Белладонна - Карен Молинэ

Этот-то хруст шагов и вселяет в пленника наибольший ужас, леденит душу сильнее, чем внезапное прикосновение холодных пальцев призрака. Хруст гравия да глухой стук толстой деревянной двери, когда она захлопывается за спиной, да эхо шагов, стихающих вдали. Вокруг не остается ничего, кроме всепоглощающей тьмы. Может быть, где-то здесь, во тьме, скрывается небольшой сосуд с крышкой для отправления естественных надобностей. Может быть, где-то валяется заплесневелая корка хлеба. А может быть, и нет.

Крепких снов тебе, милый. Кто знает, когда еще мы зайдем проведать тебя?

Тогда-то и начинаются крики.

Нет, самые главные комнаты в Ла Фениче — это не праздничные, нарядно украшенные покои, полные роскошных даров. Главные комнаты неизвестны никому, кроме узкого круга посвященных, скрыты за потайными панелями в бывшем винном погребе. Собственно говоря, винный погреб и поныне там, в нем в идеальном порядке хранятся тысячи пыльных бутылок занесенного в каталоги вина. Ни один человек, спустившись в погреб за бутылкой «дикема» к десерту, не заподозрит, какие ужасы кроются за стеллажами с кларетом.

Казематы мы оборудовали по собственному скромному разумению. В них нет окон, откуда открывался бы вид на цветущие поля, только голые кирпичные стены, низкие потолки да кромешная темнота, запах сырости и отчаяния, наваливающийся на пленника даже прежде, чем за ним закроется дверь. Толстые деревянные двери с тяжелыми железными засовами и крошечным квадратным оконцем. И крюки на стенах, чтобы он не убежал.

Мы не говорим между собой о казематах. Хватит с нас того, что мы знаем: они существуют.

Вы наверняка успели заметить, что я опускаю множество нудных, утомительных подробностей нашего переезда. Достаточно сказать, что поездка в Виргинию сразу после Рождества была тяжелой. Белладонна угрюмо молчала, как и раньше бывало неделями; Брайони в ответ на замкнутость матери злилась и капризничала, без конца то одевала, то раздевала Сэма, и я уж начал бояться, что бедная кукла рассыпется на куски. Хотя девочке еще нет семи, она развита не по годам и на редкость проницательна. Она куда лучше всех нас, в том числе Маттео, умеет управляться с перепадами настроения своей матери. Меня беспокоит, что эта прелестная малышка намеренно стремится разделить бремя маминых страданий. Дети по натуре чрезвычайно щедры. Но все-таки я внимательно слежу за Брайони: как бы у нее не начали проявляться черты характера ее отца.

Мы все за этим следим. Только молча.

Брайони очень огорчится, когда узнает, что мы не вернемся в Нью-Йорк, что мы вырвали ее из привычного распорядка жизни и забрали из любимой школы. Пожалуй, надо было подготовить ее заранее, чтобы она успела попрощаться с подругами, но у Белладонны не было настроения заниматься этим. Впрочем, и всеми остальными делами тоже. Она подарила Джеку большое золотое кольцо с изящной резной буквой «Б», но почти ничего не сказала ему. Она вообще мало разговаривала после страшных ночных событий в темноте. У нас с ним состоялся долгий мучительный разговор, он обещал не терять контакта с нами. Я знаю, что сердце его разбито, но он переносит расставание стоически. Его героизм не уступает непреклонности Белладонны.

Я уже успел соскучиться по Джеку, но еще больше хочу, чтобы с нами был Маттео. Но на это надежды нет. Слишком эгоистично и несправедливо было бы желать, чтобы они переехали к нам завтра же. Пусть Маттео и Аннабет побудут вдвоем, подальше от наших чудачеств. Не мне винить моего дорогого старшего брата за то, что он хочет пожить вдали от нас. Нет, мы, конечно, народ замечательный. Но все-таки…

Проклятье. Слава Богу, хоть кто-то из моих близких радуется жизни.

Однажды, вскоре после нашего переезда, я нахожу Брайони под одним из громадных мраморных столов в салоне. Она заливается горькими слезами. На коленях у нее Сэм в ярко-розовом купальном костюмчике.

— Что стряслось? — осторожно спрашиваю я и пытаюсь взять ее на руки. Но она отталкивает меня, и я спешу позвать маму. Давно настало время поговорить с дочерью.

Белладонна подходит, садится под столом рядом с дочерью, обнимает ее и держит, пока рыдания не переходят в горестные всхлипы.

— Я хочу к Лягушонку, — говорит Брайони, размазывая по щекам слезы. — Хочу к Дромеди. Хочу к Будильничку. Хочу к собачкам. Хочу домой.

— Собачки должны остаться в Нью-Йорке, — ласково возражает Белладонна.

— Почему? — спрашивает Брайони. — Почему им нельзя приехать сюда с нами? Здесь всем хватит места.

