Любовь искупительная - Франсин Риверс

— Почему?

— В плохую погоду мужчины обычно не приходили. Они предпочитали сидеть там, где тепло и сухо, и можно спокойно пропивать все свои деньги, как Роб. — Она рассказала ему, как в детстве собирала на улице жестяные баночки и в дождь расставляла их в те места, где текла крыша, чтобы в них падали дождевые капли. — Это была моя собственная симфония.

Задул ветерок. Михаил убрал прядь волос с ее лица, заправляя ей за ухо. Она сидела молча, будто опустошенная. Он был задумчив.

— Пошли, — проговорил он, вставая. Помогая ей подняться, он взял ее за руку, и они отправились домой. Войдя в дом, он достал ящик с инструментами и что–то в нем поискал. — Я вернусь через минуту. Надо кое–что сделать в сарае.

Она стала готовить ужин, стараясь чем–нибудь занять себя, чтобы ни о чем не думать. Она слышала, как Михаил зачем–то забивал гвозди в карниз дома. Он что, пытается развалить дом? Она шагнула к двери, вытирая руки, и выглянула наружу. Он подвешивал к карнизу металлические предметы — жестянки, ложки, гвозди, старую подкову.

Спускаясь с лестницы, он провел рукой но висящим предметам.

— Твоя собственная симфония, — произнес он, улыбаясь ей. Не в силах выговорить ни слова, она наблюдала за тем, как он уносит лестницу обратно в сарай.

Она вернулась в дом и села — стоять она не могла из–за слабости в коленях. Она разрушила его мечты, а он сделал для нее симфонию.

Когда он вернулся, она поставила на стол ужин. «Я люблю тебя, Михаил Осия, люблю тебя так сильно, что умираю от любви». Ветерок пошевелил импровизированные колокольчики, и дом наполнился приятным, мелодичным звоном. Она прошептала слова благодарности. Еле слышно выдавила из себя «спасибо». Похоже, что большего он и не ждал. Когда он поел, она налила горячую воду из котла и собралась мыть посуду.

Михаил взял ее за запястье и развернул к себе.

— Оставь посуду. — Когда он стал распускать ее волосы, она едва могла дышать. Ею овладели смущение и дрожь. Куда исчезли былые спокойствие и самоконтроль? Его нежность разрушила их.

Он перебирал пальцами ее волосы, и она подняла голову. В ее глазах был страх.

— Я обещаю любить тебя и заботиться о тебе, уважать и защищать тебя, в болезни и здравии, в бедности и богатстве, в плохие дни, которые могут омрачить нашу жизнь, и в хорошие времена, которые скрасят наши дни. Фирца, возлюбленная, я обещаю быть верным тебе до самой смерти. И дальше, если Бог позволит.

Она стояла и смотрела на него, потрясенная до глубины души.

— А что я могу пообещать тебе?

В его глазах заискрился мягкий юмор.

— Слушаться? — его губы приблизились к ее губам. Когда он поцеловал ее, она оказалась в водовороте новых ощущений. Она еще никогда не переживала подобной смеси тепла, восторга, трепета и чувства правильности того, что происходило. Ни одно из старых правил не работало. Она забыла все, чему ее учили прежние хозяева. Она была как сухая земля, жаждущая дождя, как бутон, раскрывающийся навстречу солнцу. Михаил знал это и нежно увлекал ее словами любви, которые стекали на нее подобно бальзаму, исцеляющему каждую рану.

Вместе с Михаилом она побывала на небесах.

Когда они вернулись на землю, Михаил улыбнулся ей. — Ты плачешь.

— Правда? — Прикоснувшись к щеке, она отерла слезу.

— Не смотри на меня так, — сказал он, целуя ее. — Это хороший знак.

Но когда утром Михаил проснулся, Ангелочка не было. Она ушла.

Смирение

22

«Если что–то кажется вам слишком трудным. Это еще не значит, что оно невозможно».

Прислушиваясь к звону кастрюль и сковородок в фургоне Сэма Тилла, Ангелочек вспомнила жестянки–колокольчики, которые Михаил подвесил для нее. Когда она закрывала глаза, она видела его лицо. «Возлюбленный. Дорогой». Но думать о нем она не могла себе позволить. Она должна его забыть. Надо думать о том, что любовь сделала с мамой, и это поможет ей не поддаваться никаким чувствам.

Сидя рядом с ней, старый коммивояжер говорил без умолку с самого рассвета, когда он подобрал ее на дороге. Она была благодарна ему за это. Оказалось, что за всю эту поездку в горы он не продал ни одной посудины, которыми была наполнена повозка. Теперь его запасы еды заканчивались, а ревматизм мучил сильнее обычного. Пожалуй, лучшим событием в его жизни за весь последний месяц было появление этой прелестной малышки, которая сидела на камне у дороги, ожидая попутной повозки. Отличавшийся чистотой и аккуратностью, Сэм все же выглядел изможденным и сутулым. Большая часть волос давно пропала. Так же обстояло дело и с надеждами на лучшее будущее. Но его глаза под седыми нависшими бровями светились добротой. А постоянная болтовня старика помогала Ангелочку отвлечься от грустных размышлений.

