Гарем - Патриция Грассо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ты о нем печешься?
— Если Форжер виновен, пусть умрет! Он удовлетворился ее ответом. Неважно, так ли она думала на самом деле.
— Ты одобряешь месть?
— Я бы отомстила за смерть отца, если б смогла. Халиду не хотелось, чтобы ее мысли вновь вернулись к тому, как погиб ее отец.
— Почему ты была так враждебна к Михриме?
— Это она была враждебно настроена. С самого начала.
— Нет, Дикий Цветок, — возразил Халид. — Едва ты вошла в комнату, я ощутил в тебе злобу. Хотел бы я знать, что у тебя на сердце.
— А я не желаю ранить твои чувства.
Он поцеловал ее в лоб и заглянул ей в глаза. Халид мог вполне утонуть в зеленых глубинах озер, такими были ее глаза.
— Ты оберегаешь мои чувства? — спросил он тихо.
— Да, именно так я и сказала.
— Там, где замешана моя мать, мои чувства никак т. будут затронуты. Я обещаю.
— В ночь моего бегства я пробиралась по саду. Услышав голоса, я спряталась за кустом. Проходя мимо, твоя мать очень плохо отзывалась о тебе.
— Как?
— Неважно. Каждый ребенок имеет право на беззаветную любовь матери. Я не могу уважать женщину, которая говорит плохое о своем сыне.
Тронутый ее сочувствием, Халид наклонился, и их губы слились. Долгим был этот поцелуй.
Вошедший в спальню с подносом Омар обнаружил комнату пустой. Поставив поднос на стол, он приблизился к двери, чтобы позвать молодоженов к ужину. То, что он увидел, наполнило его сердце радостью. Принц и его жена застыли в объятиях друг друга, и действительно могло показаться, что некая волшебная сила превратила их в единое существо.
Омар заулыбался до ушей и бесшумно попятился. Поднос он решил оставить на столе. Удовлетворенный мужчина обычно потом ощущает голод. А то, что еда остынет к тому времени, не имело значения.
«Благодарю тебя, аллах!» — едва слышно прошептал Омар и покинул спальню.
14
Пылающее солнце стояло в зените, на небе ни облачка. Всем было жарко, но среда самый оживленный деловой день и для мусульман, и для христиан, и для иудеев, обитающих в Стамбуле. Неугомонные толпы с раннего утра заполнили кривые, мощенные булыжником улочки. Из общего гула выделялись истошные крики разносчиков, торгующих всякой снедью — жареной рыбой, шашлыками, лепешками и питьевой водой.
Халид и Малик с трудом пробирались на лошадях через людской муравейник. Они держали путь в Бейоглы, пристанище европейских купцов. За ними следовали Абдулла, Рашид и отряд из десяти воинов.
Мужчины, женщины и дети таращились в испуге на принца и его окружение. При виде Меча Аллаха, по чьему приказу совершались массовые убийства, люди пытались отвести зло, которое исходило от него. Христиане крестились. Евреи отворачивали головы и возносили мысленно молитву своему Ягве. Мусульмане трогали перстами голубые бусы, оберегающие от дурного глаза. Все матери, независимо от веры, крепче прижимали своих детишек к себе.
— Ты вызываешь переполох среди жителей нашей славной столицы, — отметил Малик.
Халид молча пожал плечами. Он смотрел прямо перед собой, не замечая толпы, освобождающей путь его коню.
— Меньше хмурься, и люди не будут тебя так бояться, — посоветовал Малик.
— Страх полезен. Они слышали обо мне легенды, видят шрам, и у них уже поджилки трясутся. Я могу, и пальцем не шевельнув, разогнать любых мятежников.
— Не все так уж напуганы. Дикий Цветок, например, ни разу не спасовала перед тобой.
Халид смолчал, но принял еще более грозный вид.
— Неужто я наступил на чью-то мозоль? Прости, я не хотел. Скажу тебе в утешение. И в раю случаются неприятности. Провел ли ты бессонную ночь, слушая свару между матушкой твоей и женой?
— Придержи язык! — зарычал на друга Халид.
— Ты устал, потому у тебя дурное настроение.
— К твоему сведению, жена изводит меня, — страдальчески произнес принц.
— Что?! Пес Султана, самый грозный человек в империи, доведен до крайности робким созданием?
— Она настаивает, чтобы я повторил свои брачные клятвы в присутствии христианского священника, — пожаловался Халид. — Прошлой ночью она получила полное удовлетворение в постели, а потом принялась рыдать. Она говорит, что не может ощущать себя по-настоящему замужней женщиной без благословения священника. Иначе она ничем не отличается от шлюхи.
— Эта проблема легко решаема. Пошли за священником.
— О чем ты говоришь? Чтобы племянник султана женился по христианскому обряду? Это же вызовет скандал.
— Никто не узнает. Все можно обстряпать тайком, — беспечно предложил Малик.
— Но я-то сам буду знать! Я сочту себя вероотступником. Кроме того, это все равно не даст мне мирного сна по ночам. Ее опять мучают ночные кошмары, и она будит меня криками.
— Может, свидание с Эйприл поможет делу?
— Сомневаюсь, — покачал головой Халид. — Увидев кузину, она начнет вспоминать Англию и все прочее.
— Тогда проводи ночи отдельно от жены.
— А кто будет ее успокаивать, когда она закричит во сне? Омар? Он годен только для массажа.
Малик постарался скрыть усмешку. Совершенно очевидно, что стрела Купидона глубоко засела в сердце принца и от нее все его мучения.
— Вот мы и на месте, — сказал он.
Шлюпка с его пиратского корабля и несколько матросов ждали их в укромной бухточке. Халид, Малик, Рашид и Абдулла забрались в шлюпку, которая тотчас направилась к судну, принадлежащему герцогу де Сассари. Воины из охраны остались на берегу.
Приблизившись к кораблю, шлюпка замерла на гладкой воде. Малик встал во весь рост и крикнул:
— Принц Халид просит разрешения взойти на борт! Прошло не менее пяти минут, пока на палубе не появился капитан и не приказал матросам спустить веревочный трап.
Друзья и двое их приближенных взобрались на палубу, оставив гребцов в шлюпке.
— Я капитан Малинари, — представился моряк. — Пожалуйста, следуйте за мной.
Халид, Малик и Абдулла спустились вниз вслед за капитаном. По распоряжению принца Рашид не покинул палубы. У двери салона остались Абдулла и капитан. Вошли только Халид и Малик.
В салоне герцог де Сассари распивал вино со своим гостем и приятелем графом Орсиони. Он поднялся из-за стола, приветливо улыбаясь.
— Принц Халид! Какой приятный сюрприз!
— Приятный? — осведомился принц с ответной улыбкой.
— Видеть вас всегда для меня удовольствие. — Герцог нервно подергал свой черный ус. — Пожалуйста, садитесь.
— Я предпочитаю постоять.
— Можно предложить вам бокал вина?
— Религия запрещает мне пить вино.
— О, конечно! Как я мог забыть? Позвольте представить вам графа Орсиони, моего дальнего родственника, жителя Пантеллерии.