Игры желтого дьявола - Борис Пугачев

– О! Звучит как угроза.

– Понимайте как хотите. Загнанная в угол собака кусается.

– Не распаляйтесь, Родион Иванович. У меня по отношению к вам нет дурных намерений. Все будет хорошо.

– Ладно, забыли. Деньги через два дня отдам. Это будет в счет мая. Те месяцы забыли. За июнь – соответственно в июле. Чтобы был порядок, постараюсь отдавать десятого числа следующего месяца. Идет?

– Хорошо. Не держите зла. Я пойду развлекать своих…

– Я тоже. Да, кстати, как вы помощником депутата стали? Не нашего ли Владимира Аркадьевича? Других в клубе тогда не было.

– Он удружил. Ксива – первый класс.

– Он хоть понял, чем вы занимаетесь?

– Конечно. Наши уже многие такие ксивы имеют. Да и помогаем мы в натуре.

Родик хотел расспросить подробнее, чем профессору университета может помочь команда Алексея, но тот уже открыл дверь и шум праздника заполнил кабинет. Родик на прощание махнул рукой и, провожая Алексея взглядом, подумал: «С одной стороны меценат, с другой – криминальный авторитет, с третьей – политик, да и мы – бизнесмены как неиссякаемый источник денег. В такой структуре можно горы свернуть, а не то что страну. Чудеса… Нечто подобное мне Алпамыс описывал. Давить такое в зародыше надо, а я их вроде как объединяю. Хотя не здесь, так в другом месте это, вероятно, произойдет. Тут хоть под надзором… Вот где я могу принести пользу».

Родик закрыл дверь. Стало тихо и уютно, а мысли вернулись к проблемам собственного бизнеса: «Деньги, конечно, огромные придется платить. Выхода нет. Он специально этих гавриков с собой приволок. Картинка… Мол, если не мы, то другие с непонятными последствиями. С другой стороны, я сегодня бесценную информацию получил. Разлад у них в благородном семействе. Даже не разлад, а передел. Уголовников теснят такие, как этот Андрей, – умные, беспринципные, не имеющие, как говаривал Александр Николаевич, ограничений. Сожрут они друг друга или объединятся. Это как раз та третья стадия, которой опасается Экерсон. Жаль, не знаю я всего про этого Старика, но в Комиссии, полагаю, его по моим описаниям идентифицируют. Интересно, как она способна влиять на такие процессы? В лондонском трепе о методологии умолчали, а я растерялся и не спросил».

Родик посмотрел на часы. Было уже половина одиннадцатого. Пора собираться домой. Он пересек зал и, не увидев Сашу, направился в фойе. Там отиралась компания молодых людей. Родик уже хотел возмутиться, но тут узнал среди них помощника Алексея и догадался, кто они.

– Добрый вечер, Амиран, – поздоровался Родик, специально назвав парня его настоящим именем. – Вы моего партнера Александра не видели?

– Здравствуйте, Родион Иванович. Мы в зал не ходили, а здесь ему что делать?

Родику вдруг стало жалко этих, по сути, еще мальчишек, растрачивающих свою жизнь на бесцельное ожидание. Он захотел предложить им пройти в зал, но вовремя пресек свое желание и вместо этого попросил:

– Если увидите, скажите, что я уехал. Пусть на такси добирается. Счастливо.

Родик вышел на улицу. Смеркалось. Он постоял, наслаждаясь вечерней прохладой. Как-то неожиданно навалилась усталость. Он сел в машину и медленно поехал домой. Надо было по горячим следам составить отчет для Комиссии, а то хлопоты предстоящего дня вытеснят столь важные для информации ощущения и эмоции…

Родик заканчивал разрабатывать схему поэтапного завершения торговли продуктами, когда появился курьер. Получив конверт, Родик специально проводил курьера до выхода, чтобы потом в одиночестве пробежаться по тексту письма и понять, нет ли там лишней информации. Письмо в основной части не содержало ничего запретного, и Родик, вернувшись, зачитал его вслух Михаилу Абрамовичу:

«Дорогой партнер!

Я рад посодействовать вам в налаживании контактов с производителями светильников. По мнению специалистов, с которыми я консультировался, рационально произвести соответствующие действия во время ежегодной выставки в Милане или Ганновере. Однако они намечены лишь на осень, а ждать вам, как я понял, нежелательно. Могу предложить менее эффективный, но вполне реальный вариант. С восемнадцатого по двадцать второе июля в Риме состоится экономический форум «business to business», куда должны собраться многие предприниматели Италии. В списке приглашенных значатся четыре из интересующих вас фирм. Смею предположить, что явка первых лиц гарантирована, поскольку одна из основных целей обсуждения – господдержка бизнеса. Ожидается участие многих правительственных чиновников. Могу включить вас в список сопровождающей меня команды (я буду делать один из основных докладов в рамках института внешней торговли Италии). В программе предусматривается ряд вечерних мероприятий, где, как я надеюсь, удастся побеседовать с интересующими вас господами и заинтересовать их. Возможно, что будут и другие важные для вас контакты. Если вас заинтересовало такое предложение, то запланируйте поездку с учетом возможной необходимости перелета в Милан для посещения фирм. Мне необходимо знать ваше решение до двадцатого июня, иначе я не успею оформить приглашение».

