Облик Зоны (Сборник) - Александр Вороненко

«Зона. Сучка ты, давалка всеобщая. Не могу без тебя больше. Лучше сдохнуть поваром Долга, или снайпером Свободы, чем здесь задницы всяким уродам подлизывать».

29 сентября 2016 года.

Сегодня в Долге праздник — день основания. Основное блюдо на столе — запечённая в углях псевдоплоть… А вокруг псевдояблочки, на четвертинки порезанные, да псевдоукропчиком посыпанные…

— Свищ, тебя там руководство дожидается, — упившийся в «кабанчика» радостный Куцый не переставал хлопать по спине нового, а, по сути, просто забытого старого повара клана.

— Зачем? — У Свища промелькнула предательская мысль сбежать от возмездия, пока не поздно.

Куцый захохотал:

— Иди, не боись, больно не будет!

— …Михаил. Помня ваше желание стать стрелком и конфликт, который произошёл после, предлагаю вам начать тренировки.

— А как же…

— Кухня — это ваше всё. Не каждый сумеет из ничего приготовить банкетный набор. Вы просто не имеете права оставлять бойцов без нормальной пищи. Но и тренироваться Вы обязаны. Каждую ночь, по три часа.

— Есть, товарищ полковник! Всегда готов!

Выходя из обшарпанного здания, Свищ думал: «До чего доводит непонимание — я ушёл из Зоны — единственного места на земле, которое могу назвать домом. Ребята без повара остались… Повар-снайпер — такого в Зоне ещё не было. Только нужно тренироваться обязательно. И, кстати, сказать Куцему, чтобы он завтра парочку глаз плотей приволок — заливное буду делать!»

Огненный шар

(Арсений «Trex» Лайм)

(Из дневника сталкера, 17 июля 2012 года).

Я весело топал, едва не напевая, с Кордона на Болота. Было утро, свежее и румяное, как славно выспавшийся и умытый заботливой мамашей карапуз. Его радостное личико светилось, выглядывая из-за холмов и наполняя округу умиротворенностью. А до этого два дня хлестал ливень, вылив целое небесное море.

Нынешней ночью водопад пересох. Я даже проснулся, когда по щелчку невидимого факира, пропал стук капель по железной крыше. Долго лежал в темноте, прислушиваясь к тишине, никак не мог настроиться на сонную волну, словно сбившийся во время концерта музыкант, за спиной которого барабан вдруг перестал отбивать привычный ритм.

Но именно тогда, ворочаясь на скрипучем диване, за мгновение до того, как провалился в болото сновидений, я решил, что утром отправлюсь в дорогу. Засиделся я в деревне на Кордоне, даже плесневеть стал, терять запал, с которым пересек границу Зоны два месяца назад.

Именно из-за этого я и заработал свою первую кличку — Аномалия. Настолько же я был опасен в своей непредсказуемости, проявлявшейся в необдуманных поступках. Сначала было забавно слышать — Витек Аномалия, но постепенно прелесть нового имени прошла, а в последнее время оно и вовсе стало раздражать, приводя к неожиданным вспышкам гнева. Так, наверное, может достать человека только маленький камешек, попавший в ботинок и который в данный момент просто невозможно вытряхнуть.

Мою утреннюю экспедицию с полной уверенностью можно было внести в пусть и не очень длинный список неразумных выходок, каждая из которых могла стоить мне жизни. Но пока везло. Не знаю, правда, на чей счет можно отнести это везение. На мой, или тех сталкеров, которые становились на время моими наставниками.

Никого, естественно, я предупреждать не стал. Выскользнул тихонько, как вор, из дома, пропитанного запахом оружейной смазки, давно немытых тел и копотью железной буржуйки, и рванул на север.

За спиной болтался тощий рюкзак с двумя банками тушенки, контейнером для артефактов и запасной фляжкой воды. На груди гордо покачивался, тускло отсвечивая серым, MP-5, на поясе уютно пристроилась парочка РГД-5. ПДА со встроенным детектором аномалий, закрепленный на левом предплечье, иногда напоминал о себе тонким птичьим попискиванием. Ботинки мягко утюжили мокрую траву, которая быстро распрямлялась и тщательно заметала мои следы.

Тело и душа пели хором, а богатое воображение с удовольствием рисовало картины восторга и зависти молодых сталкеров, когда я вернусь в деревню с первым, самостоятельно добытым артефактом. И, надо сказать, не самым дешевым.

Наше воображение — забавная штука. Оно настолько тонко чувствует настроение человека, что может с одинаковой легкость и быстротой нарисовать, как самое прекрасное, так и самое ужасное. И обязательно не жалея красок.

