Блог «Серп и молот» 2017–2018 - Петр Григорьевич Балаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А кардиолог Лукомский еще долго жил. Это невропатологи про инфаркт языки распускали, а кардиолог молчал, как рыба. И потому долго прожил.
Берия…
27 января, 2018 https://p-balaev.livejournal.com/2018/01/27/
…Вам нравится кинофильм «Место встречи изменить нельзя» и повесть братьев Вайнеров «Эра милосердия», по которой он снят? Немного подловатенькие они, особенно фильм. Недаром, любимым героем публики стал персонаж Глеб Жеглов, персонаж далеко не однозначный.
К Владимиру Высоцкому я отношусь далеко не однозначно. Не фанат его. Несколько его песен и стихов мне очень нравятся. Но основная часть его творчества — запредельной пошлости блатняк. Но актер — великий. И Жеглова сыграл с такими тонкими нюансами. Вы вглядись в этого персонажа — личность отвратительнейшая именно в исполнении Высоцкого. Несмотря на показушную благородность, как в ситуации с украденными у соседки карточками. Как его публика восприняла — проблема серьезная, но не по теме этой книги.
Но не это главное. Конечно, о реальной жизни по кинофильмам любят судить члены секты «Суть времени», но, тем не менее, отголоски эпохи уловить можно. А эти отголоски, если быть внимательным, очень интересные в плане характеристики эпохи.
Вот Манька Облигация. Мелкая шалава. «Волчина позорный!» — это она Жеглову на допросе, начальнику отдела по борьбе с бандитизмом МУРа. Должность похлеще какого-нибудь начальника РУБОПа. Вообще уголовники как-то непривычно для нас перед милиционерами себя ведут. Валяют ваньку, ломаются, кривляются, оскорбляют даже не краснея. И всё им сходит с рук. С ними интеллигентно беседуют.
Только что взятый после погони и перестрелки Фокс в кабинете Шарапова бросается на опера. Шарапов вызывает сопровождающего милиционера и Фокса просто уводят. Даже ни разу не влупив по почкам.
Какой-то либерализм гнилой. Сейчас бы этот Фокс после такого фортеля долго мочился в парашу кровью.
Но это — кино, конечно. Кино про милицию 1945 года.
А вот есть мемуары генерала Горбатова. Незадолго до войны этот герой пострадал от режима. Посидел в лагере. То есть воробьем был стрелянным и птицей пуганной. Но идет война, он командует целой армией и выписывает себе в армию жену, с ней на глазах у подчиненных живет в условиях фронта семейной жизнью и даже не беспокоится, что подумает об этой ситуации товарищ Сталин, которого Горбатов в своей книге костерил кровожадным тираном.
Вряд ли товарищ Сталин был согласен с генералом в плане, что рядовому пехоты на войне жена не полагается, а командарму — можно. Командарм же — должность серьезная, ему нужен комфорт, уют и теплая постель под боком у любимой женщины, чтобы эффективнее армией командовать. Так что ли? И уж сам Горбатов должен был опасаться, что особисты и политработники армии могут наверх стукануть о его семейной жизни во время героической борьбы с фашизмом. Но даже не чесался. Плевать ему было, что об этом товарищ Сталин подумает. Да и на командующего фронтом Рокоссовского, которому он подчинялся, и который не догадался себе жену выписать, тоже было плевать.
И это пуганный ГУЛАГом! Более того, пуганная птица Горбатов приехавшей к нему делегации шахтеров взял и отдал лесоматериалы из госрезерва. Распоряжаться этими лесоматериалами Горбатов не имел права, но ему показалось, что они нужнее всего шахтерам. Вот ему так показалось. За такое вообще-то положено так дать по голове, чтобы генеральская фуражка слетела, но отделался он только переданным ему мнением товарища Сталина: «Горбатова могила исправит».
Похоже, что и в ГУЛАГе пугать не умели, и сам товарищ Сталин гнилым либерализмом страдал.
Ладно. Это генерал. Командующий армией. Но вот еще один свидетель сталинской страшенной тирании — Санек Солженицын.
Какой-то лейтенантик всего лишь. Командир батареи звуковой разведки. Ему до генерала — еще две Европы завоевать нужно было. Но и он выписал себе на фронт жену! И она несколько недель жила у него на батарее.
Больше того. Горбатов мог свою жену кормить из генеральского жалованья и большого генеральского пайка. А Санек? Только за счет продуктового довольствия личного состава батареи. Жена Солженицына нахально объедала солдат звуковой батареи. Это же банальное воровство. И плевать. Санёк никого не боялся.
А это фронт. Вокруг шныряют особисты. Замполиты блюдут за моральным обликом. А плевать!
И во время «ежовщины», когда по данным Земскова и Хрущева, было перебито 700 тысяч народа, а по данным того же Солженицына — миллионов полтораста, Санёк уже был студентом. В сознательном возрасте парнем. Должен был этим террором напугаться и потом долго бояться. Но нет. Зная, что его письма особисты обязательно будут вскрывать и читать, пишет в них всякую «контрреволюцию», не боясь, что попадет в ужасный ГУЛАГ, где за плохую работу зэков заставляют самосжигаться в кострах.
В конце концов, Санька арестовывают особисты. Допрашивают и отправляют в тыл. Там уже в тюрьме совсем окончательно допрашивают и отправляют в ГУЛАГ страдать на каторжной работе.
И за всё это время, от ареста до ГУЛАГа, никто из следователей ни разу не вмазал Саньку, так хитроумно отмазавшегося от фронта перед штурмом Кенигсберга, по наглой морде!
Как нам описывали, генералов… да что там генералов! — маршалов следаки на допросах сапогами били так, что у них и глаза из орбит выкатывались. Блюхера забили!
Но какого-то лейтенантика то ли стеснялись лупить, то ли опасались.
Все-таки — это мелкая ерунда. И Солженицын, и Горбатов.
Знаменитый Приказ № 227 «Ни шагу назад!». Больше года идет страшная война. Фронт катится к Волге. Сталин подписывает приказ, которым и сегодня некоторые персонажи
