Полный курс русской истории: в одной книге - Василий Ключевский

Само собой, никакого венчания Владимира Мономаха и в помине не было, как не было и священной реликвии – самой шапки Владимира Мономаха, принадлежавшей византийским императорам и врученной нашему Владимиру. Современные историки, иронизируя по вопросу этой шапки, предлагают просто представить себе, как византийские императоры в жаркой Византии носят на себе этот невероятно теплый и тяжелый головной убор, отороченный соболиным мехом. Тут уж даже полное бритье головы по мусульманскому обычаю не спасло бы от кожных неприятностей. Впрочем, не в шапке дело, шапка всего лишь символ. А вот идея, которая все больше набирала обороты и пухла на глазах от собственной значимости, лучше всего оказалась выраженной псковским монахом Филофеем, который попросту связал все вышеизложенное и объявил своему государю, «что все христианские царства сошлись в одном его царстве, что во всей поднебесной один он православный государь, что Москва – Третий и последний Рим».

Эта его идея о Третьем Риме и до сегодняшнего дня так актуальна, что страшно становится. Ко всему прочему в московских умах созрела-таки идея о божественной данности московской власти. Так что, когда некий рыцарь Поппель случайно посетил Московию, подивился ее огромности и силе, а затем вернулся в свою далекую империю к германскому императору Фридриху Второму и об этом путешествии соткал хвалы Московии, император здраво рассудил, что можно бы с московитами и породниться, коли они так уж сильны, как рыцарь доносит. Император тут же послал Поппеля назад в Москву, дабы просить у московского царя руки его дочери для своего племянника, и пообещал, что в случае бракосочетания московский царь получит титул короля. Куда там! Надменно и с обидой незадачливому свату было замечено: «А что ты нам говорил о королевстве, то мы Божиею милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, а поставление имеем от Бога, как наши прародители, так и мы. Молим Бога, чтобы нам и детям нашим дал до века так быть, как мы теперь государи на своей земле, а поставления как прежде ни от кого не хотели, так и теперь не хотим». Вот и весь сказ. Иван, очевидно, поспешил забыть (или, наоборот, помнил слишком хорошо), что в Днепровской Руси был уже русский король – Даниил Галицкий, и тот свой титул принял с почтительностью, хотя больше любил именовать себя просто князем.

Венчание на царство внука Ивана Третьего Дмитрия (1498 год)

Это стремление показать царскую власть как божественный промысел вылилось, в конце концов, и в изобретении нового обряда. Теперь уже простого завещания для наследника престола было маловато. Ему предстояло пройти процедуру под названием церковное венчание на власть. Первым через этот торжественный и пышный обряд прошел его внук Дмитрий Иванович, наследник Ивана Третьего от его старшего сына Ивана (сам сын Иван умер в молодом еще возрасте, при жизни он был соправителем отца).

«Из византийских коронационных обрядников, – поясняет Ключевский, – выбрали подходящие церемонии, дополнили их подходящими к случаю подробностями и составили „чин“ поставления Димитрия Ивановича на великое княжение, дошедший до нас в современной рукописи. Венчание происходило в Успенском соборе в 1498 г. Великий князь-дед возложил на великого князя-внука шапку, венец и бармы, оплечье, широкий отложной воротник. Во время венчания митрополит, обращаясь к деду, называл его „преславным царем самодержцем “. Торжественная минута вызвала в московском князе потребность оглянуться назад и призвать старину, историю, в оправдание нового порядка престолонаследия – в прямой нисходящей линии. Обратясь к митрополиту, Иван сказал: „Отец митрополит! Божиим изволением от наших прародителей, великих князей, старина наша оттоле и до сих мест: отцы наши, великие князья, сыновьям своим старшим давали великое княжение; и я было сына своего первого, Ивана, при себе благословил великим княжением; но Божьею волей сын мой Иван умер; у него остался сын первый Димитрий, и я его теперь благословляю при себе и после себя великим княжением Владимирским, Московским и Новгородским, и ты бы его, отец, на великое княжение благословил“. По прямому смыслу этих слов Иван решил при назначении преемника держаться прямой нисходящей линии в самом строгом смысле слова. Торжественное церковное венчание, освящавшее такой порядок престолонаследия, можно считать тогдашней формой издания основных законов».

