Банда - 2 - Виктор Пронин

Ну, хорошо, из чувства приличия мы называем наши банды компаниями, командами, клубами... Но так ли уж важно словечко, если предполагается подчинение общим законам, общак, даже если во главе стоит не пахан, не главарь, а просто лидер - образованный, утонченный, авторитетный. И этот лидер набирает себе в команду людей по единственно важному в банде признаку - верность общим целям и готовность идти на что угодно за вожаком, за паханом, за президентом.

Но что происходит дальше - страна покрывается бандами, страна попадает под их власть. Команды у прокуроров, торгашей, артистов эстрады, банкиров, президентов и депутатов. Со своими группами охраны, группами прикрытия, с телохранителями из бывших боксеров и каратистов, со своими вышибалами денег, заказов, долгов, времени на телевидении. И постепенно, как бы мы к этому не относились, мы усваиваем бандитскую нравственность, бандитские честность, порядочность, достоинство. И забываем, забываем, а потом и отвергаем истинную честность, истинную порядочность, великодушную и снисходительную, порядочность без насилия.

Все, Павел Николаевич, все, дорогой... Хватит. А то что-то ты уж больно круто взялся за наше многострадальное общество, - Пафнутьев сел за свой стол, придвинул телефон, набрал номер.

- Гражданин Халандовский?

- Он самый, - раздался в трубке неуверенный голос.

- Гостей ждете?

- Гостям всегда рады, Паша.

- Едут к вам гости, едут.

- С ветерком? - улыбнулся Халандовский в предчувствии приятной беседы.

- С ветерком и навеселе, - решительно ответил Пафнутьев и, положив трубку, направился в угол, где на стоячей вешалке просыхал намокший под утренним дождем плащ.

***

Далеко Пафнутьев не ушел, не удалось ему быстро добраться до Халандовского и отвести душу после утренней нервотрепки с Анцыферовым. Едва он сбежал со ступенек прокуратуры, как навстречу ему шагнул оперативник.

- Разговор есть, Павел Николаевич, - сказал Николай, протягивая руку. - Интересный, между прочим, разговор.

- Прямо сейчас, прямо немедленно?

- Как скажете, Павел Николаевич...

- Ладно, - вздохнул Пафнутьев. Не было у него ни желания, ни сил снова возвращаться в прокуратуру. Он с тоской оглянулся на крыльцо, с которого только что спустился, посмотрел на поджидающую его машину, и, наконец, блуждающий его взор уперся в улыбающееся лицо оперативника. - Ладно, Коля... Поговорим по дороге, - он махнул рукой Андрею в машине, дескать, пойду пешком Поднял воротник плаща, сунул руки в карманы, ссутулился, сразу сделавшись похожим на несчастного, забитого жизнью служащего какой-то захудалой конторы. - Что у тебя?

- Цыбизова.

- Помню, Изольда Федоровна. Жива?

- Жива, но я не думаю, что так будет продолжаться слишком долго. За последние три года она застраховала двадцать семь машин. Из них двенадцать - наиболее престижные. "Девятки", "восьмерки", "семерки"...

- Из них угнано? - спросил Пафнутьев.

- Семь. Из двенадцати.

- Неплохой показатель А остальные машины?

- Хлам По-моему, хозяева даже мечтают, чтобы их машины угнали, чтобы получить страховку...

- Если мечтаю г, значит угонят Не угонщики, так сами Насобачились. Дурное дело нехитрое Что Цыбизова? Ты любишь ее по-прежнему?

- Гораздо меньше - Что так?

- Хахаль у нее. На черном "мерседесе". Со спутниковой связью. С баром и телевизором. С водителем и телохранителем.

- А чье тело он хранит?

- Тело хахаля.

- Как его зовут?

- Байрамов. Морда жирная, зуб золотой, улыбка до ушей, волосы в бриолине. Слышали о таком?

- Немного. Тебе за ним не угнаться.

- Да уж понял, - хмыкнул Коля, поправил клеенчатую кепочку, перепрыгнул через неглубокую лужу на тротуаре. - Розы подарил нашей красотке, целый букет. Тысяч по пятнадцать-двадцать за штуку. Специально пошел на рынок и спросил цену... Так что букет ему обошелся тысяч в двести.

- Молодец, - одобрил Байрамова Пафнутьев. - Я думал о нем хуже. А если тратит такие деньги на цветы женщине.. Хороший человек. А что Цыбизова, не обижает его, не огорчает?

- Нет, с этим у них все в порядке.

- Не мелькал ли в их компании невысокий широкоплечий парень с короткой стрижкой, в темной одежде, с неприветливым выражением лица.

- Мелькал. Его зовут Амон. Он у этого Байрамова не то охранником, не то водителем...

- Что же он так неосторожно, что же он так опрометчиво, - пробормотал Пафнутьев. - Так нельзя, дорогой.

- Вы о ком, Павел Николаевич?

- О Байрамове. Он совершенно не уважает противника, он не берет его в расчет. Это плохо. Так нельзя.

- Может быть, он и не подозревает о существовании противника?

