Я убью тебя, милый - Юлия Шилова

Не знаю, каким Гришка был криминальным авторитетом, но как супруг он выше всяких похвал. Я люблю его больше жизни, люблю такой сумасшедшей любовью, на которую только способно мое отчаянное сердце.

Вот и сейчас я стою у плиты, пеку оладьи и любуюсь своим ненаглядным. Я просто балдею от его ухоженных седых волос, заметно поредевших в последнее время, от его обвисшего животика, обтянутого майкой с американским флагом на груди. Он стоит с газонокосилкой в руках и стрижет наш газон. Мне приятно, что он держит не пистолет, а обычную газонокосилку. Я улыбаюсь и считаю это самым большим в моей жизни достижением. Рядом с ним сидит второй Григорий, который давно уже превратился в огромного ротвейлера и обожает своих хозяев до безумия. А я стою на кухне и пеку пышные оладьи. Потому что Гришка, как ребенок, любит все печеное и сладкое. Он у меня такой невнимательный! Вот и сейчас стрижет газон, а в одном месте оставил не-достриженный кусочек. Сущее дитя, за ним всегда нужно следить.

Иногда я вспоминаю свой поселок, Верку, Кирилла и Макса. Я простила их всех и больше не держу на них зла, потому что, когда человек по-настоящему счастлив, ему хочется поделиться своим счастьем с остальными. Я нашла по газете одну фирму, которая занималась торговлей с Россией. В общем, я оплатила новенькие «жигули» и велела, чтобы их подогнали прямо к подъезду Макса, торжественно вручив ключи. Представляю, как он обрадовался, ведь он мечтал о них всю жизнь. А Верке я купила двухкомнатную квартиру в Москве. Она всегда хотела жить в столице, точно так же, как и я. Что ж, пусть живет, мне не жалко!

…Вот так я и стала волшебницей, пусть даже на короткий срок.

Гришка бросил газонокосилку, учуяв запах моих оладьев, и, как бык на красный свет, попер на кухню. Схватив оладью, он жадно засунул ее в рот, а я принялась его ругать. Терпеть не могу, когда кто-то таскает оладьи, не дождавшись завтрака!

— Ну подожди! — громко кричу я. — Их надо есть со сметаной. Подожди пару минут.

Гришка смеется и кидает вторую оладью ротвейлеру. Я хватаю полотенце и бегу за ними следом, ругая их обоих на чем свет стоит, а затем останавливаюсь и, задохнувшись от счастья, смотрю на Гришку.

— Дашуль, что случилось? — спрашивает он.

— Я давно хотела тебе сказать, что я беременна. Я рожу девочку, и мы назовем ее Таня.

Гришка берет меня на руки и как сумасшедший носится со мной по газону. «Странные все-таки люди, эти русские», — думают, наверное, наши соседи. Ну и пусть!

— Пусти, ненормальный! У меня оладьи сгорят! — кричу я.