Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов - Сэмюэл Ричардсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Согласнали ты въ семъ? Я думаю, что такія и теперь приписываютъ имъ разположенія, которыя ихъ изображаютъ только съ небольшою перемѣною. Весьма не сносно, что всѣ мущины суть столько же вредящіе животные, которые по крайней мѣрѣ только во многомъ различествуютъ, и изъ сихъ то изверговъ принуждены мы выбирать.
Но я больше всего опасаюсь, чтобъ сей забавный видъ не былъ нѣсколько не къ стати, когда стенаеть въ столь прискорбныхъ обстоятельствахъ. Если я тебя не развеселила своими грубостями, то не только не извинительна предъ тобою, но и предъ собственнымъ своимъ сердцемъ, которое не смотря на его наружную легкомысленность совершенно твоимъ злощастіямъ. Поколику сіе письмо наполнено только одними глупостями, то оно не будетъ послано безъ другаго, которое будетъ заключать нѣсколько основательнѣйшаго и приличнѣйшаго твоему бѣдственному положенію, т. е. настоящему предмѣту нашей переписки.
Письмо XLVI.
АННА ГОВЕ, къ КЛАРИССѢ ГАРЛОВЪ.Въ четвертокъ въ 7 часовъ утра.
Мать моя и родительница Женни Дерзаль, поѣхали на разсвѣтѣ въ заложенной четырьмя лошадьми Берлниѣ, съ тремя лакеями позади, сопровождаемые не устрашимымъ ихъ шталмейстеромъ, а онъ двумя изъ своихъ людей верьхомъ, какъ ихъ господинъ. Мать моя и онъ любятъ уборъ, когда выѣзжаютъ вмѣстѣ; ето есть нѣкоторый родъ взаимнаго ихъ привѣтствія, которое покрайней мѣрѣ показываетъ, что одинъ старается принять его отъ другаго. Робертъ твой и мой слуга, не имѣя другихъ господъ, остался на весь день для нашихъ повелѣній.
Я должна сперва, любезной другъ охулить сіе твое намѣреніе, чтобъ не вступать ни въ какое требованіе своихъ правъ. Всякъ долженъ самъ себѣ справедливостію, такъ какъ и другому. Я охуждаю еще болѣе тебя въ томъ, что ты объявила сіе намѣреніе своей теткѣ, и сестрѣ. Они не преминутъ о томъ сказать твоему отцу и брату, которые не столько великодушны, чтобы симъ не возпользовались. Я помню, что отъ тебя слышала нѣкоторое примѣчаніе, которое сказалъ тебѣ докторъ Левинъ, по случаю одного славнаго проповѣдника, коего поведеніе худо соотвѣтствуетъ его дарованіямъ:,,что дабы превосходить въ умозрѣніи и дѣятельности, надобно имѣть различныя качества, которыя не всегда. бываютъ соединены въ одной особѣ.,, Я бы желала, любезный другъ, чтобъ ты, которая столь щастливо соединяешь дѣятельность съ умозрѣніемъ во всемъ томъ- что есть истинно похвальнаго, отнесла здѣсь сіе правило къ самой себѣ. Дѣло идетъ о исполненіи разположеній твоего дѣда, думаешь ли ты, что поколику они служатъ въ твою пользу, то ты имѣешь болѣе воли отмѣнить ихъ, нежели тѣ, кои не имѣютъ другаго побужденія, кромѣ своего корыстолюбія къ нарушенію оныхъ.
Я знаю, сколько ты презираешь богатство: но ты мнѣ сама признавалась, что съ одной стороны его почитаешь; то есть, ты говоришь:,,что оно подаетъ способы обязывать; вмѣсто того лишеніе его заставляетъ необходимо принимать милости, которыя иногда противъ воли бываютъ изторгаемы, или покрайней мѣрѣ съ худымъ намѣреніемъ у тѣхъ подлыхъ душъ, кои не знаютъ, въ чемъ состоитъ главная цѣль благотворенія.,, Разсуди, любезный другъ, о семъ началѣ, которое бы никогда не положила, еслибы не почитала его истиннымъ, и посмотри, какъ оно согласуется съ даннымъ отъ тебя объявленіемъ своей теткѣ и сестрѣ, что хотя бы ты была изгнана изъ отеческаго дома и приведена въ бѣдность, то и тогдабы не требовала своихъ правъ на то имѣніе, котораго у тебя не можно оспоривать. Самый ихъ страхъ видѣть тебя владѣющею онымъ не показываетъ ли тебѣ, что худыя ихъ поступки къ тому тебя съ справедливостію побуждаютъ?
Я признаюсь, что читая въ первый разъ чувствительно была тронута тѣмъ письмомъ, которое ты получила отъ своей матери съ обращиками. Въ самомъ дѣлѣ, ето весьма странный опытъ со стороны матери, ибо она никогда не имѣла намѣренія тебя оскорблять; и я сожалѣю, что столь добрая женьщина могла согласиться на такую хитрость, какой исполнено сіе письмо. Не меньше также ея видно въ нѣкоторыхъ разговорахъ, которыхъ содержаніе ты мнѣ изъяснила. Не видишь ли въ семъ принужденномъ поступкѣ, чего жестокіе умы не могутъ получить отъ кроткаго нрава своими повелительными прозьбами и худыми совѣтами.