По образцу этого первого венчания происходили в дальнейшем и все последующие. Впрочем, сам Дмитрий Иванович недолго задержался в качестве венчанного наследника, у Ивана подрастал второй сын Василий от Софьи Фоминичны. Так что скоро Иван разочаровался в наследнике, отменил факт этого венчания, посадил царевича в тюрьму, а на власть венчал Василия. Когда Ивану стали пенять, что нельзя отменять распоряжения и царевич был венчан, тот даже рассердился. Этот казус с отмененным внуком он припомнил, когда между его детьми Василием и Юрием завязалась перепалка, кому владеть троном. «Разве я не волен в своем внуке и в своих детях? Кому хочу, тому и дам княжение», – твердо объявил царь. Теперь уже даже старшинство в царском роду ничего не решало, Иван ясно показал, что власть будет передаваться по воле самодержца. Впрочем, теперь самодержавный государь прибрал к рукам не только передачу власти, но и все важные стороны государственной жизни: только он мог распоряжаться финансами страны, судами, только ему было дано право чеканить монету, только к нему отходили выморочные земли. Благодаря таким своевременным мерам царь богател, а его соперники и родственники разорялись. Скоро несчастные удельные князья из того же рода так обеднели, что им приходилось занимать денег на покупку соли, они умирали в долгах, а их земли отходили государю. Так что немудрено, что об этих бедных родичах наследник престола князь Василий отзывался пренебрежительно, что они, дескать, своего удела устроить не могут, куда им заниматься государственными делами. О том, что помогало этим беднягам «не мочь устроить своего удела», Василий предусмотрительно промолчал. Правда, даже при Иване Грозном борьба с удельным прошлым велась все же не в полной мере, то есть внутри самой семьи царя-самодержца торжествовала мысль, что царским детям, которые престола не наследуют, все же положено выделить пусть незначительный, но удел. Грозный не представлял, что это его распоряжение о выделении малолетнему царевичу Дмитрию дать Углич приведет к большой закулисной борьбе внутри царствующего дома, а затем и к периоду, известному как Смута, когда на место умершего царевича придут один за другим два самозванца, а государство в целом его и неделимом виде попробуют получить польские короли.

Борьба родословий (XV век)

Московское боярство, хотя и видело, что царская власть распространяется на все области жизни, но пока еще плохо понимало, чем это может обернуться для него самого. Оно привыкло исполнять прихоти великих князей, но, в то же время, оно имело незначительную, но все же гордость. Ничем так не кичились московские бояре, как собственным происхождением. Прежде от этого происхождения зависело ведь очень немало выгод. Лучшим по роду и услужливым доставались и лучшие владения и пожалования. Совсем неудивительно, что бояре воспринимали себя как бы на вершине времени, когда в необозримом прошлом пребывали их славные предки, о которых можно было с гордостью сказать, кто какие подвиги совершил и какому князю служил. Больше всего своими предками гордились те, у кого эти предки пришли с первой волной освоения северо-востока. Это были потомки выходцев из Киева, Чернигова, Волыни, северных земель, обрусевшие иностранцы с Запада (то есть из Европы) или Востока (с Волги из Золотой Орды и Крыма). Но с середины XIV века состав московского боярства расширился и изменился. Это прекрасно отражено в старинных родословных книгах.

«Старые родословные книги, – поясняет Ключевский, – производят впечатление каталога Русского этнографического музея. Вся Русская равнина со своими окраинами была представлена этим боярством во всей полноте и пестроте своего разноплеменного состава, со всеми своими русскими, немецкими, греческими, литовскими, даже татарскими и финскими элементами. Важнее всего то, что решительное большинство в этом новом составе боярства принадлежало титулованным княжеским фамилиям. Усиленное собирание Руси Москвой с Ивана III сопровождалось вступлением на московскую службу множества князей, покидавших упраздненные великокняжеские и удельные столы. С тех пор во всех отраслях московского управления, в государевой думе советниками, в приказах судьями, т. е. министрами, в областях наместниками, в полках воеводами являются все князья и князья. Служилое княжье если не задавило, то закрыло старый слой московского нетитулованного боярства. Эти князья, за немногим исключением, были наши Рюриковичи или литовские Гедиминовичи. Вслед за князьями шли в Москву их ростовские, ярославские, рязанские бояре».