минуты так не думал.

— А должен был бы, — с укором произнесла Этти. — В этом-то была вся суть. Ты должен был бы вернуться домой в Калифорнию. Покинуть Адскую кухню, где тебе угрожала опасность. Ты должен был бы уехать и больше никогда не возвращаться сюда.

— Вы полагали, что если сознаетесь в чужом преступлении, настоящий убийца откажется от дальнейших попыток расправиться со мной. То же самое в свое время сделал Билли Дойл: сознался в преступлении, спасая жизнь вашего брата.

— Да, именно его поступок натолкнул меня на эту мысль, — объяснила Этти. — Понимаешь, мне-то было хорошо известно, что это не я наняла того психопата, чтобы он поджег здание. Но ведь кто-то это сделал, и этот кто-то до сих пор разгуливал на свободе. И до тех пор, пока ты продолжал бы копаться во всем этом, настоящий преступник думал бы о том, как с тобой расправиться.

Этти устремила взгляд на затейливую крышу здания небоскреба «Вулворт-билдинг», выкрашенную ярью-медянкой и украшенную изваяниями готических химер-горгулий. Наконец она сказала:

— Джон, у меня отняли так много. Моего Билли Дойла отнял его собственный характер. Какой-то сумасшедший с пистолетом отнял у меня Фрэнки. Какой-то красавчик отнял Элизабет. Даже мой район — его отнимают подрядчики и богачи. Я не хотела, чтобы у меня отняли и тебя. Этого я бы не вынесла. И вот я подумала: «Черт возьми, через несколько лет я выйду из тюрьмы. И может быть, ты тогда захочешь снова говорить со мной, снимать меня на видеокамеру, слушать мои рассказы.» О, быть может, ты бы не захотел, но я поняла бы тебя. Главное, ты был бы живым и здоровым. — Этти рассмеялась. — Эту мелочь я хотела оставить себе. Понимаешь, иногда власть все же можно обмануть. Да-да, можно. Ладно, кажется, мне пора возвращаться домой.

Пеллэм шагнул на проезжую часть, прямо под колеса пустого такси. Машина, визжа тормозами, остановилась меньше чем в полуфуте от него. Пеллэм провел Этти к такси, мимо троих здоровенных детин, которые торопливо тащили скованного наручниками заключенного к зданию суда. Заключенный единственный из четверки уважительно кивнул пожилой женщине. Этти кивнула в ответ. Они сели в такси.

Водитель-пакистанец вопросительно посмотрел на Пеллэма, задавая немой вопрос относительно конечной точки поездки.

— В Адскую кухню, — бросил Пеллэм.

Водитель непонимающе заморгал.

Пеллэм повторил, но водитель лишь покачал головой.

— Угол Тридцать четвертой улицы и Девятой авеню, — объяснил Пеллэм.

Задержав на нем на мгновение взгляд глубоко посаженных глаз, водитель сбросил счетчик, и такси, рванув с места, влилось в поток машин, запрудивших улицы.

29

Вечером следующего дня Пеллэм и Луис Бейли стояли в свежевыкрашенной конторе адвоката.

Стояли перед открытым окном в совершенно одинаковых позах. Облокотившись на подоконник, прищурившись.

— Губернатор штата, — предположил Бейли.

— Нет, не думаю, — возразил Пеллэм.

На самом деле прошло уже почти двадцать лет с тех пор, как Пеллэм не жил в «Имперском штате»,[83] поэтому он имел весьма смутное представление о том, как выглядит губернатор, бывший или нынешний.

— Точно вам говорю.

— Ставлю десять долларов, — предложил Пеллэм.

У него не было никакой убежденности в собственной правоте, однако он успел уяснить, что уверенная напористость решает все.

— Гм. Пять.

Они разняли руки.

В противоположном конце квартала очередной лимузин высадил еще одну важную персону на красную ковровую дорожку, расстеленную к главному входу в Башню Маккенны. Господин в смокинге в сопровождении нескольких телохранителей вошел в здание.