История великих путешествий. Том 3. Путешественники XIX века - Жюль Верн

А сами мы до того, как достигли высокого уровня цивилизации, на котором теперь находимся, не прошли ли мы все ступени той же лестницы? В эпоху каменного века отличались ли наши нравы от нравов первобытных жителей Океании?

Не станем же упрекать этих представителей человечества за то, что они не могли достичь более высокой ступени развития. Они никогда не представляли собой единого народа. Рассеянные среди безбрежного океана, разделенные на мелкие племена, не зная ни земледелия[461], ни полезных ископаемых, не имея связи с окружающим миром, ни в чем не нуждаясь — благодаря климату, в котором они жили, — они неизбежно должны были остановиться в своем развитии, совершенствуя только отдельные второстепенные области искусства и ремесел. И все же сколько раз их ткани, инструменты, лодки, сети приводили в восхищение путешественников!

Восемнадцатого мая 1804 года «Надежда» и «Нева» покинули Нукухиву и направились к Сандвичевым (Гавайским) островам, где Крузенштерн решил остановиться, чтобы запастись свежей провизией. Сделать это на Нукухиве он не мог, так как достал там только семь свиней.

Но его надежды были обмануты. Когда корабли легли в дрейф у юго-западного берега острова Гавайи, туземцы привезли очень мало продуктов. К тому же в обмен они не хотели ничего другого, кроме сукна, которым Крузенштерн не мог их снабдить. Он сразу же пустился в дальнейший путь к Камчатке и Японии, оставив «Неву» у деревни Кеалакекуа, где капитан Лисянский рассчитывал раздобыть продовольствие.

Четырнадцатого июля «Надежда» входила в порт Петропавловска, главного города Камчатки; команду ожидали там свежая провизия и заслуженный отдых. 30 августа «Надежда» снова вышла в море и направилась в японский порт Нагасаки.

Встреченный густыми туманами и штормами, Крузенштерн вновь безуспешно пытался разыскать несколько островов, которые были обозначены на карте, найденной на борту захваченного Ансоном испанского галиона[462]; существование этих островов картографами то признавалось, то отвергалось.

Затем «Надежда» миновала плохо изученный пролив Вандимена (Осуми) между островами Кюсю и Танегасима. Уточнив положение Ликейских островов (Рюкю), которые, по мнению англичан, находились к северу от пролива Вандимена, а по мнению французов — гораздо южнее, Крузенштерн занялся гидрографической съемкой берегов провинции Сацумо, вдоль которой он теперь шел.

«Сия часть берега, — рассказывает Крузенштерн, — весьма приятна. Мы, плыв от оного в недалеком расстоянии, могли видеть все совершенно ясно и любовались прекраснейшими видами… Частая и скорая перемена в положении корабля представляла взору нашему беспрерывные новые картины. Весь берег состоит из высоких холмов, имеющих вид то купола, то пирамиды, то обелиска, и охраняемых, так сказать, тремя облежащими высокими горами. Роскошная природа украсила великолепно сию страну, но трудолюбие японцев превзошло, кажется, и самую природу. Возделывание земли, виденное нами повсюду, чрезвычайно и бесподобно. Обработанные неутомимыми руками долины не могли бы одни возбудить удивление в людях, знающих европейское настоящее земледелие, но, увидев не только горы до их остроконечных вершин, но и вершины каменных холмов, составляющих край берега, покрытые прекраснейшими нивами и растениями, нельзя было не удивляться… Темно-серый мрачный цвет каменистого вещества, служащего оным основанием, в противоположность с плодоносными вершинами, представлял такой вид, который был бы для нас совершенно новым. Другой предмет, обративший на себя наше внимание, была аллея, состоявшая из высоких дерев и простирающаяся вдоль берега через горы и долины, пока досягало зрение. В некотором между собою расстоянии видны были беседки, вероятно служащие местами для отдохновения пешеходцев. Нельзя, кажется, иметь более попечения об удобности прохожих. Аллеи должны быть в Японии необыкновенны. Мы видели одну подобную сей в близости Нагасаки, также и на острове Меак-Сима».

Как только «Надежда» стала на якорь у входа в бухту Нагасаки, на борту корабля появились многочисленные «даймё»[463], передавшие Крузенштерну приказ не приближаться к берегу. Хотя русские были осведомлены о политике изоляции, которой придерживалось японское правительство, они все же не рассчитывали встретить такой оскорбительный прием, имея на борту посла России, соседней с Японией могущественной державы. Мореплаватели надеялись также, что им будет предоставлена относительная свобода и они смогут ею воспользоваться для сбора сведений об этой в то время столь малоизвестной стране, о которой голландцы — представители единственного государства, имевшие в нее доступ, — считали своим долгом хранить полное молчание. Но гости из России обманулись в своих ожиданиях. Не добившись тех привилегий, которыми пользовались голландцы, русские моряки во время своего пребывания у берегов Японии находились под тщательным и унизительным надзором и даже были задержаны в качестве пленных.

Хотя послу разрешили сойти на берег с вооруженной охраной — неслыханная, беспримерная льгота, — матросы не могли покидать на шлюпках свой корабль. Когда им позволили высаживаться на берег, то небольшое пространство, отведенное для их прогулок, огородили высоким частоколом и охраняли двумя военными отрядами.

Запрещение посылать письма в Европу через Батавию[464], запрещение общаться с капитанами голландских судов, запрещение послу покидать отведенный ему дом, запрещение… Это слово лаконически характеризует не слишком сердечный прием, оказанный японцами.

Крузенштерн воспользовался длительной стоянкой в бухте Нагасаки для того, чтобы полностью разоружить свой корабль и произвести необходимые починки. Работа подходила к концу, когда японские чиновники сообщили Резанову о прибытии императорского посланца, носившего столь высокий сан, что, по словам переводчиков, «он удостаивался лицезреть ноги его императорского величества».

Эта знатная особа начала с того, что заявила об отказе от царских подарков под тем предлогом, что император вынужден был бы отправить посольство с ответными подарками, а это противоречит обычаям страны; затем было объявлено строжайшее запрещение какому бы то ни было русскому судну заходить в японские порты и категорическое предписание, чтобы русские моряки ничего не покупали. Но одновременно посланец сообщил, что японский император принимает на себя стоимость всех материалов, доставленных для ремонта судна, и всего продовольствия, которым русских снабдили до этого дня. Попутно он осведомился, скоро ли окончится починка «Надежды». Крузенштерн понял намек с полуслова и ускорил приготовления к отплытию.