На рыдване по галактикам (СИ) - "BangBang"

— …юк!!! Ты в порядке?! …ы тебя запеленговали! Держись! — звонкий голос Соколовой выводит из прострации, в которую меня ввергла бессердечная сука-гравитация на пару с реактивной тягой. Ранец заглох, наверное, окончательно, сквозь измазанную гуаном сферу ни зирковой матушки не видно, а лежу я в каких-то кустах, которые уже подло и нежно обнять меня пытаются.

— По…чти… — выдавливаю я, отбиваясь от пеленающего меня растения. — Из гнезда… свалил… куда-то вниз. Тут кусты… какие-то… живые. Да отвали ты!

— Не зли их и не ссы, мы уже рядом! — командует Цилли.

С грехом пополам высвободив руку и запустив цикл очистки, не без удовольствия наблюдаю сквозь светлеющий шлем, как пытающиеся затискать меня ветки шарахаются от очистителя. Что, невкусненький соус к мяску, ага? На те корявые саксаулы с Первого континента не похожи вообще, но кажется, тут половина растений так или иначе подвижна и плотоядна.

Выбираюсь из зарослей на карачках на более-менее свободное от флоры пространство и пытаюсь сориентироваться на местности. Эх, зря я Рори с собой не взял, у него пеленгатор на хозяина отличный… куда современнее того, что на шлюпе. В эти кущи он не сядет, надо какую-то полянку отыскать. И башкой крутить на все триста шестьдесят градусов при этом, чтобы снова кто-нибудь из местных на консерву гуманоидную не позарился. Как знать, не найдется ли у кого открывашка поострее и покрепче, чем звероящеровы зубастые клювы?

— Не беси туземную, напрочь чуждую вегетерианству, флору, ты ей уже и так все корни оттоптал, поди. Раздраконится и — чем черная дыра не шутит — отхватит пол-ягодицы вместе со скафандром, — не без ехидства комментирует шлемофон Яркиным голосом. — На северо-северо-запад от тебя граница зарослей, метрах в ста. Топай туда.

— Пол-ягодицы мне уже чуть птеродактиль не отхватил, но я всех победил, — не без гордости парирую я, определившись по компасу с направлением движения. Справа в чаще неприятно как-то и многообещающе похрустывают ветки, и я ускоряюсь до не очень любимого мною по школе и академии бега. А прав был физрук наш, Абдували Петрович Ораниенбаум, когда орал, что легкая атлетика по-прежнему спасает жизней больше, чем все боевые искусства вместе взятые.

«Шевелитесь, черепахи галапагосские, пока не вымерли, как они!» — ультралогично подгонял он нас. Прям как живой голос слышу… Эх. Увижу ли когда-нибудь еще Землю-матушку, или придется гены свои по чужой галактике рассеивать? В центре Космической репродукции землян были бы довольны, они на такие масштабы и не замахивались, когда меня размораживали.

Просвет между зарослями быстренько приближается, чему я несказанно рад. Представляю, как там Ярка глаза закатывает, слушая мое надсадное сипение. Хм… это откуда вдруг так блинами повеяло? И мясным рагу с чесночком, и супчиком с креветками? Или это рыбный расстегай? У меня от стресса уже голодные галлюцинации, что ли… Вывалившись на полянку, задираю голову — шлюп засек меня и уже спускается. Звероптичек не видать. Корытце зависает, не гася движок, и я не без облегчения вваливаюсь в его нутро, уцепившись за мощную ручищу Ибрагимбек.

— Двойка тебе, Соколова, по стендовой стрельбе! — радостно сообщаю я девчонке. — Прошляпила отца-командира.

Чертовски рад их с Цилли видеть, если честно.

— Это то, что я думаю? — интересуется бортмех, убедившись, что я цел, и тычет пальцем в размазанную по скафандру субстанцию.

— Это гуано, — на всякий случай уточняю я. — Птички не настолько были рады меня видеть. Я очень неспокойная еда — подбил глаз их предводителю.

— Если верить примете моей прабабки, после такого душа тебя теперь должно просто-таки осыпать богатством, — веселится Ярка. — Клад Предтеч какой-нибудь найдешь или там годовой запас консервов, потерянный первым экипажем нашего бравого линкора. Ну, или, на худой конец, трюфели какие местные, особо ценные, на унавоженной поверхности скафандра прорастут. Конечно, кто-то может сказать, что пришедшие таким замысловатым путем средства попахивают… но тот опальный герцог времен звездной экспансии, что, по легендам, нажил состояние на сети платных толчков на космических станциях, только посмеялся бы над этим наивным предрассудком.

