Пуля для бизнес-леди - Лев Корнешов

Только после третьей рюмки Настя сказала:

— Теперь давай поговорим серьезно, Саша. Пришло время…

— Спрашивай, — коротко ответил Уланов. Он все ещё не избавился от военной привычки говорить экономными, рублеными фразами. Выпитый коньяк видимого действия на него не оказал. Да и Настя не чувствовала, чтобы у неё начало шуметь в голове.

— Ты сказал, что задолжал братве десять штук баксов. Если отдашь, отвяжутся?

— Таковы правила. Но, конечно, все может быть. Людишки сволочные. Однако же у них есть, как я заметил, свои разбойничьи законы, соблюдая которые они пока не перестреляли друг друга. Но как братва поведет себя в этот раз, трудно предугадать: дело в том, что такие деньги им редко возвращают, должники увязают все глубже и глубже, а я для них чужак.

— Десять штук — это с процентами по «счетчику»?

— Да.

— Я тебе дам эти деньги, — решила Настя. — Развязывайся с братвой.

— Я их у тебя не возьму, — отрубил Уланов.

— Это почему? — изумилась Настя.

— Ни у кого не был и никогда не буду на содержании.

— Я от чистого сердца предлагаю, — попыталась настоять на своем Настя.

— Я понимаю и благодарен тебе, но давай больше не будем об этом.

Настя поняла Уланова и не обиделась, ей даже понравилось, что он вот так: «Не возьму. И точка». Должны же все-таки сохраниться гордые мужчины, или они все уже вывелись, когда пошла эта дикая погоня за денежными знаками, заполнившая Россию?

Настя налила себе и Уланову, выпила, задумчиво пожевала ломтик сыра.

— Вопрос второй… Разобрался ты с братвой… Дальше что?

— Откровенно?

— Только так.

— Буду искать и мочить тех трех подонков. Вместе нам на земле места нет.

— Пепел Клааса стучит в твое сердце?

— Клааса я не знаю, но, видно, тоже допекли мужика.

Настя захохотала, все-таки водка есть водка, особенно хорошая.

— Чего веселишься, благодетельница? — обиделся Уланов.

— Да нет, ничего, я понимаю, в военном училище классическую литературу не изучали. А месть… Не мы её придумали. С давних времен это дело мужское. Тем более, что о сволочах толкуем.

— Рад, что понимаешь.

— Сама такая, — серьезно сказала Настя. — И мешать тебе не буду. Но и помогать тоже — дело это твое личное. Единственное исключение — Кушкин привезет тебе «макарку», с голыми руками против бандитов не попрешь.

— Я же тебе сказал, у меня пистолет припрятан на хате.

— Забудь. Там тебя наверняка ждут. Нападали трое, а сколько их всего? Так что в съемную комнатуху твою — ни ногой.

— Там мои офицерские погоны, орден, медали… Я за них кровью заплатил.

— Вот и не стоит платить кровью второй раз.

Настя внимательно посмотрела на Уланова: кажется, понял и согласен. И снова подумала, что бывший майор — не суетливый, симпатичный, однако же малость тронулся на мести за свою Магию. А почему, собственно, тронутый? Нормальный мужик, а не слизняк, именно так и должен он относиться к тому, что сотворили эти подонки с его любимой женщиной. Дай Бог, чтобы побольше у нас было таких, может и преступность была бы пониже. Это не нравы Дикого Запада, как ныне говорят. На диком американском Западе вздергивали на перекладину или дырявили из кольтов каждого, кто осмеливался поднять руку на белую женщину. Женщин там было мало и их берегли.

— Эй, Настя, очнись! — вывел её из размышлений Уланов. — Я временно согласен насчет хаты. Но не мешай мне отдать долги!

— Не буду, — пообещала Настя. — Кушкин привезет тебе пушку, чистенькую, не светившуюся. Но уговор: пока будешь «расплачиваться» — на эту дачу ни ногой. Не хватало еще, чтобы навел на неё кого бы то ни было.

— Обещаю.

— И будь осторожен.

— Чечня всему научила, — неопределенно ответил Уланов.

— Когда разберешься со своими делами, дай знать — встретимся и, может быть, надолго. В долг на первый случай денег немного возьмешь?

— В долг возьму… И за то, что приодела, при первой возможности уплачу.

— Ишь ты, гордый, — без иронии сказала Настя.

— Какой есть.

Она в одиночестве ушла в спальню на мансарде и долго ворочалась без сна, пытаясь отгадать странную загадку, пришедшую на ум: а стали бы мстить за неё Олег и Алексей в случае чего?

Неожиданный привет из «конторы»

Утром Никита быстро домчал Настю до Москвы и минут через сорок она уже входила в свою приемную.

