Ностальгия по Японии - Владимир Рецептер

Теперь, как вы понимаете, в городе Осака причиталось уже со всех нас, а также с советского правительства и посольства в Японии, не говоря уже о горящей синим пламенем фирме г. Ешитери Окава...

Вообще же, если бы автор стал перечислять города, в которых причиталось нам или с нас, и хотя бы вкратце привел основные причины по каждому городу, он не имел бы надежды добраться до финала. Что уж тут говорить о времени, необходимом для практического воплощения принципа "с вас (с нас) причитается"...

Так, следуя логике и шаг за шагом, мы вместе с читателями подошли к важнейшему выводу о том, что вопросы где, когда и с кого именно причитается и есть главные философские вопросы на рубеже двух тысячелетий. И, как всегда, они идут из России, приобретая всеобщее и мировое значение.

И все же следует подчеркнуть, что, по выношенному мнению артиста Р., с которым в данном случае полностью солидаризируется автор, на этой земле нет места, в котором не причиталось бы с каждого из нас, хотя бы потому, что быть живым и посещать разные места - великое счастье. Поэтому, с точки зрения порядочного гастролера, всегда и везде причитается с каждого, у кого есть, а жмоты и жлобы не идут в благородный счет, и их в историю пускать не надо...

Да, чуть не забыл... До сих пор жалею, что во время наших гастролей в Буэнос-Айресе ни я, ни мои спутники, включая заведующего отделом торговли обкома КПСС, руководителя нашей поездки Букина и сопровождающих лиц из КГБ, не знали о хитроумной проделке дедушки, скрывшего от партии и государства место рождения моего отца, потому что именно в Аргентине и ее столице Буэнос-Айресе я бы наилегчайшим образом справился с обязанностями поставить товарищам выпивку (лично для меня в этом действии и заключается живое соответствие принципу "с меня причитается"), и вот почему.

Не успели мы ступить на интуитивно близкую мне почву, а дорога, повторюсь, была чрезвычайно долга и утомительна: Ленинград - Москва - Франкфурт-на-Майне - Лиссабон - Сантьяго - Гавана - Лима - Буэнос-Айрес, - как Миша Данилов (случайно) и разведгруппа "санитаров Европы" (намеренно) совершили одно за другим два оглушительных открытия.

Данилов с ходу напоролся на супермаркет рядом с гостиницей, в котором по баснословно дешевой цене продавалось великолепное баночное пиво. На специальной и не вдруг различаемой нижней полке неистребимыми полчищами стояли так или иначе примятые банки, которые стоили в пять или семь раз дешевле непримятых, так как справедливо считались бракованными. Но, как не менее справедливо заметил народный артист Всеволод Кузнецов, в помятой банке было ровно столько же пива, сколько и в неиспорченной, если, разумеется, умело к ней подойти и вскрывать с нежностью. При нашей бедности требовать товарного вида от глупых жестянок было еще более глупо.

Но не успел непьющий Данилов посвятить свое открытие разрешающему себе Кузнецову, как "музыкальный обоз" - Володя Горбенко, Сеня Галкин, Юра Смирнов и Коля Рыбаков - обнаружил в близлежащей аптеке под вывеской "Формация" чистейший медицинский 96-градусный питьевой спирт по еще более провокативной цене - одна условная единица за один литр. Более того, разведка боем обнаружила тот же спирт и по той же издевательски дешевой цене во всех окрестных "Формациях", которые были тут же вычислены и нанесены на карту местности.

Наши музыканты не стали таить своего чудесного открытия от коллектива, и то ли Валя Караваев, то ли Женя Чудаков, подражая закадровому голосу Ефима Копеляна в фильме "Семнадцать мгновений весны", официально произнес:

- "Формация" к размышлению...

Образ был подхвачен, стал естественным путем развиваться, и вскоре коллеги уже привычно предлагали друг другу сбегать на угол за свежей "информацией". Дело кончилось тем, что во всех близлежащих аргентинских аптеках резко упали спиртовые запасы, а некоторых наших артистов стали в них узнавать, как настоящих "звезд". И Женя Чудаков сказал:

- Пора уезжать, а то от избытка чужой "информации" красная труппа сильно посинела...

Разумеется, он шутил, и в шутке было сильное преувеличение, но вообразите себе, читатель, жизнь простых советских артистов далеко от Родины, под дамокловым мечом реакционной аргентинской военной хунты и бдительным приглядом завторготделом обкома Букина, в условиях умопомрачительного сочетания вызывающе дешевого спирта с почти дармовым баночным пивом.

Конечно, основной удар благородно приняла на себя партийная организация во главе с Толиком Пустохиным, грудью закрывая вражескую амбразуру.

Получив щедрую подпитку от латиноамериканской действительности, народный юмор продолжал расцветать. Не мог не тронуть, например, до боли близкий аргентинский обычай сдавать бутылки и, получая взамен жетоны, возвращать денежки через кассу; так, отель "Савой", в котором нас разместили рядом с "бутылочным" супермаркетом, довольно старый и, как сказали бы в Одессе, задрипанный, приобрел у нас название "Савой в доску".

А еще по пути в Аргентину, когда, преодолевая тяготы полета, ребята "взяли на грудь" в братской социалистической Гаване, и на пересадке в Лиме (Перу) у некоторых возникли ощущения чугуна в голове, Миша Данилов, оглядев перуанский пейзаж и его печальных фигурантов, с высоты своей вынужденной трезвости выразительно, как драматург А.Н. Островский, произнес:

- В чужом Перу похмелье...

Но вот что особенно интересно, и что артист Р. сумел глубоко оценить только постфактум: оказалось, что глава фирмы "Даефа", вывезший нас в Буэнос-Айрес, мощный сангвиник Давид, и его могучая вторая жена Неля - самые настоящие одесситы, так же, как и мой дед, эмигрировавшие в Аргентину, но, в отличие от него, не собиравшиеся возвращаться...

Мы появились в Буэносе в дни майских календ 1981 года, и как порядочные одесситы и советские, в прошлом, люди Додик и Неля сразу догадались, что с них причитается.

Тут и был устроен праздничный выезд на катамаране по протоку Параны до виллы "Богемский лес", на которую были приглашены не только наша большая семья, но и директор театра "Сан-Мартин", где мы выступали, и советский посол в Аргентине, и его советники с семьями, и сотрудники продюсерской фирмы "Даефа", включая "мозговой трест" - завотделом Леви и главу финансовой службы Соломона, тоже, разумеется, с семьями. Маевка вышла прекрасная, и ее описание достойно более высокого пера, чем то, каким располагает автор, хотя в нем все еще сильно искушение вернуться на виллу в прямом и переносном смысле. Скажем лишь то, что главным действующим лицом маевки стала знаменитая аргентинская "осада", ради которой был зарезан жертвенный бык. Дело в том, что, беря пример со знаменитого американского импрессарио Сола Юрока и пропагандируя советское искусство, фирма "Даефа" по совместительству торговала аргентинским мясом, и большой бык был для нее небольшой проблемой.