Сепаратист - Матвей Геннадьевич Курилкин

нужно сказать, эти усилия надолго лишали меня сил. Это нужно было прекращать, не то я рисковал окончательно развалиться. Остаток ночи я провел, занимаясь «зарядкой». Разминал застывшие мышцы, осторожно массировал ногу вокруг раны. Старался не слишком усердствовать, чтобы не сделать хуже, но все-таки хоть как-то двигаться было необходимо, иначе я рисковал заполучить ко всему прочему еще и какое-нибудь воспаление легких от долгого лежания в промозглом и холодном помещении. Как ни странно, усилия имели некоторый успех. Я вымотался, но, кажется, немного разогнал кровь, так что к утру уже мог встать и пройтись по камере, не рискуя потерять сознание. Выдающееся достижение!

Рассвет я встретил усталым, но готовым к новым испытаниям. Они не заставили себя ждать. Сегодняшний гость никакой радости своим появлением не вызвал, даже наоборот. Чистый явился уже после ухода лекаря. Сопровождающий жандарм остался за дверью — я слышал его, однако мешать общению он побоялся.

Удивительно, какой рефлекс у меня выработался на чистых. Стоило только увидеть белый балахон, меня буквально скрутило от ненависти. Первым порывом стало использовать свой дар, чтобы уничтожить гниду, но я сдержался. Тем более, этот священник был силен, очень силен. Мне было сложно даже войти в транс в его присутствии. Пожалуй, он не дотягивал до иерархов, но был где-то близок к ним по могуществу.

Представляться чистый брат посчитал излишним. Секунд десять он рассматривал меня со смесью удовлетворения и брезгливости на лице — так смотрят на москита, который целую ночь не давал спать, и вот, наконец, его удалось раздавить.

— Вот ты какой, убийца Ноны. — Священник, наконец, нарушил молчание. — Интересно, как тебе удалось сделать то, что ты совершил? Скажи, ты ведь обладаешь каким-то изъяном? Вы, язычники, называете его даром богов. Ложных, конечно же. Это благодаря ему тебе удалось убить святого иерарха? С помощью него ты совершил прочие мерзкие деяния?

— Чего тебе надо, чистый? — спросил я. В самом деле, он же не подвиги мои обсуждать пришел?

— Ты меня ненавидишь, язычник. И бога моего ненавидишь, — это не вопрос, это утверждение. — Почему?

— Еще спрашиваешь? Может, потому что вы с вашим богом убили моих родных? И продолжаете убивать всех, кто не готов вам кланяться?

— А что, тебе трудно было поклониться? Тебе и твоим родным? Как по-твоему мы должны поступать с врагами, прощать? Тебе ли говорить о прощении, Диего кровавый?

— Знаешь, чистый, до того, как пришел твой бог, в империи не было ненависти. Люди верили в кого хотели, и не отказывали другим в праве делать так же. Пришли вы, и стали утверждать, что нет богов кроме чистого. Вы убиваете всех несогласных. Да, не мне говорить о прощении. Я вас не прощу. И другие не простят.

— Скажи, ты не замечал, как изменилась жизнь в республике после появления чистого бога? Да, такие как ты, неблагонадежные, были уничтожены. Но большинство довольно. Мы пришли, и принесли с собой золотой век! Не все это поняли. Бедности почти нет, в городах чистота. Чистые улицы, чистый воздух. Чистые люди с улыбками на лицах, счастливо встречающие каждый новый рассвет. Они все благодарны нам. Они все искренне любят чистого бога.

— Ты ничего не перепутал? — удивленно переспросил я. — Где ты тут видишь паству, которой нужно лить в уши этот пафосный бред? Бедности у них нет… А про то, что целые провинции от голода и безработицы загибаются, это так, мелкие неприятности? Да и в метрополии все далеко не так радужно. Даже если неблагонадежных в расчет не брать.

— Это все именно мелкие неприятности, — поморщился священник. — Те, кто не смог приспособиться к новому строю неизбежно вымрут. Это нормально, и даже хорошо. Зато остальным будет дышать легче… Впрочем, с тобой действительно незачем об этом говорить. Ты непробиваемо упрям, как и все язычники, и не хочешь принимать доводов разума.

Пройдясь по камере, он снова повернулся ко мне.

— Тогда перейдем к делам нашим земным, — вздохнул священник. — Ты уже знаешь, что будешь расстрелян. К сожалению, не в моих силах это изменить, иначе ты был бы медленно очищен. Расстрел — это слишком легкая смерть для оскорбившего бога.

Чистый поднял руки, и в меня ударило лучом света. Он явно бил не в полную силу, но кожа все равно начала растворяться под действием оружия чистого.

— Это просто предупреждение, — пояснил священник, прекратив воздействие. Чистый подождал, пока я приду в себя, прежде чем начать говорить. — Чтобы ты знал, что упрямиться бесполезно. Мы с тобой будем встречаться каждый день до тех пор, пока я не узнаю то, что меня интересует.

Он снова принялся меня поджаривать — теперь несколько дольше. Я молча корчился, лежа на своей шконке. Он даже вопроса не задал. Где-то я читал, еще в прошлой жизни, что так делают специально. Чтобы заранее сломать допрашиваемого. И если жертва сама спрашивает, что ей сказать, значит, уже готова отвечать на вопросы. Поэтому я молчал. У меня совсем немного вещей, которые я считаю необходимым скрыть. С вопросами чистого пересечься не должны. Но прогибаться перед ним… Ярость. Ярость и дикая ненависть, вот что давало мне силы. Наконец священник прекратил.

— Итак, вопросы. — Зрение прояснилось, и я увидел недовольное лицо святоши. Похоже, что да, действительно, он рассчитывал на другую реакцию. — Где находится твоя напарница. Та, с которой тебя постоянно видели. Какие у нее способности. Отвечай. И помни, мой бог даровал мне способность чувствовать ложь.

Ну, это не сложно. Я постарался, чтобы на лице не проявилось облегчение.

— Ее зовут Ева. К какой семье принадлежит не знаю. Способности — быстрая и сильная. Где находится — не знаю.

— Не врешь, — удовлетворенно кивнул священник. — Расскажи, где ты видел ее в последний раз.

Я рассказал, мне не сложно. Уже понятно, почему он пришел. Кера не зря мне приснилась — она действительно сбежала. Точнее, Ева сбежала. И теперь её ищут. Даже вот ко мне пришли. Глупости, конечно. Священник даже не надеялся, что я как-то помогу в поисках, просто проверяет все возможные варианты. Однако и сдаваться раньше времени святоша не собирался.

— Когда в последний раз ты связывался с этой женщиной. — А вот с формулировками вопроса он мне прямо помогает. Не уверен, что скажи он «подруга» или «напарница», его чувства не показали бы ложь. Все же с Евой я почти не общался. А так я с чистой совестью ответил, что тогда же, когда видел в последний раз.

— Ты имеешь предположения, куда она могла пойти, после того, как поняла, что не выполнит твое задание?