Михаил Булгаков. Морфий. Женщины. Любовь - Варлен Стронгин

– Мы где-то встречались? – кокетливо заметил он.

– В «Кавказе». Я жена Михаила Афанасьевича Булгакова.

– Помню его. Белый офицер, но с литературными способностями, – заметил Слезкин. – Неужели он здесь остался?

– Его свалил возвратный тиф как раз во время отступления Белой армии. Он еле выжил.

– Я навещу его, – сказал Юрий Львович, доставая из кармана курительную трубку. – Смелый человек. Хотя журналисты – люди в общей массе зависимые, слабохарактерные и, я сказал бы, немужественные, а ваш супруг писал о положении в Совдепии едва ли не до последнего номера «Кавказа». Я и то, предчувствуя приход красных, опубликовал либеральную статью о новой России. Вы, конечно, знаете мою жену! – с гордостью произнес Слезкин. – Она в положении. Я не мог уехать и обрекать ее на неизвестность и лишения. А мужа вашего я навещу. Обязательно. Адрес возьму у кого-нибудь из бывшей редакции.

И Слезкин сдержал слово, хотя сам недавно переболел тифом. В своем дневнике он позднее вспоминал об этом: «По выздоровлении я узнал, что Булгаков болен паратифом. Тогда, еще едва держась на ногах, пошел к нему, чтобы ободрить его и что-нибудь придумать на будущее. Белые ушли – организовали ревком, мне поручили заведование Подотделом искусств. Булгакова я пригласил в качестве зав. литературной секцией. Это у него написано в «Записках на манжетах».

Обращаясь за помощью именно к Слезкину, Тася не очень-то обращала внимание на перемены в его творчестве. А между тем герой его одноактной пьесы «Пламя», шедшей в Москве, в Незлобинском театре, революционер Джуето Гамба, восклицал: «Народ! Слышишь, Народ! Ты свободен! Герцог убит! Месть свершилась! Пламя охватило землю! Ты свободен, Народ!» Тася понятия не имела об этой пьесе. Смущало, что должность ему дали большевики. Впрочем, по своего рода заслугам – он не ушел с Белой армией и еще до революции был известнейшим писателем. Город находился в руках большевиков, но еще с афишных столбов не были сдернуты старые объявления: «Продается хорошее офицерское седло желтой кожи. Справиться: Воронцовская, 5, квартира генерала Бек-Бузарова» или «Открыт оптовый коньячный склад исключительно фирмы Сараджева, марки О. С. и четыре звезды старого разлива».

Юрий Львович Слезкин внимательно вглядывался в признаки новой жизни, читал некоего Беридзе: «Мостовые, бульвар, тротуары как в истерике бьются толпой, в домах зажигают пожары электрически быстрой волной. Среди площади Кино-парма собирает желающих всех, однотонная прежде казарма тоже верит в улыбку и смех. На столбах «Коммунист» и летучки о собрании в девять часов, где не терпят неявной отлучки, дорожат большинством голосов. Грузовик ускоряет колеса, мотоциклы летят и свистят, в голове неотступность вопроса, в сердце бьется динамо-снаряд. Исполкомы, Чека и совдепы пляшут в небе пунцовым огнем, красным флагом собранья одеты, люди заняты ночью и днем». Но более всего Слезкина заинтересовали строчки глубокого и проницательного коллеги Георгия Евангулова: «Из города, взятого советскими войсками, стали прибывать беженцы. На вокзале толпы народа осаждали кассы. Поезда уходили переполненными. После взятия города большевиками отряды коммунистов, вооруженные до зубов, рассыпались по городу для охраны домов, живо сформировывая летучие лазареты».

