Корона бургундов - Андрей Посняков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего. Мне б поесть чего-нибудь…
– Поесть? Так садись, похлебай похлебки. Вкусная! Садись, садись, не стесняйся. Как зовут-то тебя? Керновия… Красивое имя. Ой, до чего ж ты худая. Ешь, ешь…
Крадущийся в ночи вслед за галлом Скорька вздрогнул, услыхав вдруг раздавшийся так близко голос. Чистый, звонкий и прозрачный, как ручеек. Как красиво пела Керновия! И на сердце юноши вдруг стало радостно, хоть судя по мотиву песня и была грустной.
– Глезия! – остановившись около повозки, тихо позвал Амбрионикс. – Глезия, отзовись, если ты здесь!
– Не мешай спать! И поищи свою девку в соседней кибитке.
– В соседней… Идем, Скорька.
Крадущиеся шаги. Шумное дыхание мулов. Тоненький голосок – песня.
– Глезия… Мне сказали, что ты здесь. Отзовись, Глезия.
Кажется – и зачем Амбрионикс ее искал? Далась ему эта востроглазая девчонка, которую и видел-то всего раз в жизни. А вот, как-то прикипел – сразу и навсегда. Любовь с первого взгляда? Или – это уже он сам себе нафантазировал? Кто знает…
Тишина. И, чуть погодя, едва слышно:
– Кто ты?
– Амбрионикс! – радостно воскликнул галл. И, тут же понизив голос, добавил: – Мы вместе бежали от гуннов, помнишь, по рву? Они схватили тебя…
– Амбрионикс?!!! Ты жив?
– Как видишь. Я пришел за тобой, собирайся.
– Но…
– Быстрее давай, к утру мы должны быть уже далеко.
– У меня связаны руки…
– Хорошо, – Амбрионикс вытащил из-за пояса нож.
Радомир поднялся, как и все, с рассветом. Сходил к подернутой утренним туманом реке, вернулся… У палатки его ждали пятеро. Высокий старик в черном, до пят плаще, и с длинными седыми усами, трое воинов-гуннов, и какой-то бритый сухопарый мужик с постной рожей монаха.
– Я – Гунтамунд-тунгин, – посмотрев на князя, величественно представился старец. – Ты – Радомир-хевдинг?
– Ну я, – предчувствуя что-то недоброе, нахмурился князь. – А что такое?
Гунтамунд кивнул на сухопарго:
– Сей достойнейший человек, Варсоней-торговец, принес нашему повелителю жалобу на твоих людей, сегодняшней ночью совершивших у него покражу.
– Что-о?! – удивленно переспросил Рад. – Быков, что ли, увели?
– Украли молодую рабыню. Утром открылось все, слуги купца случайно опознали одну молодую девицу – она их ночью и отвлекла, а с нею – твоего воина.
– Кого же именно?
– Он не назвал своего имени. Сказал, будет говорить только в присутствии своего князя.
– Хорошо, идем, – хевдинг отрывисто кивнул и обернулся, махнув рукой Хукбольду. – Бери двух новичков-данов и пошли со мной. Быстро.
Даны – Готбальд и Ракса – оказались чем-то похожими друг на друга парнями, одинаково светловолосыми, худыми, но жилистыми. И очень юными – лет, может, по пятнадцать-четырнадцать. Впрочем, держались они весьма уверенно, посматривая вокруг, словно молодые задиристые волчата. У Гутбальда был меч, у Ракса – копье, скорее даже рогатина – длиной метра полтора, с листовидным лезвием, коми можно было и рубить и колоть. Страшное оружие в умелых руках. Оба парня уже обзавелись дорогими плащами из местных тканей, и сверкающими римскими доспехами – значит, бились достойно, раз смогли захватить трофеи.
– Сюда, – оглянулся на ходу старец. – Вон, к тому дубу.
Радомир издалека еще увидал стоявших у дуба Керновию и Скорьку. Оба были связаны и находились под охраною вооруженных мечами и копьями воинов.
– Ну? – подойдя, по-словенски спросил князь. – И что тут происходит? Быстро говори – в чем провинились?
Скорька пожал плечами и улыбнулся разбитыми в кровь губами:
– Да ни в чем, княже. Просто наш проводник выкрал какую-то девчонку, а подумали почему-то на нас, схватили. Я отбивался и… Если б не Керновия…
– Твой человек просто неистовый, хевдинг! – взглянув на Радомира, недобро прищурился тунгин (так готы да и вообще все германцы именовали судей). – Едва мы схватили девчонку, даже не схватили, а просто хотели поговорить, как он выскочил, словно дикий зверь, накинулся… Что он тебе сказал?
– Невольницу украл не он. Кто – не знает. Какой-то парень, кажется, галл. Надо среди торговцев искать, там много подобного народу трется. А наших воинов облыжно в чем ни попадя обвинять – то не только мне, самому конунгу поруха!
– Ну, ладно, ладно, – помялся старик. – Сам же конунг и приказал разобраться.