— Хорошо отдохнула, Анастасия Игнатьевна? — вежливо осведомилась Нина.

— Отлично! — бодро ответила Настя и попросила зайти к себе скромно сидящую за столиком в углу приемной Римму, ту самую, из отдела кадров газеты, умеющую выполнять указания, не вникая в их суть.

Пришло время и Римму впрягать в работу, нечего ей сидеть-скучать.

— Ты будешь у нас начальником канцелярии, — сказала Настя Римме. — Вся документация, письма, прочая корреспонденция от нас и к нам будут идти через тебя. Вспомни, как это делалось в газете, пусть так же будет и у нас.

— Мне все ясно, — ответила Римма.

— Не мне тебя учить, но должны быть журналы регистрации корреспонденции, картотека…

— Не тратьте время на объяснения, Анастасия Игнатьевна, — гордо заявила Рима. В газете они были на «ты», но, перебравшись в «Африку», Римма принципиально обращалась к генеральному директору на «вы» и только по имени-отчеству. У неё был истинный талант по линии канцелярской работы, и Настя могла быть спокойной — бумажное «хозяйство» будет в порядке.

— Одна деталь, — Настя остановила Римму, уже собравшуюся уходить. — Письма, в том числе и служебные, бывают разными… И какими бы ни были, они могут стать известны другим сотрудникам Издательского дома только по моему разрешению. Я ясно говорю?

— Да.

— Иными словами, ты у меня своего рода «секретчица».

— Я так и представляла свою работу, когда шла к вам. — Она посчитала возможным снизойти до объяснений: — В нашей газете было немало секретных документов… Главный получал протоколы заседаний и постановления Секретариата и Политбюро ЦК, так называемые «красные» и «голубые» бюллетени, любые кадровые перемещения оформлялись секретными документами… Плюс закрытые обзоры писем, информационные документы…

— Все это мне известно, — прервала Настя Римму, у которой явно наблюдалась ностальгия по потоку секретных бумажек в редакции.

— Я это говорю к тому, — упрямо продолжала Римма, — чтобы вы не беспокоились: я понимаю, в редакции были секреты одного рода, а здесь они тоже имеются — коммерческие.

— Вот теперь я вижу, что тебе действительно все понятно, — одобрительно отметила Настя. — Я распоряжусь, чтобы Михаил Иванович выделил тебе комнату, где можно было бы поставить сейф, современные шкафы или как это теперь называется для картотеки, папок и так далее…

Римма вышла с гордо поднятой головой — наконец-то она была снова при своем любимом деле — хранительницей секретов.

— Михаил Иванович просил сказать, когда вы освободитесь, — сообщила Нина.

— Приглашай.

— Слушай, Кушкин, — сказала Настя, — тебе Никита ни о чем не докладывал?

— За кого ты нас держишь, Анастасия Игнатьевна? — возмутился Кушкин. — У нас маленькая, но Служба! И по нерушимым её правилам ни Никита, ни Артем, ни охранники офиса не имеют права сообщать мне что-либо о тебе, минуя тебя.

— Извини, Михаил Иванович, но мне пока сложно усвоить все правила вашей Службы. Но одно я знаю точно: береженого Бог бережет.

Она написала на листочке бумаги: «Поедешь на дачу и передашь нашему другу пистолет без биографии. Пистолет найти сможешь?»

Кушкин прочитал записку без всякого выражения, недолго думал, чиркнул зажигалкой, зажег бумажку, подождал пока догорела и растер пепел в пепельнице. Спросил:

— Это надо?

— Очень, — твердо сказала Настя.

— Хорошо. А теперь… Впрочем, на улице прекрасная погода, пойдем подышим свежим воздухом, а то ишь побледнела в кабинетной атмосфере.

Кушкин хотел сообщить ей что-то важное, и Настя тут же поднялась, вышла в приемную, взяла плащ, предупредила Нину:

— Мы с Михаилом Ивановичем скоро вернемся.

Воспитанная Нина вопросы задавать не стала. Настя обратила внимание на то, что Нина сидит за столиком без передней панели — её кругленькие, аккуратные коленки бросались в глаза каждому, кто входил в приемную. Она на ходу распорядилась:

— Михаил Иванович, этот эротичный столик Нины Геннадиевны замените на глухо закрытый.

— Будет сделано! — с удовольствием ответил Кушкин.

Они завернули за угол, пересекли Страстную площадь и вышли на Суворовский бульвар, к фонтанам. Там было много отдыхающих на скамейках, выгуливали чужих ребятишек чинные гувернантки — новое занятие в демократической России, пенсионеры вели свои нескончаемые дискуссии о разорении страны и о том, как её поднять с колен.