Запечатанное письмо - Эмма Донохью

Открыв дверь своим ключом, она напугала в холле Джонсон. Побледневшая горничная смотрела на нее словно на привидение.

Фидо не нашла в себе сил для объяснений. Да и зачем заводить слуг, если ты обязан с ними объясняться?

— Я буду у себя в кабинете, — хрипло сказала она.

— Да, мадам.

Она откашляла в тазик желтовато-коричневую массу и выпила два стакана воды. На столе аккуратная стопка непрочитанных номеров «Таймс». Она содрогнулась при их виде. Затем приняла решение покончить с этим, так как вряд ли этот день принесет что-нибудь хуже того, что уже произошло.

Первый судебный отчет, который она нашла в номере от 9 октября, вызвал у нее головокружение, когда она читала о ярко обрисованных героях дела: безрассудной миссис Кодрингтон, заслуживающем сочувствия адмирале, сменивших друг друга дерзких любовников — Милдмее и Андерсоне. Затем на сцену вышла подруга жены, таинственная мисс Фейтфул. (Ее представили как компаньонку Хелен, будто она была какой-то приживалкой, работающей ради крова и хлеба все три года, которые она провела на Экклестон-сквер.) Фидо страдальчески поморщилась, читая о встречах Хелен и Андерсона в ее доме. Как она могла поверить уверениям Хелен, что та хочет постепенно порвать с ним отношения? «По словам мистера Боувила, пропавшая свидетельница соответчицы — мисс Эмили Фейтфул — играла в этой интриге постыдную роль посредницы, пособницы, одним словом, сводницы!» Она старалась не думать о родителях, братьях и сестрах, читающих эти строки, но тщетно.

Но когда она нашла в номере от 10 октября, что суд принял решение не отзывать письменное показание под присягой, которое взял у нее Фью, на нее напала нервная дрожь. Адвокат истца высмеял саму мысль, что его клиент мог приставать к молодой женщине, которая «не слыла красавицей». Фидо вытерла слезы — постыдное самолюбие, укорила она себя — и стала читать дальше. «Предоставляю судить жюри, какую тень бросает исчезновение мисс Фейтфул на правдивость ее показаний».

Она пробежала глазами колонки статей, отыскивая свое имя. Вот еще: странно искаженная версия лета 1857 года, когда она покинула дом на Экклестон-сквер. «Пагубное влияние мисс Фейтфул… страстное чувство его жены к этой особе вызвало у нее охлаждение к мужу. Он доверил бумаге свои размышления о роли мисс Фейтфул в этом кризисе и причинах ее удаления из дома — каковой документ запечатан и передан им в руки его брата». Дальше следовала перебранка адвокатов по поводу статуса и значения «запечатанного письма».

Фидо потерла висок, где судорожно билась жилка. Она никогда не слышала об этом письме. Когда Гарри предложил ей вернуться домой в Суррей… она помнит его тон, почтительный, добрый и даже смущенный. Почему ему вздумалось записать это для памяти? Разве без этой записи он мог забыть то, что происходило у него в голове?

Следовательно, в качестве доказательства? Доказательства чего? Медленно, с трудом сознание ее отделяло шелуху от зерна.

Она снова перевела взгляд на газету. «Страстное чувство его жены к этой особе вызвало у нее охлаждение к мужу». Фидо остановилась на этой фразе, перечитала ее раз, затем снова.

«Боже милостивый!»

Да, именно в качестве доказательства его подозрений. Никто не назвал, что именно он подозревал, ни в суде, ни в газете. (Подобные вещи не каждый решится назвать вслух, даже в эти времена вседозволенности.) Умный поймет. Те же, кто не понимает, даже не заметят, что они что-то упустили; остальные поймут все с первого слова. «Запечатано».

У нее закружилась голова, к горлу подступила тошнота. Она уцепилась за стол, будто находилась в лодке, застигнутой жестоким штормом.

Глава 14

ПРЕЗРЕНИЕ

(сильное чувство неуважения или антипатии; сознательное игнорирование власти; поступок в расчете препятствовать суду, наказуемый штрафом или тюремным заключением)

Мужчина, который стремится жить только умом, будет таким же чудовищным отклонением от нормы, как женщина, живущая только сердцем… У мужчин так же нет монопольного права на работу, как у женщин — на рыдания.

На следующий день Гарри стоял на Лэнгхэм-Плейс и рассматривал медную дощечку с надписью «Читальня для женщин». Это выглядело вполне безобидно, будто женщины приходят сюда почитать стихи или просмотреть французские журналы мод.

На его звонок дверь открыла невысокая женщина в очках, и он ожидал, что вид сурового морского офицера громадного роста заставит ее оробеть. Но она невозмутимо заметила, что он пришел слишком рано.