Родик, сложив листок вчетверо, убрал его в карман и вопросительно посмотрел на партнера.

– Надо ехать, – высказал свое мнение Михаил Абрамович. – Он что-то про приглашение пишет. Хорошо бы побыстрее прислал, а то в посольстве Италии, вероятно, такое же безобразие с выдачей виз, как и в германском. Очередь надо ночью занимать. Издевательство сплошное. То не так, это не в месте. Проходили…

– Хорошо. Я ему завтра ответ пошлю, а с визой, если быстро приглашение не пришлет, сделаем, как я предлагал, через немцев, хотя времени еще уйма. Слава богу, не стали тогда торопиться. Бери на контроль, но лучше дождаться итальянских документов. Вдруг что-то сорвется. С учетом этого в Варшаву давай планировать дня на три в двадцатых числах июня. Посмотри календарь. Возвращаться необходимо не позднее двадцать седьмого – сорок дней со смерти Валентина надо отметить. Завтра-послезавтра возьми билеты, а то в прошлый раз проблемы были. Можно, конечно, до Бреста ехать, а там на электричке, но хлопотно.

– Не скажи. Лучше до Бреста. В крайнем случае там такси до Варшавы возьмем. Это недорого. А с билетами на «Полонез» можно пролететь. Лето. Все перемещаются.

– Может, ты и прав. Не принципиально. Сложнее вопрос, как я там общаться буду. Нужен, наверное, итальянский и английский. Черт, каждый день жалею, что запустил после института английский. Ведь в институте четыре года учил, потом кандидатский минимум сдавал… Сдал и пятнадцать лет только русский и матерный. Немецкий и тот испортился, а ведь знал лучше русского. Как наверстать? Ты-то молодец, английский и польский у тебя свободно.

– Ты же знаешь, что я при социализме хотел по стопам брата в «Судоимпорте» работать. Вот и долбал. Все равно не взяли.

– История твоя известна. Сам виноват. Не надо было фамилию менять. Антисемитизм тогда носил своеобразные формы. Нет худа без добра. Зато сейчас понадобилось. Оптимально было бы вместе махнуть. Ты бы переводил. Однако кто-то должен остаться в лавке. Придется Экерсона попросить найти переводчика. Думаю, в бешеные деньги обойдется, но… Игра стоит свеч.

– Может, нам взять на постоянную работу кого-нибудь с итальянским? Я так понимаю, что придется туда часто катать, да и переписка начнется.

– Ты прав, но сейчас боюсь не успеть. Нужна же и для переводчика виза, хотя… Давай поищем. У нас еще время есть. Я Экерсону дам зеленый свет, а про переводчика пока промолчу. Вопрос денег. Да, кстати, я договорился с Питкиным, что мы приедем в субботу к обеду. Ты за рулем. Я с ним выпью.

– Хорошо. Скатаем. Давай заканчивать план. Тут с этими сигаретами, особенно с «Элэм» не ясно, что делать. Зависли. Мне сегодня пораньше надо. Я маме обещал продукты закупить.

– Зависли не только сигареты. Тушенка в том же состоянии. Надо распродажу делать.

– Оптовики по любой цене перестали брать неизвестные сигареты «Элэм», а по тушенке все упор на китайскую делают и наши промасленные банки покупать не хотят. Вот что значит упаковка. Китаезы, может, из собак ее делают, зато красиво подают. А мы… Помнишь, ты мне задачу ставил наладить в Польше выпуск мясных консервов, взяв за образец то, что мы с хранения получаем?

– Конечно. Они отказались.

– Не совсем так. Они сделали пробные образцы и выставили цену. Она оказалась почти в восемь раз выше, чем мы продаем «Великую стену».

– Да-да, припоминаю. Китайцы – молодцы. У них труд дешевый, а Польша твоя Европой стала.

– Не скажи. Просто они тушенку делают не из мяса. На килограмм нормального продукта должно за счет уварки уходить около трех килограмм чистого мяса, а это даже по самым низким ценам не менее двух долларов плюс специи, упаковка, накладные и прочее.

– Понятно, но нам от этого не легче. Люди сейчас не за качеством гонятся, а за этикеткой. Вон турки рынок барахлом с фирменными лейблами наводнили. Наши с удовольствием покупают. Да и то, если название фирмы на слуху. Кто за чем пойдет, то и найдет. Все это лирика. Надо попробовать самим розничную торговлю организовать. Кунг [31] на «Урале» у нас простаивает. Будем делать выездную торговлю на рынки. Заехали – поторговали день-два, распродали, возвратились.