Дурацкие игры магов. Книга вторая. - Анфиса Кохинор

- Ты всё помнишь! Ты притворяешься! Ты знал Катарину! Ты убил её!

Кристер остановился, перевёл дыхание и сплюнул. Еле слышно поскуливая, Артём перекатился на живот, подполз к хозяину и окровавленными губами припал к голенищу его сапога:

- Простите.

Граф со злостью оттолкнул шута и направился к дверям, бросив:

- За мной!

Артём встал на четвереньки и закусил губу, чтобы не заорать от боли. Тело ломило, каждая косточка и мышца взвывали о милосердии, но маг упрямо поднялся на ноги и потащился за хозяином. Плечи его вздрагивали от беззвучных рыданий, губы тряслись. Тёма не мог понять, в чём он провинился. Ему хотелось спросить об этом Кристера, но он боялся, что будет только хуже. Выбравшись из дворца, шут то ли сошёл, то ли сполз по мраморной дорожке на розовую площадь и заковылял к пони.

- А ну стой! - гаркнул граф, и Тёма рухнул на колени в двух шагах от лошадки.

Шмыгая разбитым носом, он болезненно кривился и шмыгал снова, не в силах остановиться. Когда же над ним нависла широкоплечая фигура графа, шут от страха начал икать. Кристер схватил Артёма за шкирку, поднял на ноги и с яростью взглянул ему в лицо:

- Мне противно смотреть на тебя, Дурак!

Кулак графа врезался в лоб шута, и Артём упал на спину, захлёбываясь собственной кровью. От боли он перестал что-либо соображать. Шут слышал рассерженный голос хозяина, но неодолимая боль сковала тело, не позволяя ни пошевелиться, ни закричать. Закрыв лицо руками, Тёма приготовился умереть. Он был уверен, что сейчас хозяин добьёт его. "Прости, Дима… И прощай…" - мысленно прошептал временной маг и милосердное сознание покинуло его.

Кристер пнул безвольное тело ногой и тихо выругался.

- Я был уверен, что он готов очнуться. Придётся купцу ещё постараться.

Граф повернулся к гвадейцам:

- Отвезите его в замок и бросьте к Джомхуру.

Двое солдат подхватили бесчувственного шута, кинули поперёк седла, и Кристер отвернулся: он устроил целый спектакль в надежде пробудить принца Камии и проиграл. Ругая себя за спешку, граф вскочил на коня и неторопливо направился к воротам. Он смотрел вслед гвардейцу, который увозил безумного принца, и хрипло бормотал:

- Скоро, Артём. Очень скоро…

Артём открыл глаза и пронзительно вскрикнул: прямо над ним висело знакомое безгубое и безносое лицо. Отчаянно перебирая руками, шут попытался отползти от Джомхура, но упёрся в стену и взвыл от бессилия и страха. Харшидец немного отодвинулся, прикрыл безгубый рот изуродованной рукой и мягко проговорил:

- Не стоит пугаться, Ваше высочество, это всего лишь я, Ваш покорный слуга.

- Пожалуйста, не говори ничего.

- Хорошо.

Джомхур пересел подальше от шута, придвинул к себе миску с баландой и кувшин с водой. Увидев еду, Артём тотчас забыл обо всём. Он подобрался поближе к узнику, жадно взглянул на бурую жижу в миске и облизнулся. Джомхур хрипло усмехнулся:

- Вы голодны, мой принц?

- Да.

- А что помешало законному правителю Камии как следует подкрепиться?

Артём резко мотнул головой:

- Я Дурак! Это он принц!

- Кто? - насторожился работорговец. Он жаждал получить ответ, ибо впервые шут графа Кристера поддержал разговор.

Тёма задумчиво потёр шишку на лбу:

- Я, но в плаще.

- Вот видите, Ваше высочество. Вы сами понимаете, что Вы принц. Осталось сделать всего один шаг: признайте себя сыном Олефира, и Вы сокрушите Кристера.

- Зачем? Он мой хозяин. Моя жизнь принадлежит ему.