— От кого ты бежишь, голубушка?

Она отбросила с лица выбившийся локон светлых волос и выдавила улыбку.

— Почему вы думаете, что я убегаю от кого–то?

— Да потому, что ты все время оглядываешься назад. Ты так нервничала, когда я тебя подобрал. Я подумал, что ты, наверно, бежишь от своего мужа.

— Откуда вы знаете, что я замужем?

— У тебя обручальное кольцо на руке.

Она быстро прикрыла руку и покраснела. Она забыла снять кольцо. Повертев его на пальце, она стала думать, как бы вернуть его Михаилу.

— Он что, плохо обращался с тобой?

К Михаилу это никак нельзя применить.

— Нет, — ответила она нехотя.

Он с любопытством взглянул на нее.

— Что же он сделал такого, что ты от него сбежала?

Она посмотрела в сторону. Что ему сказать? «Я влюбилась в него»? Если она скажет старику, что Михаил никогда ничего плохого не сделал, но проявлял к ней только доброту, любовь и терпение, он станет задавать вопросы.

— Мне бы не хотелось говорить об этом, мистер Тилл. — Она продолжала крутить кольцо на пальце. Ей хотелось плакать.

— Сэм. Зови меня Сэм, голубушка.

— Меня зовут Ангелочек.

— Сними кольцо и выбрось, если это тебе поможет.

Она никогда этого не сделает. Кольцо принадлежало матери Михаила.

— Я не могу, оно не снимается, — солгала она. Надо найти способ отослать его Михаилу.

— Ты собралась в Сакраменто?

Почему бы нет? Этот город кажется неплохим местом, чтобы начинать жизнь сначала. — Да.

— Хорошо. Я тоже туда еду. Я должен остановиться еще в нескольких лагерях золотоискателей по дороге: может, смогу там что–нибудь продать. — Он подстегнул уставших лошадей. — Ты выглядишь усталой, детка. Почему бы тебе не забраться в фургон и не поспать? Сбоку откидная кровать, — предложил он. — Просто дерни вон ту задвижку.

Ангелочек действительно очень устала, поэтому с благодарностью приняла предложение. Разложив кровать, она улеглась, свернувшись калачиком, но сна не было. Повозку трясло и подбрасывало, а в голове вертелся целый рой мыслей. Она все время думала о Михаиле. Он не поймет, почему она опять ушла, и на этот раз точно разозлится. Она совсем запуталась. Что–то внутри нее тянуло назад — вернуться и поговорить с Михаилом, рассказать ему обо всех своих чувствах. Но она знала, что это безумие. Разве мама не изливала душу Алексу Стаффорду? Разве она не говорила ему о своей любви опять и опять? Любовь только все разрушила в ее жизни и принесла ей позор и боль.

Она не могла отогнать от себя воспоминания об их последней ночи. От близости с ним она не чувствовала себя опустошенной, а, наоборот, наполненной. В объятиях Михаила ее не покидало ощущение правильности, того, что именно там ей и следует быть.

«Твоя мать чувствовала то же самое с Алексом Стаффордом, и посмотри, что из этого вышло».

Она тихонько застонала и сжалась в комок еще сильнее.

Если бы Сэм не ехал мимо, она бы, скорее всего, не решилась на дальнейшее путешествие и вернулась домой. И тогда она бы привязалась к Михаилу так же сильно, как мама когда–то к отцу. Рано или поздно Михаил устанет от нее — так же, как Алекс Стаффорд от мамы.

Она надеялась, что, благодаря расстоянию между ней и Михаилом, боль утихнет, но становилось все хуже. Ее ум и тело, все ее существо жаждали его.

«Почему я его встретила? Зачем он приехал в Парадиз? Почему он стоял на улице, когда я проходила мимо? Почему он вернулся в бордель после того, как я прогнала его?»

Она отчетливо видела его глаза, наполненные страстью и нежностью. «Я люблю тебя, — говорил он словно наяву. — Когда же ты, наконец, поймешь, что я всегда буду верным тебе?»

«Он говорил, что любит меня, — плакала тогда мама. — Он говорил, что всегда будет меня любить».

Ангелочек почувствовала, как к глазам подступают слезы, и быстро взяла себя в руки. Все в порядке. Да, она полюбила Михаила так, что даже научилась плакать, но у нее хватило ума сбежать, пока дело не приняло худший оборот. На этот раз у нее больше вещей, чем только то, что на ней надето. Все это ей пригодится. Она пойдет на восток, на запад, на север или на юг. Куда захочет.