Юрий Львович понял, что пришла новая власть, и надолго. Он, навестив Булгаковых, успокаивал супругов тем, что однажды, пока болел Миша, в городе была очередная смута. Работники ревкома вышли из помещения, где выступали, и были поражены, встретив начальника полиции, который для безопасности пришел проводить их домой. «Люди есть люди, – сказал Юрий Львович Тасе, – среди них встречаются всякие, но, в общем, их не надо бояться. В новую газету «Коммунист» мы, конечно, работать не пойдем, нам не простят, что мы печатались в «Кавказе», а в Подотдел искусств податься можно, там требуются знающие культуру и искусство люди».

«Коммунист» в статье «Полинявший генерал» сообщил о том, что Антон Иванович Деникин слезно умоляет Турцию и Азербайджан пропустить его войска через их границы. Это известие окончательно убедило Слезкина, что всю свою дальнейшую судьбу ему придется связать с советской властью. Он романтически любил жену, боготворил ее, поехал за ней во Владикавказ (а не прибыл туда с красными войсками, как утверждают булгаковеды), посвятил ей рассказ «Ситцевые колокольчики». Тася даже мысленно позавидовала его супруге Людмиле Башкиной: «Красивая женщина. Талантливая актриса. И самое главное – обожаема мужем». Решение остаться во Владикавказе Слезкин принял бесповоротно, хотя как блестящий писатель терял многое – популярность в России, знание коллизий жизни, которые мог описывать с прежним блеском. Новую жизнь он не знал, только опасливо приглядывался к ней и понимал, что шутки с нею, тем более противостояние ей могут закончиться для него и жены трагически. Ведь она тоже играла для белых и собирала пожертвования для Доброволии. Он скрывал от жены метания в своей душе, выплескивал их в строчках: «Тут на балкончике под лягушачий трезвон до утра просидеть можно. Лягушки, они, подлецы, как-то по-особенному самозабвенно поют, захлебываются от счастья. Соловьи так не умеют, красуются, донжуаны этакие, а лягушки всей душой, всем существом отдаются любви… Черт их знает, откуда у таких поганых существ безграничная страсть такая. Это – от Бога. Я-то вот, должно быть, и обижен этим – потому-то у меня все как-то криво и косо и никому не на радость сердечные мои истории. Случается же такое, что нерушимо – кончилось, быльем поросло, ветром следы занесло, а вот в один день – все снова, точно по волшебству, на старом месте, а опять дивуются глаза, бьется сердце, в душе кавардак, ничего не понимаешь, и спокойствие, так радовавшее только что, проваливается куда-то, и не знаешь – плакать тебе или смеяться».

Тася, конечно, в то время не знала об этих откровениях писателя, известнейшего до революции. Он состоял в родстве с Дмитрием Веневитиновым, Львом Толстым. Его роман «Ольга Орг» был переиздан более десяти раз, инсценирован в кинематографе, переведен за границей. Главная героиня так говорит о себе: «…У меня не было никаких идей, никакого желания работать… Я была как большинство из нас… Мы ничего не умеем… Нас балуют с детства, потом пошлют в гимназию, чтобы мы получили диплом и были как все… Мы не знаем, что с собою делать. Потом нас выкидывают на улицу или стараются выдать замуж… И вот у меня нет дороги, никогда не было…» Тася читала этот роман еще до замужества с Мишей и думала, что он написан о ней. Она мечтала о человеке, который поможет ей найти свою дорогу в жизни, и таким ей показался Булгаков – деятельный и неравнодушный, любящий ее, и настолько, что готов ради нее пойти на край света. Тасе хорошо было рядом с ним, и она забыла о мечте найти свое дело и место в жизни, считая, что заниматься семейными и хозяйственными делами – это и есть ее забота, ее призвание. Она забыла тревоги и разочарования в судьбе Ольги Орг и своей. Гражданская война захватила ее потоком неурядиц, забот, переживаний. Будущее виделось расплывчатым и неопределенным, она думала о том, как прожить следующий день, чем кормиться, и никогда даже не подозревала, что подаренное на свадьбу родителями кольцо спасет их молодую семью от голода.