Впереди уже показалась железнодорожная насыпь, серым шрамом обезобразившая зеленое лицо Кордона. На ней возвышались памятниками былым временам две ржавые цистерны. Третья, сильно помятая, валялась под откосом, как раз рядом с небольшим туннелем. Наверняка он появился здесь не просто так, но об этом известно лишь канувшим в прошлое строителям, которые его и прогрызли под насыпью, как червяки яблоко.

В туннеле любили селиться различные аномалии, состав которых менялся после каждого Выброса. И, как в большинстве общежитий, его население было бедным и жадным: аномалий — много, артефактов — шиш. Но все новички после очередного Выброса, совершали к тоннелю паломничество. Всегда разочаровывались, но возвращались вновь и вновь в тайной надежде на чудо, которое в один прекрасный момент может явить Зона. Но, как говаривал мистер Нунэн,[1] из кирпича не выжать воды, из камня — крови.

Мельком взглянув на туннель, на входе в который змеились две «Электры», я сразу о нем забыл. Зато вспомнил ночной разговор пришедших четыре дня назад в деревню двух сталкеров. Они еле передвигали ноги, как верблюды, добравшиеся до оазиса после перехода по пустыне. Глаза незнакомцев ввалились, лица осунулись, силы на исходе, но ценный груз на плечах. Их рюкзаки оттопыривались, словно горбы, наполненные водой.

Гости медленно двигались по деревне, а вслед им капали слюной из открытых ртов с десяток новичков, околачивавшихся без дела. Два потрепанных, но боевых эсминца гордо прошли сквозь строй рыбацких шхун, предусмотрительно шарахнувшихся в стороны, и скрылись пока в недоступной для многих гавани — в бункере Сидорыча.

Вот разговоров-то было! Затертые, как старая магнитофонная лента, байки, травившиеся по вечерам возле костров, всем изрядно надоели. А тут такое событие, позволяющее спустить с цепей свое воображение, додумать, дорисовать и приукрасить.

Мне в ту ночь выпало дежурить. Наплевав с десятиметровой вышки на правила и обязанности часового, я поудобнее пристроился возле облезлой стены дома и уже намеревался на ближайшие два часа сгонять в мир сновидений, как услышал тихий разговор.

Осторожно выглянув из-за угла, я увидел, что возле костра сидят трое — два незнакомца и Волк, своего рода начальник службы безопасности деревни. Их лица прятались в темноте, которую затухающий огонь не в силах был разогнать, а длинные тени раскинулись в стороны, как лучи звезды. Волк наливал гостям водку, сам же пил чай, долго дуя в кружку перед каждым глотком.

— …Нагрузились мы на «Агропроме» плотно, даже часть хабара пришлось там оставить. Схоронили на черный день, — застал я конец рассказа. — А тут, как назло, военные с бандитами схлестнулись. Запечатали выход на Свалку не хуже пробки. Вот мы и решили рвануть в обход…

— Устали, как снорки после гона, — сменил рассказчика второй сталкер, дожевавший свой бутерброд и потянувшийся до хруста костей. — Внимание уже не то, вот чуть и не вляпались в «Жарку». Она прямо на железной дороге расположилась, а я отродясь о таком не слышал. Всегда ведь аномалии железку стороной обходили. А в этой еще и «Огненный шар» крутится. Да крупный, такие редко встречаются. И, главное, манит к себе, — мол, смотрите, какой я красивый, лежу тут, огнем переливаюсь и стою немереных бабок…

— Ну, ты, Зима, прямо поэт, — гоготнул его напарник, хлопнув друга по плечу. — Я и не замечал за тобой этого. Надо бы к тебе внимательнее приглядеться.

— Да иди ты, — махнул на него рукой Зима. — Это от усталости.

— Ну, мы уже третий год тут, навидались всякого, — перехватил инициативу у рассказчика второй сталкер. — В общем, помучились жадностью немного возле «Жарки», да дальше потопали. Не верим мы в такие подарки…

Дальше я уже не слушал. Мое еще не усеченное Зоной воображение развернуло перед внутренним взором широкую панораму всех прелестей, которые я получу, если добуду «Огненный шар». Да что там, он уже уютно лежал на моей ладони, сосредоточив в себе все мои мечты, желания и мысли. Превратился в то, о чем я думал все последующие дни ежеминутно. Затянул меня, как самая коварная трясина, и отпускать свою добычу не желал.

Зима с товарищем, имя которого выяснить я так и не удосужился, задержались в деревне, а потому я, предположив, что в тех глухих местах не так многолюдно, уже карабкался на насыпь. Рельсы, местами искореженные неведомой силой, а кое-где даже оторванные от шпал, вздымались волнами и звали вперед.