Р26/5/пси и я (СИ) - Коуни Майкл Грейтрекс

Пока мы переговаривались, из темноты туннеля выскочил огромный черный псевдокот и прыгнул на Чарлсворта. Я поднялся еще на две перекладины — гораздо выше, чем мог достать даже этот ловкий зверь.

— Ради Христа, заберите его! — взвыл Чарлсворт. Лицо его исказилось от страха. Псевдокот положил лапы ему на плечи и пристально посмотрел в глаза — словно хотел сообщить что-то важное.

Псевдокошки на самом деле телепаты, но только среди себе подобных. На родной планете их тренируют для охоты, но на Земле они домашние животные и, если сказать правду, хорошая тема для светской болтовни. Довольно долго они служили этаким символом общественного положения. Устраивались выставки псевдокошек, уделялось особое внимание экстерьеру, по которому, как говорилось, можно определить, годится ли животное в элитные производители. Но в последнее время их осталось очень мало. В гораздо более интересных домашних питомцев можно с некоторой долей выдумки обратить зверье, уже существующее на Земле. Примером тому — недавно возросшая популярность сухопутных акул.

— Багира! — Аннет Ларуж поднялась из туннеля, неторопливо шагнула на солнечный свет и, едва псевдокот вернулся к ее ногам, притворилась, что не замечает Чарлсворта. Она обосновалась на травянистом пригорке у выхода из туннеля; с одной стороны — подружка Рита с кроличьим личиком, с другой — внимательный, настороженный псевдокот. Аннет что-то шепнула Рите, та захихикала, затем обе девочки надолго принялись рассматривать ближайшую ракету. Мы с Чарлсвортом тем временем неуклюже молчали.

Я спустился с лестницы и встал рядом с ним — его близость придала мне уверенности. На пригорке спокойный голос произнес:

— Некоторые тратят на чепуху массу времени, вместо того чтобы заняться чем-нибудь полезным. Да, Рита?

Ответ Риты был неразборчив и сопровождался хихиканьем.

— Как дети, — продолжала Аннет. — Собирают номера кораблей и записывают их в книжечки. У меня этим младший брат занимается. Ему восемь лет. Детское занятие.

Рита снова что-то сказала, и королева девятого класса мелодично рассмеялась. Я непроизвольно взглянул на Чарлсворта. У него было багровое лицо. Я обернулся к улыбающейся девчонке.

— Слушай, — прошипел я, — вас сюда не звали. Ваши замечания нас не интересуют. Валите обратно в туннель!

Она была того же возраста, что я и Чарлсворт, но имела сноровку — заставить мальчишек чувствовать себя маленькими и незрелыми. Она была замкнутой, словно ей не было нужды в восхищении и дружбе ее товарищей. Она заставляла нас ощущать себя зависимыми и никчемными.

Теперь я лучше понимаю дело. Глядя с высоты своего взрослого опыта, я понимаю, что Аннет Ларуж нуждалась в самоутверждении больше любого из нас, но в то же время казалось, что она уже молодая женщина, а мы с Чарлсвортом еще дети.

Она притворилась, что не заметила моего выпада, и задушевно обратилась к Рите:

— Некоторым людям надо поучиться хорошим манерам. — Она открыла маленькую модную сумочку, обследовала свое лицо в крошечном зеркальце и добавила: — Но нечего ждать хорошего от труса, который бьет девочек.

Я шагнул вперед: безумно хотелось разрушить эту ее непоколебимую самоуверенность. Подражая ее спокойному тону, я попытался привлечь на свою сторону логику:

— То, что я сбил тебя с ног, не делает меня трусом. Вот если бы ты сбила меня с ног, а я после этого побежал жаловаться учителю, я был бы трусом.

— Некоторые всегда придумывают себе оправдания, — проинформировала она Риту. Та с умным видом кивнула. К своему удивлению и негодованию, я услышал, как Чарлсворт одобрительно хмыкнул, словно засчитывая за ней победу в этой перепалке.

Неравный спор был прерван отдаленным гулом садящегося корабля. На наших глазах в небе образовалось белое облако, сносимое ветром в сторону по мере того, как невидимый еще корабль опускался сквозь облако собственного выхлопа. Даже теперь я могу оживить в себе трепет этих мгновений: живое восхищение этой наглядной мощью, сопровождаемое восхищением умозрительным, догадками: откуда он прилетел? Что за корабль и какой корпорации принадлежит? И (это уже касалось Чарлсворта) видел ли я его раньше?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Мятущееся пламя тянулось к нам пальцами, в воздухе творилась дьявольщина: он стал смесью грохота и мусорных вихрей. Это был большой корабль, трехногий и стреловидный — следовательно, довольно старый. Возможно, подумал я, один из местных челноков.