— Измазаться гуаном лучше, чем перевариться и стать им, — философски парирую я.

— Док сможет наконец воплотить свои тайные фантазии и наскрести с тебя натуральных органических удобрений на реабилитацию зачахшей оранжереи, — не унимается Соколова, закладывая вираж, чтобы лечь на обратный курс к кораблю.

— Почему бы ему не пустить на удобрения одного фигового караульного? — огрызаюсь я, начиная терять терпение. Рано радовался. Непонятно даже, чего эта кобра кучерявая меня спасать кинулась. Наверное, ее Цилли заставила. Под дулом бластера.

— Отлично, в следующий раз сами и покажете класс снайперской стрельбы, товарищ и.о. капитана, — не остается в долгу Ярка.

— Я щас вас обоих ссажу, если не заткнетесь, — обещает Цилли и я благоразумно, невзирая на свой статус, затыкаюсь. С нее станется… А пешего марша до «Дерзающего» в компании глазастой жопоболи я не переживу.

Постоянно озираясь, довариваем латку на корпус, но дурная слава о пришельцах с неба среди местной флоры и фауны уже, кажется, прошуршала. Птички больше не возвращаются, а шныряющие по кустам ксенобелки никаких попыток употребить кого-то из нас на обед не предпринимают. Должно быть, вегетарианки. Покончив с лудильно-паяльными делами, набираем еще каких-то важных для и.о. бортврача проб, хотя и так уже понятно, что ничего съедобного для нас на планетке имени Басилевса в принципе быть не может. Когда он уже продрыхнется, алконавт чертов?!

По возвращении на борт прогоняю скафандр через три цикла очистки, хотя по сравнению с ароматами соплюка какахи птеродактилей почти и не воняют, и вручаю Цецилии на предмет починки летной части. Ярка удаляется в лабораторию в охапку с пробами, а я иду проверить, как там дела с обедом обстоят. Перенервничал, когда сам чуть обедом не стал, есть очень хочется. Плотный вал застарелого перегара валит с ног еще на подходе к камбузу. О, помяни дуриданца, и он тут как тут! Воскресший Бас собственной персоной восседает за столом — помятый, с мешками под глазами, в которые все отвалившиеся от «Дерзающего» детали спокойно влезут, и бульончик, заботливой Тасей приготовленный, сербает. А от багровеющих его косм, стоящих дыбом, по пищеблоку алые зайчики скачут. Отоспался, значит, проголодался и из камеры вылез. Мы ему и газ пускать не стали, у него своего еще в избытке было. Надеюсь, остальных хоть не перебудил? Бульоном он тут лечится, паразит… А Таисья умильно на все это безобразие, значит, взирает, ручки на фартучке сложив.

— С возвращеньицем, — неимоверно ехидно приветствую я. — Мы уж и не чаяли увидеть вас по эту сторону измерений, пилот Ксенакис. С удовольствием возвращаю вам бразды правления. Как можете заметить — судно цело, аккуратно приземлено, экипаж в комплекте. Разведка местности произведена, пробы почвы, воды и растительности взяты.

— Как приземлено? Куда приземлено?! КЕМ?!!! — восклицает тот, поперхнувшись целительным бульончиком. Думает, поди, что мы до сих пор в открытом космосе в дрейфе лежим?

— Мною, и.о. капитана Стратитайлером, — с достоинством и не без гордости отвечаю я. — И и.о. штурмана Соколовой.

— Врешь! — хрипит бедолага, багровея как свекла. Как бы его удар апоплекси… блин, никогда это древнее словечко не мог с первого раза даже про себя выговорить, ну, инсульт лишь бы не шарахнул. Камера-то все еще Варгом занята. Надо было как-то подготовить, наверное…

— Ну вот так… жопоручками вот этими своими, — уточняю я, пожав плечами. — А что нам оставалось-то? Весь офицерский состав валяется в медблоке… Ярк, ты там сильно занята? Тут твоя мечта идиота сбылась. Успокой товарища пилота, что ли… а то он мне не верит.

— Даже не стану тогда озвучивать, что содержится в каждой второй пробе, от греха подальше, — оживает интерком. — Сейчас буду.

— Та-ась, а можно и мне бульончика? И пирожок. Два. А то меня чуть хищная птица не сожрала. Мне нервы восстановить надо, — подлизываюсь я к роботессе, сглатывая слюну.