С чем вы смешиваете свои краски? - Дмитрий Соловей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В первый день, собственно, ничего особенного не происходило. Фурцева ближе к обеду встретила двух корреспондентов. Через своего переводчика с ними обсудила, где и как меня сфотографируют. Я попозировал, поулыбался не хуже Гагарина. Посетителей в этот день пришло от силы десятка два. Судя по всему, рекламная работа была проведена из рук вон плохо. Плакат, извещающий, что здесь выставка работ художника из СССР, выглядел за оконным стеклом тускло и невыразительно. Послонявшись без дела весь день, я решил, что нужно менять тактику.
На следующее утро, воспользовавшись тем, что Фурцева удалилась, я вытащил этюдник на улицу и сел рядом со входом в галерею. Прохожие стали первым делом обращать внимание на невиданное здесь явление — советского пионера в красном галстуке. Позже заинтересовались тем, что я рисую. А я клепал картинки космоса на картонках чуть большего размера, чем открытка, и дарил их, предупреждая, что работа не просохла и нужно быть аккуратным.
К тому моменту, как подъехала Фурцева, у галереи вокруг меня стояла приличная толпа. Не менее внушительная была и внутри. Наш работник, торгующий полиграфией и сувенирами, паниковал. Он распродал всё, что было, а подвезти ещё открыток и альбомов с репродукциями из посольства не успевали.
Фурцева же застала тот момент, как я трепался с прохожими о перспективах развития космоса, прогнозируя, что на Марс человек не полетит ещё лет шестьдесят и чего ему там вообще делать? Для осмотра планеты хватит и роботов.
— Сергей Дмитриевич, — пробилась Екатерина Алексеевна к моему переводчику, — что здесь происходит?
— Пропаганда советской науки, — невнятно ответил он.
— Скажите этим всем, что мальчик идёт отдыхать и обедать.
Собравшийся народ дружелюбно покричал мне вслед: «Бай, бай, пионер» и разошёлся.
Фурцева же устроила мне выволочку. Послушав всё, что она пожелала сказать, я напомнил, что вообще-то брал этюдник для этих целей. Даже не так. Я бы его и брать не стал, если бы компетентные товарищи не настояли.
— Ты должен был рисовать внутри галереи.
— Помещение неудачно оформлено. Вы заметили, что с улицы даже плакат плохо видно.
— Сидишь здесь и рисуешь, только здесь, — Фурцева была категорична.
Возражать я не стал. За четыре часа я устроил себе приличную рекламу. Человек двести посетило выставку и наверняка расскажут о ней своим знакомым, а там, глядишь, информация в газетах сработает.
Мои прогнозы оправдались. На следующий день, совпавший с воскресеньем, случился полный аншлаг. Полиграфию продали всю, даже запаса не осталось. Я еле успел припрятать для себя с десяток экземпляров на память. После подбил распорядителя на другой бизнес. Я же продолжал рисовать, чтобы публика видела — их не обманывают, мальчик и вправду умеет это делать. Картонок у меня много, отдельно в ящик упаковали только их. Так что я стал продавать картинки прямо «с пылу с жару» по цене один-два фунта.
Фурцева стала похожа на фурию, возмущаясь тому, что творилось. Хорошо, что распорядитель оказался дядькой вменяемым и пояснил, что за сувениры всегда платят и нет здесь ничего такого. За открытки платили и эту живопись люди желают купить. Но вечером мне пришлось выслушать лекцию о недостойном поведении советского школьника. Мол, у нас это вам не здесь. Торгово-денежные отношения порочат пионера и так далее по принципу, только вернись в СССР, и мы тебе покажем, где раки зимуют. Странная такая позиция. Взрослому человеку продавать картины можно, а для меня это почему-то позор.
Пришлось поскучать вторую половину дня. Зато я увидел кое-что интересное. Если бы не следил специально, то упустил бы тот момент, как один из посетителей передал Сергею Дмитриевичу некий свёрток. Всё же я был прав, когда предположил, что такие выставки идеальный вариант для всяких шпионских игр. Прийти может свободно любой человек и это не вызовет подозрений.
На четвёртый день я сменил белую рубашку на темно-синюю, галстук не надевал и этюдник раскладывать не стал. Все равно Фурцева против таких сувениров на продажу, а у меня индивидуальное задание на этот день. Неожиданно я разнервничался. Ждал того англичанина и гадал, куда именно мы пойдём гулять. Сергей Дмитриевич сказал, что с руководством всё согласовал.
— Екатерина Алексеевна не возражала? — всё же уточнил я.
На меня кинули такой взгляд, что все вопросы отпали.
— И когда подойдёт тот англичанин? — продолжал я волноваться.
— В первой половине дня, — просветил меня мужчина. — Посмотри внимательно, возможно, он уже здесь.
— А вы разве не знаете, как он выглядит? — закрались у меня первые подозрения.
— Откуда? — пожал плечами переводчик.
Вот это номер! Пароля со славянским шкафом я не знаю, как выглядит «англичанин» — тоже. Это мне такую проверку на смышлёность решили устроить? А вдруг таких людей с предложениями подойдёт несколько. В предыдущий день посетители замучили схожими вопросами, типа как мне Лондон, что я видел, что больше всего понравилось?
В общем, стою я у стеночки, как говорится, мандражирую. Невольно взгляд зацепился за молодого мужчину в шляпе. Фигура крепкая, спортивная и… смутно знакомая. Даже со спины мне показалось, что я знаю эту манеру держаться и двигаться. Ещё три минуты понадобилось мне, чтобы осознать и понять шутку, какую устроил дядя Вова.
Мужчина в шляпе продолжал разглядывать полотна, а я пошёл ему навстречу с противоположной стороны. У «Марса» мы и встретились.
— How do you like my picture? — спросил я.
— Unusual.
— Идём на прогулку? — небрежно спросил я Илью.
— Yes, of course, where is your partner?
— Стоит возле «Гагарина», за нами наблюдает.
— Братишка, разговариваем только на английском, — тихо предупредил Илья.
— What is your name? — моментально перестроился я.
— Mitch Hedley, — представился Илья новым именем.
И мы пошли гулять. Сергей Дмитриевич был уверен, что я опознал «англичанина» по особым приметам, и лишних вопросов не задавал. На метро мы проехали три остановки и вышли, чтобы