Стоявшие за спиной Радомира даны неожиданно захихикали. Спросили по-готски:
– Дозволь сказать?
– Чего смеетесь, черти? – недовольно обернулся князь. – Ну, говорите, чего хотели!
– Тот, кто украл – совершил нехорошее, недостойное, дело!
– Вот-вот, – явно обрадовался, как видно, понимавший по-готски купец.
– Ему надо было вначале убить торговца, а потом забрать все! Это – достойно воина, в этом – доблесть. Клянусь Одином и Тором, мы бы так и сделали, верно, Ракса?
– Ну-ну? – тунгин посмотрел на ланов с неожиданным оживлением. – Вы говорите, надо было сначала убить? А потом? Убивать уже после кражи – поздно?
– Убивать никогда не поздно, достойнейший, – даны переглянулись, видать, нравилось им внимание столь почтенных людей, лестно было. – В соседних с нашими землях недавно был такой случай: один славный воин, прельстившись, тайно похитил у одного купца кусок серебра величиной с лошадиную голову.
– Ого!
– Похитил под горячую руку, а немного погодя устыдился своего поступка – ведь, так уж вышло, он стал вором! Позор!
– Да-да, позор!
– Тогда, подумав, сей воин смыл позор кровью – он снова явился в дом того купца и оттяпал ему голову своей разящей секирой! И забрал все! А позор – смыл. Ведь теперь серебро стало не краденым, а законной добычей.
– Так-так, – тунгин явно обрадовался, он почему-то уже не казался князю таким уж строгим. – Славные обычаи, славные законы. Надеюсь, твой человек все понял.
– Не понял, так я ему объясню.
– Эй, эй, – опасливо взвизгнул купец. – Это что еще за законы такие? Языческие?
– А у нас других нет, – пряча усмешку в усах, Гунтамунд-тунгин широко развел руки. – Ведь наш конунг – язычник. Так какие же могут быть законы? Значит, ты, уважаемый Варсоней-торговец, обвиняешь этого воина в том, что он…
Работорговец замахал руками:
– Постой, постой, о, достойнеший. Ни в чем таком я его не обвинял. Не он крал – даю, но он – способствовал.
– Вот именно!
– Даже и не способствовал. А вот эта девка, она…
– Да! Кто твоему воину эта девушка? – судья повернулся к князю. – Спроси, хевдинг.
– Он говорит – жена! А обвинение жены – обвинение мужа.
– Так… почтеннейший Варсоней! Куда же ты?
Напрасно кричал тунгин: подобрав полы туники, торговец стремглав несся прочь, смешно перепрыгивая лужи.
– И все-таки надо было его убить, – угрюмо бросил Ракса. – Клянусь Вотаном, так бы я и сделал. Догнал бы и раскроил череп. В следующий раз знал бы, как возводить поклеп на славных воинов!
– В какой еще следующий раз? – обхватив голову руками, громко расхохотался тунгин. – Клянусь, в твоей дружине достойные парни, хевдинг!
Радомир скупо улыбнулся, глядя, как воины развязывают подсудимых. Хотел что-то сказать, да не успел – послышался топот копыт, потом утробно завыла труба, зарокотали привешенные к луке седла барабаны. И вдруг все резко стихло.
– Глашатаи конунга, – негромко промолвил тунгин. – Видать, что-то случилось.
– Слушайте, слушайте, слушайте! – зычно выкрикнул один из гонцов, плечистый, в сверкающем на солнце шлеме с красными петушиными перьями. – Всем херцогам, эрлам и хевдингам явиться к шатру повелителя тотчас же! Готовитесь в великой битве – войско Торисмунла будет здесь к полудню.
Аттила успел перегруппировать войска, поставив их так, как ему было нужно. Гепиды, герулы, словене, готы и прочие, выстроившись стройными, прикрытыми щитами рядами, выглядели ничуть не хуже римлян, так что говорить – немало римских полководцев (тех же германцев по происхождению) служило нынче повелителю гуннов не за страх, а за совесть, а многие – за звонкую монету, что в качестве дани бесперебойно шла со всех концов империи, и с запада, и с востока, из Константинополя.
Главные силы Аттилы выстроились широким фронтом по всей долине, имея с левого фланга в реку, а справа, с севера – горные кряжи. Кроме того, на флангах располагалась неудержимая гуннская конница – тысячи храбрых и метких лучников, не знавших пощады.
Торисмунд благоразумно поставил вперед всякий сброд – алеманов, за которыми, потрясая секирами и мечами шагала тяжелая готская пехота, параллельно которой неслись всадники – те же готы и союзные галлы – галло-римляне, ведь Галлия все еще являлась провинцией Западной римской империи, вернее – все шестнадцать галльских провинций, известных со времен Диоклетиана. И когда-то созданный самим Цезарем галльский легион «алаудов» – «жаворонков», нынче, правда, переформированный, но все же помнивший былую славу, сомкнув красные римские скутумы, чеканил шаг. Развевались на шлемах петушиные перья, и над всей долиной гремел древний клич легиона:
