Падение - Альбина Андерсон

— А Леша работает в полиции, — возразила ему Муся.

Лосев громко захохотал.

— Мы все работаем в полиции. — Он показал на вторую машину, едущую за ними. — А Леша и Гриша — редиски. И если не станут хорошими людьми, сильно пожалеют.

Он разговаривал с ними как с маленькими.

— Как я люблю вас! У вас есть покурить? — воскликнула Муся.

Лосев игриво подмигнул ей и протянул пачку.

Теперь Муся спит. Чтобы не мешать ей, Кира тихо поднимается и спускается по лестнице в гостиную. Пусть хоть подруга поспит, если ей спится. В квартире тихо, только в огромное окно светят голубые в сиреневом небе звезды. Горестные мысли не отпускают Киру. Что ее ждет, когда вернется Туровцын? В голове у нее всплывает их телефонный разговор.

— Ты обещаешь?

— Да.

— Обещаешь?

— Да.

Обещаешь? Обещаешь? Обещаешь?

Неужели ей придется подчиниться этому человеку? Он далеко не великодушен. Воспользовался ее отчаянием и вынудил согласиться. У нее не было выхода, нет его и сейчас. Из квартиры их не выпускают. И все эти охранники которые меняются за дверью и приходят с продуктами и сигаретами для Муси, знают зачем она здесь. Неужели ей придется это сделать? Она содрогается, представляя как Туровцын касается ее своими крупными, твердыми пальцами, а на манжете рукава сверкает голова пантеры. Пентхаус находится на двадцать восьмом этаже, за окнами гостиной расстилается Москва. Ночь ясная и на многие километры город сияет огнями. Сияет не для Киры. Ты еще здесь голубушка? — говорит он ей. — Напрасно-напрасно, не жди ничего хорошего. Там, среди этих огней живет Глеб. Если можно было бы увидеть его хотя бы на несколько секунд! Заглянуть в окно. Что он делает? С кем он? Несмотря ни на что, сердце ее изнывает по нему. Сможет ли она простить его? Простить за что? За не любовь? Он же не виноват, что не любит ее. Но тогда зачем же было все? Зачем он дал ей надежду? Кира останавливается глазами на дверях, ведущих на огромную, открытую террасу и застывает от ужаса. Снаружи к стеклу прилип человек, он пытается рассмотреть внутренность комнаты. Она резко вскакивает и включает свет. Фигура за стеклом разводит руки и смешно приседает. Это Зигги!

— Привет! — буднично говорит он, после того как она открыла для него двери.

— Привет.

Кажется она привыкает удивляться. Он похлопывает себя по телу и ногам. Нос у него красный, а руки белые.

— Чертовски холодно на улице. Жуткий все таки у нас климат, правда?

Ворот его свитера обледенел от дыхания.

— В такую погоду без термобелья шляются одни придурки. Я придурок, — объясняет он.

Кира поражена, как он мог попасть на террасу? Ведь квартира находится так высоко? Пару часов назад там курила Муся. Облокотившись о перила, подруга смотрела вниз и Кира не могла дождаться, когда она зайдет обратно в комнату.

— Может чаю? Согреешься, — предлагает она.

— Очень кстати!

Кира ведет его в огромную кухню. Посреди нее стоит стол-остров с высокими табуретами. Зигги вскакивает на один из них и оттолкнувшись от гранитной столешницы, долго на нем вращается. Кира видит то бледное лицо, то давно не стриженный затылок. Она включает чайник. Стул замедляет свое вращение и Зигги приезжает к Кире лицом.

— Странно, — говорит он.

— Что?

— Ты не задаешь вопросов.

— У меня их нет, — говорит Кира и отводит глаза.

Она сильно волнуется, ее руки все время что-то двигают по столу. Чашку, сахарницу, кухонное полотенце.

Зигги внимательно за ней наблюдает.

— Ты боишься узнать, я понимаю.

— Я не боюсь. Просто не хочу, и все.

— В мире много странных вещей, Кира. Но если ты закроешь глаза, уши, запретишь себе о них думать, они не исчезнут, правда? Можно притворится что их нет, но они есть.

Она молчит.

— Видел Тайку, она обижена, ты не поцеловала ее на прощанье. Это было смешно, я давно не видел ее такой беспомощной.

— Я это сделала, потому что боялась что она разобьется!

— Сразу видно когда ты врешь, у тебя так лицо сделано. Не лги хотя бы себе. Ты боялась что она прыгнет, и ты узнаешь правду, которая перевернет твою жизнь с ног на голову. Все что сейчас вокруг тебя, тебе уже понятно. Как почти сложенный пазл, общая картинка вроде бы есть. Ты хочешь закончить его, добавив пару последних фрагментов, но вдруг обнаруживаешь, что они не подходят. Не те углы и линии, да и раскрашены они по другому. Тебе досадно, столько времени ты думала что вот он какой! Но на самом-то деле его нет, до конца он не сложен. Из упрямства и страха ты делаешь вид, что так и должно быть. Не хватает и пусть, так проживу! Я много видел, поверь, долго ты не продержишься. Мозги начнут плавиться, ты уже мучаешься, я вижу. Мой тебе совет — забудь о старой картинке и начни все снова. Придется найти тысячи других фрагментов, которые идеально лягут к тем двум чужеродным, потому что только они и есть настоящие.

Чайник зашумел и щелкнул.

— Не бойся странного. Странное не значит плохое. Все в жизни странно, если позволить себе задуматься. Однажды ночью, когда мне было двенадцать, я проснулся и не спал целую неделю от мысли, что мы как и гусеницы имеем две главные дырки. Рот и задницу. Что мы как и они поглощаем, перерабатываем и выделяем. Я думал об этом, и мне хотелось умереть. Это долго мучило меня, но потом я привык, — он смеется, склоняется к ней и шепчет: Я стал принимать мир таким, какой он есть…Очень странным.

— Значит все правда? — спрашивает Кира.

— Да.

Она качает головой. У нее измученный, подавленный вид.

— Ты же знаешь, что люди могут быть другого цвета кожи. Например черного. Их гены позаботились о том, чтобы иметь необходимый пигмент для жизни под палящим солнцем. У них может быть другой разрез глаз, потому что он защищает эту вылезшую часть мозга от песчанных бурь или холода в степях. Большие носовые пазухи, чтобы охлаждать раскаленный воздух пустынь…Почему же ты не веришь в то, что некоторые люди могут левитировать? Они должны были приспосабливаться к среде. В суровых условиях, на отвесных скалах выживали только лучшие. Случайные мутации, если они шли на пользу виду, сразу закреплялись генетически…Естественный отбор. Ты просто боишься узнать правду. Если ты не веришь, спроси меня как я оказался на этой терассе. Неужели тебе не интересно?

Кира нервно мнет пакетик с чаем. Тонкий фильтр рвется под ее быстрыми пальцами. Черные крупинки рассыпаются по столу. Она долго молчит.

— Я прыгнул сюда с крыши вон того дома.

Кира смотрит в окно. Дом, на который показал Зигги стоит на значительном расстоянии, от него до терассы Туровцына метров сто. Кира склоняет голову к чайнику. Берет новый пакетик и когда опускает его в чашку, у нее дрожат пальцы.