Бесёнок по имени Ларни - Кае де Клиари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чо те надо? – процедил мужик и сплюнул на пол.
– Я хочу выйти отсюда! – пробормотал Руфус, который вдруг почувствовал, что его начинают душить слёзы.
– Порфирий ещё не проспался, – заявил мужик и повернулся, чтобы уйти.
– Постойте! – воскликнул Руфус, почти в отчаянии. – Я голоден и… и мне надо в туалет.
Мужик хмыкнул и, ничего не сказав, закрыл дверь перед носом парня. Но минут через десять дверь открылась, и давешний плюгавенький мужичонка вошёл к Руфусу, держа в руках небольшую корзинку и ведро с крышкой. В корзинке нашлось пол каровая чёрствого хлеба, несколько луковиц, несъедобного вида сыр и бутылка с жидкостью странного цвета, оказавшаяся брагой. Ведро призвано было служить парню отхожим местом.
Изголодавшийся пилигрим, набросился на еду, словно голодный волк, и она быстро исчезла, словно её и не было. От браги у него закружилась голова и потянуло в сон, хорошо ещё, что было куда лечь – помещение, где он был заперт, было на треть завалено старыми тряпками. Возможно, оно служило для их хранения.
Так прошло дня три или больше. Больше всего он страдал от холода, так-как теперь мужичонка появлялся у него по два раза в день со своей корзинкой, и проблема питания была решена. Меню, правда, было однообразным, только вот брагу, по просьбе самого Руфуса, поменяли на обычную воду.
Хуже холода и плохой еды было отчаяние. Так вот он, какой этот мир, в который Руфус так стремился! И это люди, которым он собирался принести слово Инци? Стоило ли ради такого покидать родное Междустенье? Похоже, священник был прав, а он, Руфус, свалял дурака.
Попытки заговорить с мужичонкой, приносящим еду, успехом не увенчались. Руфус быстро понял, что тот был большим поклонником той самой браги, которой напоил его в первый день. Когда же от него не пахло брагой, он становился пуглив и убегал, лишь только Руфус раскрывал рот, чтобы что-нибудь сказать. Парень совсем было отчаялся, но тут, наконец, появился Порфирий.
Это и был тот плешивый, бородатый, необъятных размеров старик, который устроил разнос тюремщикам Руфуса. А ещё у него была широкая, красная физиономия и очень добрые, хоть и немного мутноватые, глаза. (Правда, брагой от него разило похлеще, чем от десятка таких, как тот, что носил Руфусу еду.)
Узника поставили на ноги и вывели на свет. Оказывается, сейчас был ясный, тёплый день, по небу плыли небольшие облачные барашки, ласковый ветерок дохнул освобождённому пленнику в лицо ароматом цветущих деревьев, к которому примешивался волшебный запах, доносящийся из невидимой пока кухни.
Во дворе их встретила женщина, немного постарше его мамы, но всё ещё красивая и стройная. Она всплеснула руками, увидев измождённого мальчишку, и через пару секунд он уже жевал, невероятно вкусный, горячий пирог с начинкой из ягод, которым второпях чуть не подавился.
– Её благодари за то, что не сидишь сейчас в кутузке! – сказал старик Порфирий. – Это Альмери – хозяйка форта, то бишь не форта уже, а колонии нашей, потому как мы значительно выросли. Видишь, как оно вышло – выпил я намедни лишнего, (ну бывает, что поделаешь!), а эти дураки вообразили, что я совсем в запой ушёл и ничего мне не докладывали. Какой там запой?! Стар я уже в запои уходить. Раньше случалось, не скрою, а теперь ни-ни, разве что переберу малость, да и то совсем чуть-чуть! Так вот, не далее, как с полчаса назад, поймала наша Альмери одного пропойцу возле жбана с брагой. "Ты чего, – говорит, – Кузьма, без спроса брагу берёшь? Вот я тебя половником!" А тот ей: "Не суди строго, хозяюшка! Замучила меня жажда окаянная от трудов моих – денно и нощно шпиёна сторожу, нет больше моей моченьки!" Она ему: "Какого такого шпиёна?" Вот тут-то он ей всё и выложил. Она ко мне, а я к тебе, значит. Так что не серчай, а хозяйке спасибо скажи. Я ещё дуракам этим ухи-то оборву! А тебя, прежде всего, прикажу сейчас в баньке попарить. Баня дело первейшее! И отогреешься, и в себя придёшь!
Через час, чистый, как надраенный самовар, Руфус, сидел за столом напротив Порфирия и Альмери, одетый в свежую рубаху, принадлежавшую, наверно, Порфирию, так-как ему пришлось несколько раз обернуться этим одеянием, чтобы не запутаться.
Голова шла кругом от обилия еды, стоявшей перед ним, и он еле сдерживался от желания запихать себе в рот всё сразу. Хозяева его не торопили, давая насытиться, и только подкладывали на тарелку всё новые и новые угощения. Но вот, наконец, Руфус понял, что не может больше проглотить ни кусочка и, встав из-за стола, поблагодарил хозяев, как это было принято дома. Тогда Порфирий указал ему на плетёное из лозы кресло и начал расспрашивать.
– Ну, теперь рассказывай, парень, кто ты, да что ты, и за каким делом к нам пожаловал? Но сперва скажи своё имя.
Руфус назвался. Ему незачем было скрывать имя от таких приветливых и щедрых людей.
– А скажи мне, Руфус, – продолжал Порфирий, – что ты ищешь в наших краях или у тебя какая-то цель?
– Я хочу увидеть мир, – отвечал Руфус, – и рассказать людям об учении Инци.
– Инци? Это бог, что ли такой? Я о нём слышал, кажется, давным-давно от одного моего хорошего знакомого. Его, вроде, толи до смерти забили, толи повесили? Только, что это за бог, если дал себя повесить? Не обижайся, парень, но по мне, так все боги одинаковые, и от всех от них мало толку.
– Инци не "какой-то там бог", а сын Бога-Создателя, – терпеливо объяснил Руфус. – И его не повесили, а распяли, прибив гвоздями к деревянному кресту. А учил он…
– Хорошо, но это ты потом расскажешь, а сейчас скажи-ка – откуда ты родом и какого роду-племени? Родителей твоих, как зовут?
– Родом я из Междустенья, а родителей моих зовут – Михал-охотник и Маранта-воительница.
– Что-о?!
Красное лицо Порфирия вдруг побледнело, а сам он даже привстал со своего места, потом переглянулся с Альмери и переспросил слегка дрожащим голосом:
– Как ты говоришь, зовут твоих родителей?
– Михал-охотник и Маранта-воительница, – повторил недоумевающий Руфус, который никак не мог понять, что же так удивило обоих его хозяев.
Порфирий уже справился с собой, но руки его всё ещё дрожали. Он налил себе объёмистую кружку браги и сказал:
– Ну-ка, давай, парень,
