Время олимпийских рекордов - Дмитрий Викторович Распопов

Подошедшая девушка с кофе была пусть и не такая милая, как вчера, но очень внимательная, поэтому тоже ушла дальше, унося мой значок, а я узнал её имя — Мария.

— «Мария — волейбол, — появилась ещё одна заметка в голове».

* * *

Дни до начала соревнований конкретно для меня лично потянулись однообразно, я старательно тренировался в любое свободное время, в отличие от многих спортсменов, предпочитающих загорать и лежать у бассейна утром до начала тренировок, а вечером отдыхать либо в клубах домов своих команд, смотря телевизор, либо в интернациональном клубе, танцуя под музыку и веселясь с другими спортсменами.

Денис сбавил темпы подкатывания к Лене и молча выполнял свои обязанности массажиста, когда я возвращался с тренировок, причём мне было плевать, что он лично делал в это время, выдёргивая его отовсюду. Его это дико стало злить, словно я делал это специально. Хотя на самом деле, он должен был уже понять моё расписание и просто ждать, а не разгуливать по деревне в поисках подарков домой или Лене.

Следующим пунктом у меня после завтрака был просмотр прессы, и сегодня американские газеты меня удивили. На первых полосах были двойные фотографии: фото из первой показывало меня, бегущего в одиночестве утром, на второй зевающих американских атлетов, только идущих на разминку. Журналисты, сравнивая эти два фото задавались вопросом, а точно ли я человек? Поскольку они специально караулили меня весь прошлый день, но кроме тренировок, меня ни за чем больше не застали. Некоторые всерьёз предлагали просветить меня рентгеном, чтобы понять, не железный ли у меня скелет. Это вызвало у меня такой смех, что проснулся даже тренер, которому я объяснил написанное.

— Совсем нечем заняться американцам чёртовым, — покачал он головой.

— Ладно, пойду до кофейни пройдусь Сергей Ильич, — поднялся я с места.

Он буркнул под нос невнятное. Фронтовик, попав в царство бесплатной выпивки хорошего качества, да к тому же в компании множества друзей, всё вечернее время проводил в борьбе с зелёным змием, поэтому с утра обычно был не сильно разговорчив.

— Добрый день сеньор Иван, — при виде меня расплылись в улыбке четыре девушки хостесс, заступившие на смену.

— Добрый день сеньориты, — я подошёл, каждую поцеловал в щёку, поболтал немного о новостях и только после этого вышел из дома. За эту неделю почти все, с кем я контактировал из персонала, получили по отличительному значку и с гордостью их носили, поскольку лишь у трёх-четырёх в домах других спортсменов оказались для них подарки, все в основном предпочитали меняться своими вещами со спортсменами с других стран. С адъютантами-хостесс чаще всего просто заигрывали или просили помочь, поскольку их точно набирали сюда по высоким критериям отбора. Девушки в подавляющем своём большинстве были очень красивы, хорошо сложены, знали несколько языков. Многие мужчины из спортсменов были частыми гостями на ресепшене из-за них.

Выйдя из дома, я пошёл выше по улице, смотря как по Олимпийской деревне катаются специальные трамвайчики в которых сидели те, кто не смог себе позволить купить в этом районе жильё и быть совсем рядом со спортсменами. Все остальные, заплатив деньги в длинной очереди, могли увидеть одним глазком жизнь Олимпийской деревне либо вот так из окна трамвайчика, либо для тех, кто посостоятельнее, из окна специального такси.

Практически ни с кем из спортсменов я не общался. Редко Владислав или Эдвин находили меня, зовя с собой, но я отказывался и в конце они тоже перестали ко мне приходить. Я знал, что внизу по вечерам, наши спортсмены отдыхали в клубе дома, туда приехали Пахмутова и Добронравов, композитор Френкель, певец Барашков, нам обещали, что когда начнутся сами соревнования приедут и другие советские знаменитости, поддержать своих атлетов.

Я спустился туда за всё время только один раз, быстро заскучал и больше не приходил. Со мной никто не хотел общаться, хотя без сомнений, внутри всей советской команды царил дух товарищества и взаимопонимания, а я был просто белой, мозолящей всем глаза вороной. Правда, от которой были без ума почти все хостесс, которых я знал по именам, и если я подходил к стойке, за которой они находились, то все бросали свои дела и бежали со мной поболтать или спросить, чем могут помочь. Иногда это выглядело даже забавно.

С этими мыслями я дошёл до маленькой семейной кофейни, где было-то всего шесть столиков, а хозяйка, дородная мексиканка, лично выбегала меня приветствовать.

— Донья Катарина, ну сколько можно повторять, — я старомодно прикоснулся губами к её пальцам протянутой руки, — я простой скромный идальго, вам не нужно утруждать себя встречать меня каждый раз.

— Ой сеньор Иван, — она зарделась, — ваш испанский становится лучше день от то дня, так к концу соревнований вас никто от местного не отличит.

— Вы льстите мне сеньора, — улыбнулся я, присаживаясь за столик, — как дела у Хуана в школе?

— Ах, совсем не учиться, только мяч гоняет с друзьями, — тяжело вздохнула она, приступив к завариванию кофе, — отца на него нет.

— Понимаю, — покивал я.

— У вас тоже нет отца, сеньор Иван?

— Погиб на фронте сеньора Катарина.

— Да, война, — расстроилась она, принося мне маленькую чашечку крепкого кофе, — та проклятая война.

Она поставила чашку себе тоже и так, мы обычно разговаривали час, подтягивая мой разговорный. Она поправляла те слова, которые я произносил неправильно, делая это с улыбкой, я смеялся и извинялся.

— Видела кстати ваши фотографии в газетах, — неожиданно призналась она мне, — все ждут кто победит: вы или американцы.

Я лишь пожал плечами, делая маленький глоток терпкого напитка.

— Вы непохожи на остальных советских спортсменов, — уже тише сказала она, — обычно они только и делают, что бегают по магазинам, экономя каждый доллар, вы же вот уже неделю каждый день приходите ко мне попить кофе, перекусить и поболтать, хотя вас хорошо кормят. Почему так сеньор Иван?

— К сожалению, они поставлены в такие условия, нельзя их в этом винить донья Катарина, — вздохнул я, — давайте не будем о политике, это портит аппетит.

— Конечно, — согласилась она, переключаясь на новости про соседей, про повышение цены на зёрна кофе, а я слушал и запоминал её речь. Местные очень удивлялись, когда я заговаривал с ними на испанском, но это их безусловно радовало и они становились более открытыми, чем если говорить с ними на английском.

Кофе закончился, поблагодарив хозяйку за гостеприимство и расплатившись, я отправился обратно, поскольку скоро должны были привычно прийти автобусы и развести нас по стадионам.