Ты мнѣ часто выговаривала, и я еще того надѣюсь, за мои вольныя мысли о нѣкоторыхъ твоихъ родственникахъ. Но слова твои, любезный другъ, не попрепятствуютъ мнѣ сказать тебѣ, что глупая гордость не достойна ничего, кромѣ презрѣнія. Правило сіе справедливо; и если его къ нимъ приспособить, то я не нахожу никакой причины къ изключенію ихъ изъ онаго. Я ихъ презираю всѣхъ, выключая только твою мать, которую хочу пощадить въ твою пользу. Въ настоящихъ обстоятельствахъ можетъ быть есть причина къ оправданію ея. Жертвуя безпрестанно столь долгое время собственною своею волею, она удобно можетъ подумать, что не столь должно быть тягостно для ея дочери жертвовать своею свободою. Но когда я разсуждаю, кто первые виновники твоихъ злощастій, то прихожу въ чрезвычайную ярость… И думаю, что еслибы поступали со мною такъ какъ съ тобою, то давно бы я была госпожею Ловеласъ; однако помни, любезный другъ, что сей же самый поступокъ, которому бы не удивлялась въ столь дерзкомъ твореніи, какъ я, былъ бы не извинителенъ въ такомъ нравѣ, какъ твой.
Поколику твою мать однажды склонили противъ собственнаго ея мнѣнія; то я не удивляюсь болѣе, что тетка твоя Гервей приняла туже самую сторону. Извѣстно, что сіи двѣ сестры никогда не были различныхъ между собою мыслей. Но я не преминула вникнуть въ свойство обязательствъ данныхъ Г. Гервеемъ, по причинѣ разстройки въ его дѣлахъ, которая но много сдѣлала чести его поступку. Бездѣлица, другъ мой; я говорю только о знатной части его имѣнія, которая уступлена за половину цѣны твоему брату, безъ чего бы она была продана его заимодавцами. Правда милость сія между родственниками весьма невелика, потому что братъ твой не пренебрегъ только его безопасности. Но вся фамилія Гервея не престаетъ теперь быть въ зависимости отъ самаго великодушнѣйшаго благотворителя, который получилъ отъ того право, какъ сказывала мнѣ сама дѣвица Гервей, поступать съ своимъ дядею и теткою съ гораздо меньшею учтивостію. Я выхожу изъ терпѣнія. Должно ли его назвать твоимъ братомъ?… Но должно, любезный другъ, поелику онъ рожденъ отъ того же отца, какъ и ты. Сіе разсужденіе, думаю я, не имѣетъ ничего для тебя оскорбительнаго.
Я весьма сожалѣю, что ты къ нему писала симъ способомъ показала ты къ нему много уваженія, утвердила нѣсколько то мнѣніе, которое онъ имѣетъ о своей важности, и возбудила въ немъ большее желаніе къ оказанію надъ тобою своего неистовства: сей случай, онъ безъ сомнѣнія не упуститъ изъ вида.
Къ стати было сему человѣку помириться съ Ловеласомъ, если онъ еще не былъ увѣренъ отъ него, что должно лучше, безъ вреда самому себѣ, вложить опять свою шпагу въ ножны, когда бы могъ по случаю ее обнажить. Сіи неистовые гордецы, которые устрашаютъ женьщинъ, ребятъ и слугъ, обыкновенно робки между мущинами. Естьли бы ему случилось со мною встрѣтится или сказать мнѣ лично нѣсколько оскорбительныхъ словъ на мой щетъ, и въ предосужденіе нашего пола; то я бы не опасалась предложить ему два или три вопроса, хотя бы онъ ухватился за свою шпагу, или сталъ меня вызывать на поединокъ.
Я повторяю, что необходимость заставляетъ меня открыть свои мысли и писать о томъ. Онъ не мой братъ. Можешь ли ты сказать, чтобъ онъ былъ твой? И такъ молчи, если ты справедлива, и не досадуй на меня. Для чего бы ты приняла сторону жестокаго брата противъ истинной пріятельницы? Братъ можетъ нарушить права дружества; но другъ всегда замѣнитъ брата. Примѣть сіе; сказалъ бы здѣсь твой дядя Антонинъ.
Я не могу унизить себя до того, чтобъ положить особливыя разсужденія о письмахъ тѣхъ подлыхъ тварей, которыхъ ты называешь своими дядьями. Однако люблю иногда забавляться сими странными нравами. Но довольно, чтобъ я ихъ знала и тебя любила. Я прощаю ихъ нелѣпостямъ.
Поколику я съ толикою вольностію изъяснилась о столь чувствительныхъ для тебя предмѣтамъ, то почитаю за долгъ присоединить нѣкоторое разсужденіе, которое послужитъ къ совершенному утвержденію моего права исправлять тебя. Оно будетъ относиться до поступка нѣкоторыхъ женьщинъ, довольно намъ извѣстныхъ, которыя позволяютъ гордости и запальчивости лишать себя своей свободы, вмѣсто того, чтобъ быть убѣжденными нѣжностію и снисхожденіемъ, которыя бы покрайней мѣрѣ могли служить извиненіемъ для ихъ глупости. И такъ я говорю, что сія слабость нѣкоторыхъ честныхъ женьщинъ кажется показываетъ, что со многими особами нашего пола неистовая власть владычество больше успѣваетъ, нежели кротость и снисхожденіе въ изторженіи повиновенія. Въ самомъ дѣлѣ, любезный другъ, я часто думала, что большая часть женьщинъ суть истинныя куклы въ рукахъ мужа, чрезмѣрно рѣзвыя, а иногда весьма злыя, когда онъ много угождаетъ ихъ своенравію; подлыя рабы, если они бываютъ содержимы съ строгостію. Должна ли изъ сего заключить, чтобы страхъ гораздо болѣе насъ побуждалъ обязывать, нежели любовь? Честь, справедливость, признательность да не попустятъ никогда, чтобъ можно было сдѣлать таковое нареканіе разумной женщинѣ.