Я нашел смысл жизни: Автореферат мировоззрения с эпизодами автобиографии - Владимир Цай

Мы окончили школу. Ансамбль распался, и больше я баян в руках не держал. Когда мне было уже под сорок, я вдруг стал поигрывать на пианино – оно, как в пьесах Чехова, стояло и стояло себе в квартире родителей Макпал (моей жены), и вот выстрелило. Ее увезли в роддом, а я пообещал к ее возвращению исполнить «Осеннюю песнь» Чайковского. Она не поверила, так что пришлось напрячься. Так и пошло – то разберу что-нибудь по нотам, то подберу понравившуюся мелодию. Даже не знаю, зачем – призвания нет, и мне по-прежнему, как и в музыкальной школе, приходится заставлять себя садиться за инструмент.

Произведение искусства должно возбуждать чувства через построение интерпретации, то есть через интеллект. Если изображение обнаженной женщины возбуждает мужчину непосредственно, то в произведении искусства он должен увидеть эту женщину. Таким образом, высокое чувство – это когда «стоит» на абстрактную женщину. Вероятно, при серьезном отношении к развитию музыкального слуха и абстрактного мышления можно получать удовольствие и от серьезной музыки, в которой нормальный человек уловить мелодию не может, и от абстрактной живописи.

Поп-культура отличается от высокого искусства простотой формы и выразительных средств. В ней нет теорий, поэтому произведения поп-культуры не вызывают различных интерпретаций, они вызывают схожие чувства у массы людей, непосредственно воздействуя на их нервную систему. Например, простые эстрадные мелодии в мажорной или минорной тональности вызывают простые ощущения радости или грусти, часто ассоциированные с состоянием влюбленности. Поп-культура всегда банальна, но она действует непосредственно на чувства и доставляет удовольствие, особенно, если это сделано профессионально.

Связующим звеном между искусством и поп-культурой является классика. Выдержавшие испытание временем произведения и способы их создания становятся классическими. Перевод направления в искусстве в разряд классического означает, что его развитие достигло высшей точки, и дальнейшая работа в этом направлении бесполезна (например, музыка и живопись XIX века), поэтому современникам всегда приходится искать новые направления, а конкуренты классикам появиться не могут.

Достижения классики становятся обязательными для изучения и в том или ином качестве используются новыми художниками в создаваемом ими новом искусстве, а наиболее яркие произведения становятся основой поп-культуры, например, в популярной музыке всегда используется гармонический лад и явственно проступают классические мелодии.

Необходимость через мораль определяет, что такое хорошо и что такое плохо с точки зрения общественных интересов, поэтому она всегда является в каком-то смысле цензурой. Цензура начинается с набедренных повязок и ограничений на изображение обнаженного тела и секса.

Скрытые в повседневной жизни вещи скрываются и в языке. Если гениталии неприлично показывать, то неприлично их и называть. Запрет на демонстрацию и обсуждение гениталий становится частью морали, естественным обязательным обычаем, который соблюдается, потому что так принято. Если скрыты гениталии, то естественно скрывается и то, для чего они предназначены, – акт зачатия и слова, обозначающие акт зачатия, становятся неприличными. Поскольку удовлетворение основного инстинкта заканчивается оргазмом, оргазм, а затем и любое удовольствие становятся аморальными.

Стремление к удовлетворению основного инстинкта удваивается, утраивается и т. д. Энергия, предназначенная для акта зачатия, вызывает расстройство нервной системы и находит выход в воображении, с чего и начинается искусство. Затем цензура распространяется на все сферы человеческой жизни и становится политической – запрещаются не только секс и насилие, но и инакомыслие. Жесткая цензура, как ни странно, способствует развитию основного принципа искусства – представление предмета теорией, допускающей различные интерпретации. Для того чтобы обойти цензуру, художник за официальной интерпретацией скрывает запрещенную.

Рано или поздно разумное регулирование процесса воспроизводства превращается в пуританские нормы жизни, а система разумных ограничений превращается в тюрьму.

Подавление основного инстинкта снижает все жизненные стимулы, и общество деградирует. Природа реагирует на это движением за свободу в жизни общества, которому, как правило, сопутствует движение за свободу отношений между полами. Свободный художник прежде всего нарушает табу на изображение обнаженного тела, которое становится символом свободы в искусстве. Сексапильность доминирует везде, а откровенность женщины в одежде отражает уровень свободы в обществе. Скрывать нечего, все можно выразить прямолинейно, искусство в условиях свободы опошляется.

Вершиной либерализма в отношениях между полами является так называемая «сексуальная революция», которая сопровождается проституцией, порнографией и другими пороками. Эта революция, непрерывно возбуждая основной инстинкт, ведет к его уничтожению. Тогда срабатывает инстинкт самосохранения общества, и мораль снова правит бал – вводится цензура, запрещается проституция, жестоко наказывается сексуальное домогательство. Маятник свободы сексуальных отношений отклоняется в средневековое ханжество. И так далее.

Мода

Мода – это не только одежда. Мода диктует нам, что одевать, как строить дом, интерьер, что читать, какую музыку слушать, каких женщин любить (и вообще, женщин ли). Например, 175, 90-60-90 – модные пропорции. Многим нравятся более пышные формы, но это не модно, поэтому пышки исчезают.

Кривые ноги при росте 175 смотрятся иногда вполне нормально. В нашей молодости кривые ноги не были популярны, и один мой приятель, влюбленный в девушку с не очень прямыми ногами, убеждал нас, что кривые ноги, конечно, не очень хорошо, но кривизна бывает и привлекательной. Естественно, у его девушки кривизна была привлекательна, других критериев он привести не мог. На самом деле, она была просто приятной во всех отношениях, так что про ноги какое-то время можно было не вспоминать. Но мы-то знаем превратности любви – сегодня недостатков нет, завтра будет раздражать даже вздох в соседней комнате, а стройные ноги станут пределом мечтаний. Так что я думаю, что все дело в радиусе кривизны, точнее, в отношении этого радиуса к росту.

Тенденция раздеваться все больше и больше неуклонна и неумолима. Стриптиз лет пятьдесят назад был пристойнее, чем современный показ мод. Самое красивое украшение на платье – сосок груди. Модельеры соревнуются в искусстве не одеть женщину, а раздеть ее. Женщина в лифчике на пляже – нонсенс. В моде такие-то разрез глаз, губ, интимные прически. Оказывается, гениталии людей так же разнообразны и индивидуальны, как и их лица. А вот уже и рекомендованные формы, размеры и, соответственно, операции по коррекции всего, что можно разрезать скальпелем. Завтра будут корректироваться гены. Мода не приказывает, но плевать на нее могут позволить себе немногие, так как мода – это часть морали.