Я взглянул на Аннет, и мое сердце стукнуло от недостойной радости: ее глаза расширились, рот был открыт в захлебнувшемся крике — наверно, ей представилось, что огромная машина падает прямо на нас. Она прижалась к своему зверю, тот прижал уши и поднял верхнюю губу, перепуганно рыча.

Мы с Чарлсвортом нацепили очки и беспечно наблюдали, как пыль, камешки, бумажки крутятся у нас над головами, а девчонки хватаются за юбки. Псевдокот вырвался и, обернув хвост вокруг гениталий, бросился в туннель. Теперь земля тряслась; это была быстрая тяжелая дрожь — пульсирующий выхлоп бил ультразвуком в неподатливый бетон.

Гигантские ноги осторожно шагнули в нашу сторону, вытянулись и оседлали вытяжной колодец, и я, как всегда, вспомнил случай, когда «Орбитер-8» промахнулся, поставив на твердый бетон только две ноги, а третья повисла, застыв в нервном напряжении, над шахтой. Я слушал рев разгоняющихся двигателей и представлял себе неистовый визг гироскопов, пока пилот, поняв свою ошибку, пытался восстановить равновесие и наконец отработал подъем для новой попытки — которая, к разочарованию юных вампиров, закончилась успешно... Такие случаи остаются в фундаменте детских воспоминаний.

Однако на этот раз посадка прошла без неожиданностей. Как только стало ясно, что это старый «Левиафан», Чарлсворт сразу потерял к нему интерес. Грохот смолк, едва струя газов попала в шахту, и по периметру поля неторопливо поднялись столбы дыма, отведенного от ракеты по адской системе вытяжных туннелей.

Повторяющийся ночной кошмар моего детства: я упал в такой туннель и слышу, что корабль приближается.

«Левиафан» спружинил на посадочных ногах и замер. Мы с Чарлсвортом сняли очки и, когда уши стали отходить, услышали вопль Аннет, вконец потерявшей хладнокровие.

— Если Багира потеряется, мама и папа меня убьют!

Я решил, что это ее трудности, но Чарлсворт думал иначе.

— Пошли, Сагар! — крикнул он мне. — Он не мог убежать далеко.

— Какая, к черту, разница? — пробормотал я.

— Ладно, пошли, — повторил он, косясь на Аннет. — Имей совесть! Ничего с тобой не сделается, если ты хоть раз кому-нибудь поможешь.

Воскрешая в памяти тот день, я понимаю, что для нас с Чарлсвортом он оказался поворотным. Оба мы стали после него другими, другими стали и отношения между нами. Мы обрели новое знание и утратили невинность: Чарлсворт познал любовь, я — предательство. Таким образом, мы потеряли простые удовольствия, а отношения между ним, мной и кораблями стали еще более сложными. Похоже, в тот день мы перестали доверять друг другу.

Когда занятия в школе закончились и перед нами раскинулись необъятные летние каникулы, трио, состоявшее из Чарлсворта, Аннет и псевдокота, стало привычным зрелищем на улицах Пасифик-Нортвест. Я знаю, что взрослым они нравились: помню, не раз замечал, как взрослые, подталкивая друг друга локтями, указывали на них и расплывались в сентиментальных улыбках. Им это казалось милым и невинным зрелищем. На деле невинной стороной здесь были взрослые; я один знал — ибо Чарлсворт доверился мне, — что он проводил бессонные ночи, потея от вожделения, когда облик Аннет овладевал его воображением.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Разумеется, все впустую. Он ничего не добился, кроме позволения трусить за ней вместе с псевдокотом и демонстрировать рабскую преданность, — у зверя было слишком много самоуважения, чтобы с ним соперничать. Этим летом Чарлсворт изображал законченного идиота.

Изредка он, неуверенно улыбаясь, показывался на нашем наблюдательном пункте. Наверное, в эти дни Аннет занималась своей прической. Он мог постукивать кулаком по моему бицепсу, называть меня «старик», пытаться вести себя так, будто ничего не случилось, — как делал и я. Но проходили часы, он становился беспокоен, и я ловил его искательный взгляд — поверх кустарников, в сторону города. Он надеялся, что Аннет поспешит сюда, но это случалось редко. Оглушительный грохот посадки оказался слишком болезненным для ее чувствительных нервов.