— Но вы не знаете, что привело меня сюда, мадам.

— О, простите. Я думала, вы пришли на собрание.

— На какое собрание?

— Что значит — какое? Общества социологических наук. Сегодня нам предстоит обсуждение результатов местных экзаменов в Кембридж. Хотя девушек недостаточно обучали математике, они блестяще сдали экзамены, — объяснила она пришепетывающим голосом. — Надеюсь, вы останетесь? Мы ожидаем графа Шафтсбери и миссис Фаусет.

Гарри отмахнулся.

— Вы… позволите узнать ваше имя?

— Мисс Левин, сэр, секретарь ОСОТРУЖ.

Название ему ничего не говорит.

— Я хотел бы поговорить с кем-нибудь о мисс Фейтфул.

— Ах да! Мы надеемся услышать о ней от ее друзей, — со смущенной улыбкой заметила секретарь. — Она не оставила адреса для связи, когда уехала путешествовать, что вызывает множество неудобств.

Гарри откашлялся. Какое ему дело до неудобств этой банды благодетельниц!

— Кто у вас здесь главный?

Мисс Левин растерянно поморгала.

Он порылся в памяти.

— Мисс Паркес здесь?

— Она наверху, — подтвердила секретарь. — Но я должна спросить…

Когда наконец Гарри провели в кабинет, удивительно красивая леди в сером платье без корсета крепко пожала ему руку. Даже стоя, она была едва вполовину его роста, но он сразу почувствовал в ней властную натуру.

— Благодарю вас за прием, — сказал он, с трудом заставляя себя быть вежливым.

— Я, конечно, узнала ваше имя, — призналась Бесси Паркес.

— Теперь оно известно всей Англии, — с горечью заметил он.

— Присаживайтесь, адмирал. Примите мое искреннее сочувствие…

Он наклонил голову, испытывая к ней странную благодарность, и взял стул.

— Однако сразу должна сказать, что из-за вас пошли насмарку десять лет нашей работы!

Гарри поморщился.

— Я не назвал имя вашей коллеги в своем заявлении. Это она решила выступить на стороне моей жены, нагромоздив обо мне горы чудовищной лжи. И сейчас я вынужден просить, чтобы мне сказали, где она находится, чтобы она лично выступила в суде.

Она спокойно прервала его:

— Вероятно, вы удивитесь, если я скажу, что сейчас мисс Фейтфул значительно сократила свое участие в работе нашей организации.

И он действительно был очень удивлен.

— Хотя прежде она была одной из самых активных деятельниц, некоторое время назад она предпочла идти своим путем, — с сожалением заметила мисс Паркес. — На мой взгляд, ее больше интересует коммерция, а не реформа. Недавно она основала свой собственный журнал, не имеющий абсолютно никакого отношения к животрепещущим проблемам общественной жизни. Поэтому мне пришлось аннулировать контракт с «Виктория-пресс» на издание «Журнала английской женщины».

Гарри возмутился:

— Неужели вы думаете, что меня хоть сколько-нибудь интересует ваш журнал?

Твердый взгляд маленькой женщины пригвоздил его к сиденью. Она встала, словно собираясь указать ему на дверь.

— Простите, мисс Паркес. Я нахожусь в состоянии сильнейшего волнения. — Он стиснул руки, чтобы скрыть их дрожь.

— Я понимаю, — холодно сказала она и снова села. — Я подробно рассказала об этом только для того, чтобы убедить вас, что никто из нас не имеет представления о месте, где укрывается мисс Фейтфул. Она даже не соблаговолила поставить нас в известность о своем отъезде.

Не столько слова, сколько суровый тон убедил Гарри в ее искренности.

— Признаться, я ожидал совершенно иного, когда шел сюда, — доверительно произнес он.

Мисс Паркес слегка покраснела.

— Что? Вы думали, что ее преданные единомышленницы встретят вас в штыки? — Нерешительно помолчав, она продолжила: — Полагаю, адмирал, вам известно, каково служить с товарищем, поведение которого заставило вас изменить о нем свое мнение.

— Не скрою, приходилось плавать с парнями, которых я был бы рад увидеть смытыми волной за борт.

Леди тонко усмехнулась. Гарри с удивлением отметил, что получает удовольствие от разговора. За последнее время помимо Уильяма он ни с кем не разговаривал, если не считать адвокатов, которым он платил.

— В Эмили Фейтфул есть нечто весьма болезненное, странность, которая, как я надеялась, со временем, когда она возмужает, пройдет, но все произошло наоборот, — сказала она, глядя прямо перед собой. — Могу я быть с вами вполне откровенной?