- Да, скорее всего... Послушай, Коля... Тебе это больно, я знаю, но все-таки... У этого Байрамова с Цыбизовой... Постель? Дела? Торговля?

- По-моему, всего понемногу. И постель, и дела.

- Не ошибаешься?

- Влюбленное сердце не обманешь, - горестно Николай постучал по тому месту, где, как ему казалось, у него билось влюбленное сердце.

- Зомби у нее больше не появлялся?

- Вроде, нет.

- Сама она спокойна как и прежде? Порхает? Щебечет? С ветки на ветку?

- Я перемен не заметил. Разве что появился Байрамов... Морда широкая, зуб золотой...

- Ты уже говорил, - Пафнутьев остановился под козырьком заколоченного киоска. Его, похоже, облюбовали какие-то бойкие торгаши, но развернуться им не дали - киоск подожгли, внутри он выгорел дотла, но его железный каркас, сработанный из железнодорожного контейнера, уцелел. По городу в последнее время появилось немало таких вот выгоревших помещений - подвалов, ларьков, изготовленных из гаражей, арки в старых домах, заложенные кирпичом и оборудованные под магазины Народ продолжал бороться за социальную справедливость - так, как он ее понимал. Поджигатели оставались непойманными, продавцы не жаловались, а сумма ущерба не интересовала ни тех, ни других А Пафнутьев знал наверняка, что частенько продавцы и поджигатели - одни и те же лица. Заметали следы ребята, заметали следы старым дедовским способом - красного петуха под собственный зад. Ищи-свищи-доказывай!

- Разбегаемся? - спросил оперативник, истомившись в затянувшемся молчании.

- Подожди, - Пафнутьев с привычным безразличием на лице смотрел на пробегающих прохожих, на лужи, на неиссякающий поток машин. - Послушай, повторил он и опять замолчал.

- Слушаю внимательно, - улыбнулся оперативник.

- А не сделать ли нам такую вещь... Не провернуть ли нам такую забавную штуку...

- Не возражаю, - опять поторопил Пафнутьева собеседник.

- Не суетись... Такая вот мыслишка посетила... А не поставить ли нам под окна Цыбизовой машину? Хорошую машину, "девятку", а? В приличном состоянии, с небольшим пробегом, а? Поставить ее так, чтобы она с улицы не видна была, но из окон Цыбизовой - как на ладони? Если они действительно завязаны на угонах, у них же зуд по всему телу начнется на второй день!

- Ловля на живца?

- Да, но машина должна быть под круглосуточным наблюдением.

- Можно проще.. Установить график, чтобы "девятка" стояла, к примеру, под ее окнами только с семи до девяти вечера. Дескать, кто-то к кому-то приезжает каждый день на это время. И потом опять уезжает. Она человек грамотный и на второй же вечер все поймет - приезжает любовник к девице-красавице. Пока они воркуют, машина стоит И на эти два часа подключать ребят - пусть бы присмотрели.

- Да, так лучше.

- Тут в другом опасность... А если они в самом деле ее угонят? Не расплатимся, Павел Николаевич.

- Придумай с ребятами что-нибудь... Мотор, к примеру, не заведется. Или тормоза не сработают. Или рулевое управление откажет.. Ведь технически это осуществимо?

- Вполне Уж если подобные вещи случаются с исправными машинами, то здесь и сам Бог велел, Нашкодить сумеем. Починим ли потом, трудно сказать, но сломать - сломаем.

- И с завтрашнего вечера машина будет стоять?

- Если поднатужиться, то можно уже и сегодня выставить нашу "девятку" на обозрение.

- Поднатужься. Если что понадобится - подключай меня.

- Вечером позвоню, доложу, - оперативник протянул руку.

- Давай, Коля. Вперед и с песней, - Пафнутьев крепко пожал холодную мокрую ладонь оперативника и поддернув поднятый воротник плаща, шагнул под мелкий осенний дождь.

Не сложилось у Андрея с Викой, не сложилось. То ли она слишком уж отличалась от Светы и любое ее слово его как-то задевало, то ли слишком уж он близко принял Свету, как единственно возможную для него женщину и все, что с ней было связано, воспринималось им как некая истина, с которой можно только сравнивать. А скорее всего не отошел он еще, продолжал жить событиями прошлого года, даже не замечая этого.

Поначалу он вообще не воспринимал Вику всерьез. Появился рядом человек, ну и пусть. Вроде, неплохой человек, красивая девушка, не дура, не злобная, не спесивая. Но он не мог избавиться от ощущения, что все стоящее, что у него могло бы быть в жизни, уже было, и теперь возможны только заменители, протезы истинных чувств. По молодости Андреи не знал еще, что не бывает единственной любви, не бывает единственно правильных чувств. Все возвращается, многое повторяется с какими-то отклонениями от того образца, который ты познал в самом начале своей жизни. К Вике он относился явно без трепета, скорее терпя ее, как терпят шаловливого щенка, готового в любую минуту опрокинуться на спину, лизнуть в щеку, куснуть за палец, но решительно отодвигают в сторону, когда он становится слишком уж докучливым.