- Глупости! Это ты его хозяин!

- Я?

- Да! - Джомхур с поклоном вручил принцу миску и, глядя, как тот заглатывает вонючую жижу, размеренно проговорил: - Никто не смеет держать в плену столь могущественного мага, как Вы, правитель. Объявите о своём возвращении, и мир падёт к Вашим ногам. Никто не усомниться в Вашем праве на камийский престол, если Вы сбросите шутовской наряд и облачитесь в чёрные одежды. Никто! И я первый присягну Вам, как уже присягал Вашему отцу - великому Олефиру!

Артём облизал миску, запил баланду водой и с благодарностью посмотрел на работорговца:

- Спасибо, дружище. Ты спас меня от голодной смерти.

Джомхур огорчённо вздохнул: принц не услышал ничего из того, что он говорил. Однако харшидец не отступил и, собравшись с духом, заговорил вновь:

- Никто не вправе держать в плену столь могущественного мага, как Вы, правитель…

Артём согласно кивал. Он утолил голод и в благодарность за помощь внимательно слушал купца. "Делать-то всё равно нечего", - рассеяно думал он, перебирая пальцами длинные рога колпака. Да и представлять себя в образе сильного и могущественного мага шуту нравилось. Правда, мечтать он позволял себе только в камере Джомхура.

А харшидец говорил и говорил, с трепетом наблюдая, как расправляются плечи шута, как растягиваются в горделивую улыбку губы, а в глубине шоколадных глаз разгораются ледяные огоньки - неповторимая метка принца Камии. Джомхур, как мог, раздувал серебряное пламя, и с каждой встречей огоньки разгорались чуть ярче. Совсем чуть-чуть, но сердце купца наполнялось ликованием и стоической уверенностью, что его месть вот-вот свершится.

"Скоро, Ваше высочество. Очень скоро…"

Глава 16.

Ущербный маг.

Вот уже который день караван с подарками кайсаре Сабире тащился по пустыне. Дмитрий устал от однообразного пейзажа. Порой магу казалось, что до конца жизни по ночам ему будет сниться желто-коричневое море песка и белое палящее солнце, так и норовящее сжечь людей, превратить их в сухие мешки кожи. Оазисы, где останавливался караван, радовали глаз обилием зелени и кипучей деятельностью жителей. Города харшидцев походили на муравейники: мужчины, женщины, дети сновали по улицам взад-вперёд, и их поток ослабевал лишь в самые жаркие часы. После нескончаемой тишины пустыни оазисы оглушали. Дима таращился на людей, как дикарь, приехавший из затерянных земель, и остро чувствовал своё одиночество. Ему не хватало общения. И информации. Барон Кайл, возглавлявший посольство Кристера, боялся мага и старался оградить его от всех: от рабов, надсмотрщиков, наёмников. Дмитрия везли в отдельном, головном фургоне, правил которым немой долговязый раб с вечно недовольным, кислым лицом.

Дима оказался в полной изоляции. Во время путешествия он почти не покидал фургон, на постоялых дворах его сразу же запирали в комнате без окон или в подвале. Единственный человек, снисходивший до беседы с ним, был сам Кайл. Правда заглядывал он к рабу нечасто и ненадолго, а разговоры сводил к выяснению его нужд. Дмитрий неоднократно пытался расспросить барона о Сабире, Харшиде и Камии в целом, но вопросы раба только пугали посла, и он торопился убраться прочь. Панический страх Кайла и смешил, и расстраивал Диму. Он понимал, что для камийца слово "маг" звучит, как "великий Олефир" или "принц Камии", и что Кайл ужасно боится, как бы его подопечный не сбежал, воспользовавшись даром. Маг пробовал объяснить барону, что едет к кайсаре добровольно, ради брата, но такие речи ставили посла в тупик - он не мог уразуметь, как можно рисковать жизнью ради никчемного сумасшедшего. И Дмитрий оставил попытки разговорить Кайла. "Придётся играть вслепую", - с досадой думал маг и терпеливо ждал встречи с кайсарой.