— Конечно, милая, — отвечает мать. — Но есть много причин, почему мы их не взяли. Во-первых, Джек остался в городе совсем один, без нас, а без собачек ему станет скучно. Ты же не хочешь, чтобы он скучал, правда? — Брайони надувает губки, потом трясет головой. — И еще собаки должны охранять наш дом в Нью-Йорке. Они домашние собаки, привыкли жить в доме и не любят переезжать с места на место. Ты же не хочешь, чтобы они плакали каждую ночь, потому что скучают по дому? Собаки не умеют жаловаться, когда им плохо, только люди умеют. — Она глубоко вздыхает.

Брайони смотрит на маму, не зная, что сказать.

— Наши собаки знают только один дом — тот, к которому они привыкли, — продолжает Белладонна. — Боюсь, если они приедут сюда, то будут бегать по полям и в конце концов потеряются, и мы никогда их не найдем. — Она не говорит дочери, что наши ирландские волкодавы слишком знамениты. Даже здесь, в глухом уголке Виргинии, может оказаться человек, который слышал о клубе «Белладонна» и его прославленных четвероногих часовых.

— Я хочу домой, — опять плачет Брайони.

— Я тоже хочу домой, но придется нам пожить немного здесь, — говорит Белладонна. — У нас появятся новые друзья, ты пойдешь в новую школу…

Брайони начинает реветь во весь голос. Мне не в чем ее упрекнуть.

— Не хочу новых друзей, не хочу в новую школу! Хочу домой! — вопит она. — Я тебя ненавижу! — Она швыряет в Белладонну Сэма и выскакивает из салона, бежит к себе, бросается на кровать и захлебывается в рыданиях.

Белладонна смотрит на меня. Ее глаза помутнели от страха. После той сцены в подвале она до сих пор сама не своя. А может быть, наоборот — я боюсь признать, что она стала самой собой. Она хрупка, как сосулька, свисающая с крыши, и я с минуты на минуту жду, что она обломится.

— Принести его? — спрашиваю я. Она подбирает Сэма и кивает. Я спешу в буфетную, где Бьянка держит сюрприз для Брайони.

Мы с Белладонной вместе поднимаемся наверх и идем в спальню к Брайони. Она все еще всхлипывает. Белладонна ложится на кровать рядом с ней, и Брайони пытается ее спихнуть.

— Послушай, милая, я поступила плохо, что не рассказала тебе заранее о нашем переезде, — говорит Белладонна. — Мне не хотелось расстраивать тебя перед Рождеством. Но, надеюсь, вскоре все мы привыкнем жить здесь. Тут живет много детей, с которыми ты сможешь играть, здесь чище и гораздо лучше, чем в Нью-Йорке. Ты меня простишь?

— Нет, — выдавливает Брайони и прячет лицо в подушки. — Мне нравится в Нью-Йорке. Терпеть не могу Виргинию.

— Я не корю тебя за то, что тебе нравится Нью-Йорк, — говорит Белладонна, немного помолчав. — Мне там тоже очень нравится, как и тебе. Но мы когда угодно можем вернуться туда в гости. Может быть, через несколько лет мы переедем жить обратно. Поживем — увидим. А пока что у меня есть для тебя подарок. Надеюсь, он немножко развеселит тебя. Хочешь посмотреть?

— Нет. Не хочу, — отвечает Брайони, глубже зарываясь в подушки. — Уходи.

— Но ты ему нужна, — говорит Белладонна.

Проходит несколько минут, и любопытство в Брайони пересиливает обиду. Она садится на кровати.

— Вот, — говорит Белладонна. — Смотри, он твой. Его зовут Базилико.

Базилико — это крошечный щенок длинношерстной таксы. Мы назвали его итальянским словом, означающим базилик. Он невероятно забавен — толстенькая лохматая колбаска на коротких лапках. Интересно посмотреть, что сделают наши ищейки, когда увидят это существо.

— Его мама заболела и не может ухаживать за ним, — поясняет Белладонна. — Поэтому ему очень нужна ты. Мы сделали ему маленькую кроватку, и он сможет спать здесь. Тогда ему не будет одиноко. Хочешь ухаживать за ним?

Брайони берет на руки маленький верткий комочек, и он мгновенно слизывает с ее лица все слезы.

— Он мой? Только мой? — спрашивает девочка, не веря своему счастью.

— Да, твой. А на следующей неделе у нас будет еще больше собак. Они станут охранять наш дом. — Белладонна вытирает дочке глаза и нос. — Понимаешь, я не хочу сказать, что из-за новых собак ты должна забыть Дромеди, Лягушонка и Будильничка. В тебе много любви, ее хватит на всех собак.

— Они тоже будут ирландские волкодавы? — спрашивает Брайони.

— Нет, это будет другая порода, называется неаполитанские мастифы. Можешь выбрать троих из помета, который родился пару недель назад. Щенки очень симпатичные, а когда вырастут, станут огромными слюнявыми псами. — И легко обучаемыми. — А теперь давай придумывать новым щенкам самые лучшие имена. Томазино сходит и принесет твою книжку про созвездия, и мы поищем, какие тебе понравятся. Ладно?